Но Лиза говорит – всё дело в недостаточной мотивации.
– Юля, а зачем тебе язык?
– Как зачем?! Английский – язык мирового общения. Его знают все. Кроме меня. И вообще, согласись, не очень-то современно в эпоху открытых границ не говорить ни на одном иностранном языке.
– Отлично можно жить, кстати. А ты собираешься в поездку?
– В июне поеду к подруге в Прагу.
– Там ты прекрасно обойдёшься без английского. В Чехии многие ещё помнят русский, да и с подругой ты наверняка будешь общаться не на английском.
– Это верно. Она русская.
– Вот видишь. Идём дальше. Нужен ли он тебе для работы?
– А как же!
Я представила, как общаюсь на великолепном английском с чиновниками из мэрии. Для выражения чувств мне вполне хватило бы одного-единственного глагола, широко используемого в американских фильмах. На прошлой неделе, когда я радостно заявилась в мэрию с вопросом, не пора ли моему бравому артиллеристу паковать чемоданы для переезда, мне спокойно разъяснили, что Иннокентию Михайловичу придётся ждать квартиру как минимум года три…
Три года… И это после того, как «Уральская звезда» (и я, в частности) раструбила на всю область о победе, одержанной в битве с бюрократами. Газета напечатала радостную статью, а по местному ТВ показали сюжет: принарядившийся Иннокентий Михайлович принимает из рук чиновника букет цветов и красивый сертификат.
Я наивно полагала, что дело сделано: после нескольких месяцев бумажной волокиты, отговорок и отказов удалось-таки встроить Иннокентия Михайловича в очередь. И значит к девятому мая он обязательно получит квартиру! Как же иначе? Артиллерист, командир батареи, вся грудь в орденах, три ранения, прошёл с боями Белоруссию, Польшу, добрался до Берлина и до рейхстага – неужели можно оставить восьмидесятивосьмилетнего ветерана без долгожданного (и обещанного правительством!) подарка в юбилейную, шестьдесят пятую годовщину Великой Победы?
Я рано радовалась. «Ах, ну что вы опять скандалите, Юлия Андреевна! Получит ваш старичок квартиру, обязательно получит. Но – в порядке очереди. Куда ж нам других ветеранов девать? Вы хотите через их головы перепрыгнуть…»
Сколько вреда от бюрократов! Чиновник любого калибра и нравственных качеств – это зло. Те, которые занимают высокие посты и загребают миллионные взятки бульдозерными ковшами, безусловно, аморальны и разваливают страну. Но и от тех, кто не берёт взяток, вреда не меньше: они до того въедливо чтут каждую букву несуразных, идиотских законов, что, как болотная трясина, способны поглотить любое хорошее начинание.
Бедный Иннокентий Михайлович. А он меня благодарил, называл «внученькой». Внучка подвела. Мы думали, что пришли к финишу, но, как выяснилось, впереди – новый марафон. Яркая звезда надежды сверкнула на небосклоне и скрылась за горизонтом. Наша победа обернулась бесславным поражением…
– Значит, и для работы язык тебе не нужен, – подвела итог Лиза.
– А?
– Юля, я говорю, что для работы английский язык тебе не нужен. Что дальше?
– Так-так-так… Я хочу понимать, о чём же поёт Демис Руссос! – выдвинула я новый аргумент.
– А кто это? – удивилась Лиза.
Лиза младше меня на девять лет. Внешне эта разница конечно же совершенно не заметна. Зато в общении ощутима. Для меня легендарная «From souvenirs to souvenirs» – как молитва. А Елизавета даже не подозревает, о чём идёт речь.
Я вспомнила, как наповал сразила как-то Нонну заявлением, что не знаю певицу Мари Лефоре и ни разу не слышала песни «Манчестер-Ливерпуль». Как выяснилось, эта была музыка, всё моё детство сопровождавшая прогноз погоды на центральном телевидении. Нонна тоже была старше на целое десятилетие…
– Если хочешь понять, о чём поют любимые певцы, достаточно скачать перевод из Интернета, – сказала Лиза.
– Мне надо знать, что написано на этикетках! – не сдалась я.
Как же убедить вредную девчонку, утверждающую, что у меня нет сильной мотивации, в обратном?
– Сейчас на любых этикетках обязательно пишут русский перевод!
Наконец, я выдвинула последний аргумент:
– Муж отлично знает французский и хорошо – английский. Свекровь и вовсе заливается соловьём. Моя мама способна двадцать минут без остановки распространяться на экономические темы, используя узкоспециальную лексику и блистая оксфордским произношением. И только я одна не могу связать двух слов. Мне стыдно. В прошлом году к свекрови приезжала в гости англичанка. Они болтали без умолку. А я молчала и глупо улыбалась!
– Понятно. Наконец-то мы докопались до истины, – кивнула Лиза. У неё на щеках очаровательные ямочки, а глаза волшебно сверкают. – Родственники высоко подняли планку. А ты не соответствуешь их уровню. Хочешь догнать мужа, свекровь и маму?
– Не очень-то весело чувствовать себя необразованным пеньком.
– Что ж, согласна, мотив достаточно сильный. Неутолённые амбиции способны подсыпать порох в пороховницы. Хотя, конечно, лучше бы иметь в качестве мотива жестокую жизненную необходимость. Если деваться некуда, английский учится на раз-два.
Я не останусь без работы и не умру с голоду, если вдруг так и не выучу язык. Однако представляю сочувственную усмешку свекрови: «Ах, Юля, далеко не у всех есть способности к иностранным языкам. Ты определённо не попала в число счастливчиков».
Ланочке – доказать, Никиту – растрогать, маму – порадовать.
Да, Марго будет несказанно рада. Я всю жизнь плетусь в арьергарде у собственной мамы, не в силах соответствовать её высоким стандартам. И вот оно, счастье: дочь взялась за ум, развивается…
– Но, знаешь, Лиза… У меня контузия. Обширная черепно-мозговая травма. Английские слова не задерживаются в моей голове.
– Не расстраивайся. Справимся. Кстати, а где твой знаменитый ежедневник?
– Потеряла.
– Ой! Какое несчастье! Он меня восхищал своими размерами. И из него столько всего торчало в разные стороны! Как же ты теперь?
– Ищу в магазинах нечто похожее.
– Значит, и карточки надо переделывать?
– Да, пишу новые.
