Пятнадцать битых минут я старалась привлечь внимание подруги, укрывшись в соседних кустах. В мои планы не входило быть раньше времени опознанной сотрудниками «Балтики». Но Эванжелина о чем-то сосредоточенно размышляла, и я уже успела изобразить в своих кустах Ленина на броневике, припадочную старушку, робота под коротким замыканием, прежде чем она снизошла обратить на меня внимание. План — шедевр военного искусства — я изложила прямо в засаде. Он был элементарно гениален, как все, что рождалось в недрах моей светлой головы.
Эванжелина сейчас направится в кабинет, где работала Даша, и спросит юную сотрудницу, как можно купить домик в Альпах с целью использовать его две недели июля ежегодно (пресловутый таймшер). Я тем временем зайду к директору и попрошу его разрешения побеседовать с девушкой, которая раньше сидела с Дашей. Он, подозрительный хорек, захочет, чтобы мы беседовали в его присутствии, и временно изымет молодую красотку из обращения. Эванжелина решительной рукой отодвинет ящик Дашиного стола и заберет оттуда все, что обнаружит. Потом, сообразительные и неуловимые, мы скроемся.
Эванжелина ни на миг не усомнилась в законности моего предложения: она слепо доверяла мне, как двухнедельный котенок доверяет кошке, разбухшей от молока и нежности. Шеренгой по одному мы отправились грабить «Балтику».
План сработал четко. Директор, проныв пять минут, что видит меня в своем учреждении гораздо чаще, чем ему этого хотелось бы (я снесла столь бестактное заявление с терпеливой кротостью монашки, съевшей «Сникерс» и подвергнутой наложению епитимьи), и вызвал в кабинет Ирину. Девушка отвечала на вопросы односложно, но при упоминании о Даше оживилась и заулыбалась. Даша была ей приятна.
Когда иссякли все ресурсы для поддержания бесцельного диалога с Ириной, а Василий Эдуардович стал поглядывать на меня с откровенной ненавистью, я сдалась и покинула кабинет.
Эванжелина догнала меня за углом:
— Ух, чуть сердце не выпрыгнуло! Вот, смотри, это все, что я нашла.
Неиспользованные бланки каких-то предприятий, несколько таблиц со словами, различно используемыми в американском и британском вариантах английского языка, тетрадь с упражнениями и кассета со старой лентой от электронной машинки «Оливетти». Улов был более чем скромным.
Честно заслужившую вознаграждение Эванжелину я повезла в салон-парикмахерскую, где работала Елена.
Парикмахерская занимала первый этаж жилого дома на Ленинградском проспекте, и через огромные стекла можно было наблюдать за работой мастеров. Сразу было ясно, что это не то заведение, где ветхие простыни носят невыводимые пятна хны, а клиенту приходится самому мыть голову в темном закутке туалета и платить за шампунь отдельно.
Сантехника сверкала никелем, причесываемые дамы не отрывались от чтения красочных женских журналов, остриженные волосы моментально исчезали с арабского линолеума, воздух дышал ароматами дорогих духов. Стеклянные витрины были заставлены продукцией фирмы «Велла» — шампунями, краской, осветлителями, ополаскивателями, лаком, кремами, дезодорантами и прочей мишурой, которая заставляет простую женщину судорожно подсчитывать, не останется ли от скромной зарплаты резервной суммы, чтобы приобрести ничтожную часть этого великолепия и почувствовать себя в касте избранных.
Елена, в форменном халате, приветливо улыбнулась нам и жестом попросила подождать. Она ловко щелкала ножницами в доле миллиметра от мозжечка молодой посетительницы, которая наслаждалась своим отражением в большом зеркале. Смотреть на работу Лены доставляло удовольствие — уже чувствовался шик профессионализма.
— Платите, пожалуйста, в кассу, — сказала Лена, сбрызнув аккуратную головку клиентки суперсильным лаком. — Укладку, если хотите, можете делать у меня — я буду оставлять для вас определенное время.
Подойдя к нам и осведомившись о причине нашего визита, она привычным жестом обхватила руками Эванжелинину голову и стала ерошить волосы слева направо и справа налево, убирая челку, делая баки, хвостики и барханы. И во всех ипостасях моя подруга блистала красотой.
— Даже не знаю, — призналась наконец Елена. — Волосы прекрасны отличная структура, красивый цвет. Естественные блондинки, да еще с таким уникальным оттенком, сейчас практически не встречаются. Если хотите, я немного подстригу концы, накручу и уложу.
Эванжелина энергично закивала.
— А вы, Татьяна, — обратилась ко мне Лена, — не желаете? Вами я бы занялась основательно.
Я скисла. Куда ни придешь — сплошные оскорбления. То ребра у меня выпирают, то волосы плохие. Что за жизнь? Сегодня же ночью побрею Эванжелину и сделаю себе шиньон.
— У вас хорошие волосы, — услышала я, к своему удивлению, в следующий момент. — Послушные и ухоженные. Но давайте изменим цвет.
Первый раз в жизни моя скудная шевелюра удостоилась комплимента от парикмахера. Подозреваю, здесь было больше профессиональной выучки, чем искренности. Но как приятно!
С ловкостью иллюзиониста Елена достала откуда-то каталог красок «Велла», полистала страницы и указала на завитушку локона под трехзначным номером:
— Вот это будет в самый раз.
— А Даша тоже красила волосы? — неожиданно спросила я.
— Ну, немного, — ответила Лена. — На самом деле они у нее были не такими яркими. Вот ее оттенок.
Я достала из сумки Дашину фотографию и приложила к локону. Цвета совпадали.
— Я красила ее дома. Лидия Федоровна, вы не могли бы на минутку подойти к нам?
Молодая женщина, обесцвеченная до белизны первого снега, приблизилась и посмотрела на фотографию Даши, протянутую Леной.
— Лидия Федоровна, это та девочка, которая пропала.
Женщина покачала головой:
— Да, я обратила на нее внимание на вокзале, когда она тебя провожала. Прекрасные волосы. Никакого перманента не нужно. Главное, убеди ее, чтобы она не стриглась. Ах да, она же пропала. Какое несчастье…
Эванжелина получила свою порцию шампуня, бигуди и лака и быстренько нас покинула, оставив мне доллары, чтобы расплатиться. На меня Елена потратила гораздо больше времени, но результат превзошел самые дерзкие ожидания. Мой скромный скальп наконец-то попал в руки талантливого мастера.
— Лена, будущее за тобой, — восхищенно прошептала я, благоговейно изучая в зеркале преображенную Танечку М. Она была ослепительно хороша.
— В качестве парикмахера у меня нет будущего, — улыбнулась Лена, составляя флаконы на столе в аккуратную линию, — вы просто раньше ходили в плохие парикмахерские. Спросите Эванжелину. В Америке то, что мы делаем, считается обыкновенным средним уровнем. У нас в салоне по крайней мере пять человек на порядок опережают меня. Но и они не смогут выбраться отсюда. Но где же Максим? Он должен был подъехать уже двадцать минут назад!
Я предложила Лене прокатиться вместе. Она согласилась, но на подходе к автомобилю внезапно притормозила и смущенно взяла меня за руку:
— А можно я поведу? У меня с собой права…
Положив локоть на открытое окно, придерживая руль левой рукой и не снимая правой с рычага передач, Лена небрежно маневрировала между иномарок, плавно тормозила перед красным светофором — точно у линии «Стоп», смело ныряла в узкие зазоры между автобусами и обгоняла, обгоняла, обгоняла, успевая при этом посигналить пешеходу, помахать рукой знакомому и одновременно рассказывать мне, что права они с Дашей получили через два месяца после дня восемнадцатилетия, но Даша так и не научилась водить автомобиль, хотя у нее была возможность практиковаться на папочкином «мерседесе» или «вольво», а Лена спокойно гоняла на родительском «Москвиче» на картофельный участок еще в шестнадцать лет.
Я теряла дар речи после очередного крутого и эффектного виража. То же самое происходило и с многочисленными яблочно-банановыми продавцами, которые размахивали на тротуарах руками и звали нас остановиться.
