— Иногда лучше не знать.
Старшая Сеструха с лязгом захлопнула дверь в прошлое и повернула ключ в замке.
11
«АНДЕДУРЕС»
Назначили дату обжалования решения иммиграционной службы относительно Валентины. Внезапно отец осознал, что не такой уж он и беспомощный. Суд должен был пройти в апреле в Ноттингеме.
— Я не пойду, — сказал папа.
— Нет, пойдешь! — отрезала Валентина.
— Идь сама. Нашо мине ихать у Ноттингем?
— Дурень ты! Если ты не пойдешь, бюрократы з миграционки спросять: а де ваш муж? Чого вы без мужа?
— Скажи бюрократам, шо я больный. Скажи, шо я не захотив ихать.
Валентина посоветовалась с юристом в Питерборо. Тот сказал ей, что она сильно скомпрометирует себя, если ее муж не приедет, — разве только она представит доказательства его болезни.
— Ты больный на голову! — сказала Валентина отцу. — Од тебя одни неприятности. Одни самошедши розговоры та цьомкання. Тебе ж уже висемдесят чотыре года! Треба одвести тебя до врача!
— Я не больный! — сказал отец. — Я поэт и инженер. Между прочим, Валентина, ты должна помнить, шо усяки недалеки люди даже Ницше считали самошедшим. Мы сходим до доктора Фиггис. И она тебе скаже, шо я не больный на голову.
Деревенский врач — тихоголосая женщина, чуть-чуть до пенсии, — лечила мать и отца целых двадцать лет.
— Добре. Сходим до доктора Фиггис. И я розскажу доктору Фиггис про оральносекс, — сказала Валентина. — (Что-о? Оральный секс? Мой отец?)
— Не-не! Валя, почому ты должна усем об етом розсказувать? — (А мне об этом рассказывать можно!)
— Я розскажу ей, шо мой висемдесятчотырехлетний муж хоче заниматься оральносексом. Шо у него не стоить, а он хоче робить оральносекс. — (Умоляю тебя, папа, мне аж дурно стало.)
— Будь ласка, Валенька.
Валентина смягчилась. Но взамен они должны были пойти к другому доктору. Валентина и миссис Задчук запихнули отца в Дерьмовую Машину. Они так спешили попасть на прием, пока отец не передумал, что застегнули его пиджак не на те пуговицы и перепутали правый ботинок с левым. Вместо очков для дали на нем так и остались очки для близи, и поэтому все расплывалось у него перед глазами: струи дождя, работающие «дворники», запотевшие стекла и мелькавшие за ними заборы. Валентина сидела впереди и вела машину как попало — под стать самоучке, а миссис Задчук сидела сзади, тесно прижавшись к Николаю — на тот случай, если он надумает открыть дверь и выпрыгнуть. Так они и мчались по узким деревенским улочкам, разбрызгивая воду в лужах и вспугивая фазанов, которые разбегались как угорелые.
Они повезли его не к доктору Фиггис в местную поликлинику, а в соседнюю деревню, где находился ее филиал, укомплектованный другим персоналом. Ожидали увидеть индийца средних лет, но их приняла его заместительница. Доктор Поллок оказалась молодой, рыжеволосой и очень симпатичной женщиной. Отцу не хотелось обсуждать с ней свои проблемы. Он близоруко пялился на нее сквозь запотевшие очки для чтения и пытался незаметно переобуть ботинки. Говорила в основном Валентина. Она была уверена, что эта молодая женщина отнесется к ней с сочувствием, и обстоятельно рассказала о странном поведении отца — о его кашле, яблоках-«тосиба», монологах о тракторах и настойчивых сексуальных домогательствах. Доктор Поллок пристально посмотрела на отца, обратила внимание на перепутанные ботинки, вытаращенные глаза, неправильно застегнутый пиджак и задала ему несколько вопросов:
— Как долго вы находитесь в браке? Испытываете ли сексуальные проблемы? Почему пришли ко мне на прием?
На все вопросы отец отвечал: «Не знаю». Потом повернулся к Валентине и с мелодраматическим пафосом воскликнул:
— Потому шо она меня привела! Изверг рода человечеського!
Доктор Поллок отказалась писать в иммиграционную службу о том, что отец серьезно болен и не может присутствовать на суде. Но выписала ему направление к психиатру-консультанту в районную больницу Питерборо.
— От бачиш! — ликующе сказала Валентина. — Врачиха сказала, шо ты самошедший!
Отец промолчал. Он ждал совсем другого результата.
— Ты считаешь меня самошедшим, Надя? — спросил он меня на следующий день по телефону.
— Если честно, папа, она отчасти права. Жениться на Валентине мог только сумасшедший. Разве я тебе еще тогда об этом не сказала? — (А хотелось сказать: «Ха-ха! Я же тебе говорила!» Но я сдержалась.)
— Ну почому сразу самошедший? Ето була проста ошибка. Хто угодно може ошибиться.
— И то правда, — сказала я. Я все еще злилась на него, но в то же время жалела.
— Что это за история с оральным сексом? — спросила я Веру. Мы в очередной раз обменивались новостями. За последнее время мы успели подружиться.
— Эта гнусная идея могла прийти в голову только Маргаритке Задчук. Наверное, Валентина рассказала ей, что мы хотим аннулировать брак на основании неосуществления брачных отношений.
— Но неужели они…
— Прости, Надежда. Мне противно об этом говорить.
Но я все же выведала подробности у папы. Валентина поговорила со своей подругой Маргариткой Задчук, которая наплела ей с три короба. По ее словам, старая миссис Маевская была хитрой и бережливой бабой. Перед смертью скопила огромное состояние — сотни тысяч фунтов стерлингов. Все деньги спрятаны где-то в доме. Почему ж ее жлоб-муженек не отдаст их ей? Рассказывая мне об этом, жлоб-муженек прыскал со смеху. Пусть перероет хоть весь дом — не отыщет ни единого пенни.
Миссис Задчук научила Валентину новому выражению: «оральносекс». Оно очень популярно в Англии, сказала миссис Задчук. Встречается во всех английских газетах. Добрые украинцы не занимаются оральносексом. Жлоб-муженек слишком долго прожил в Англии, он читал английские газеты и нахватался английских представлений об оральносексе.
— Оральносекс — це дуже хорошо, — сказала миссис Задчук. — Уси знають, шо оральносекс — ето настоящи брачни отношения. Жлоб-муженек не зможе сказать, шо це не настоящи брачни отношения.
Миссис Задчук сообщила ей еще одну вещь: если она разведется со своим жадным, драчливым муженьком из-за оральносекса, то гарантированно получит половину его дома. Такой в Англии закон. Воодушевленная мечтами о невообразимом богатстве, Валентина заявила отцу:
— Сначала я получу паспортну визу, а потом подам на розвод. Когда розведусь, получу половину дома.
— Нашо так довго ждать? — спросил отец. — Мы й сами можем поделить дом. Ты из Станиславом будеш жить наверху, а я — унизу.
Теперь отец занялся черчением: план первого этажа, план второго, запирающиеся двери и новые проемы. Он покрывал листы миллиметровки мелкими неразборчивыми чертежами. С помощью соседей перенес свою кровать в заваленную яблоками гостиную — комнату, в которой умерла мама. Он сказал Вере, что ему тяжело подниматься по лестнице.
В комнате было холодно, но отец не хотел включать отопление из-за яблок. Он начал кашлять и сопеть, и Валентина, испугавшись, что отец умрет еще до оформления ее британской визы (так он сам сказал), отвела его к доктору Фиггис. Врач сказала, что отцу нужно спать в тепле. Его кровать перенесли в столовую и поставили рядом с кухней, где можно было круглые сутки оставлять котел центрального отопления включенным. Раньше эта комната была открытой, но отец попросил Майка поставить дверь —
