Среди плененных царственных женщин Дария ни одна не сразила Александра своей красотой, хотя все античные историки дают самые лестные оценки внешности принцесс. И все же им был оказан небывалый почет, потому что в старой матери Дария Александр увидел черты Олимпиады. В Сузах Александр оставил мать Дария вместе с ее семейством, он не решился подвергать их жизни опасностям нелегкого похода. Трогательная сцена прощания македонского царя с матерью его врага описана Курцием Руфом.
…Мать Дария и его детей он оставил в этом городе. При этом он велит передать Сисигамбис, к которой он относился с сыновним почтением и любовью, македонские одежды и пурпурную краску, присланные ему в большом количестве в подарок из Македонии, а также мастериц, их изготовивших. Он поручил сказать ей также, чтобы она, если одежда ей понравится, приучила своих внучек изготовлять подобные; он ведь дарит ей также мастериц, которые могут их научить этому. При этих словах у царицы выступили слезы, и она отклонила подарок, выдав тем свою обиду: ничто не кажется персидским женщинам столь обидным, как работа с шерстью.
Вручившие подарок сообщили, что царица опечалилась, но что это ей простительно, и она достойна утешения. Царь пошел сам к ней и сказал:
– О мать, смотри, одежда, в которую я одет, – не только подарок мне от сестер, но и работа их рук. Я введен в заблуждение моими родными обычаями. Прошу тебя, не принимай за обиду мое незнание. Твои обычаи, которые мне стали известны, я, надеюсь, во всем соблюдал. Я знаю, что у вас не разрешается без позволения сыну сидеть перед лицом матери; каждый раз, как я приходил к тебе, я стоял, пока ты не давала мне знака сесть. Ты часто хотела пасть передо мною в знак уважения, я противился. Я называю тебя именем матери, которое принадлежит моей дражайшей матери Олимпиаде.
Жертва Гераклу
Некогда был один Дарий, теперь же ты создал много Александров.
Разбитый Дарий помышлял лишь о мире после встречи обеих армий в Киликийских вратах; вскоре к Александру прибыли послы персидского царя. Арриан пишет:
Кому-то из богов угодно было решить сражение так, как оно было решено, – писал униженный соперник, – он же, царь, просит у царя вернуть ему мать, жену и детей, взятых в плен, желает заключить дружбу с Александром и стать Александру союзником. Он просит Александра ответить с Мениском и Арсимом, послами от персов: им поручено вручить ему и получить от него гарантии дружбы и союза.
Униженные призывы Дария не нашли понимания у того, к кому были обращены; Александру не нужен мир, хотя он мог заключить его на самых выгодных условиях. В начале ответного послания он объяснил причины своего появления в Азии (понятно, что каждую войну нужно оправдать):
Ваши предки вторглись в Македонию и остальную Элладу и наделали нам много зла, хотя и не видели от нас никакой обиды. Я, предводитель эллинов, желая наказать персов, вступил в Азию, вызванный на то вами…
На первый взгляд кажется, мотивы были благородными, но персы пытались завоевать Грецию в 500–449 годах до н. э., а поход Александра начался в 336 году до н. э., то есть месть прилично запоздала. Персы 150 лет назад были сильно побиты эллинами и сами давно раскаялись в той давней авантюре, а нынешний Дарий никак не мог быть ответчиком за грехи далеких предков.
Греки давным-давно забыли прежние обиды, и самое интересное, они сражались на стороне Дария против Александра не жалея собственной крови и жизней. Эллины гораздо больше ненавидели македонян, лишивших их родину самостоятельности, чем персов, – последние любезно позволили грекам жить на их землях.
В первой же битве (при Гранике) на стороне персов сражалось 20 тысяч греческих наемников, и стояли они до последнего, – даже когда все персидское войско обратилось в бегство. Александр был взбешен такой «подлостью»: всех пленных греков «он заковал в кандалы и отправил в Македонию на работу, ибо они, эллины, пошли наперекор общему решению эллинов и сражались за варваров против Эллады».
Александр пытался предстать освободителем греков, живших в Малой Азии, но последние, как оказалось, вовсе не нуждались в освобождении. Жилось им под властью Дария неплохо, платил он греческим наемникам исправно, и малоазийские эллины предпочли деньги Дария свободе Александра. Они настолько разучились пользоваться свободой, что когда Александр ввел демократические законы в захваченном Эфесе, греки дружно принялись резать друг друга. На этом нововведения Александра закончились, – он установил для греческих городов тот же самый размер дани, что они платили и Дарию.
Впрочем, Александру пришлось внести некоторые изменения в свою греческую политику из-за безумной храбрости греков. Триста защитников Милета укрылись на острове и были готовы стоять насмерть. И Александр, привыкший добиваться победы любой ценой, еще недавно обративший в рабов пленных греков, предложил наемникам из Милета мир на условии, что они пойдут к нему на службу. Остальные уцелевшие милетяне получили свободу.
Заигрывания с греками Эфеса и Милета не изменили общего отношения эллинов к Александру. В битве при Иссе против «освободителя» сражалось 30 тысяч греческих наемников, и сражались они очень неплохо. Эллинам удалось разорвать македонский строй, и если бы не трусость персов, великий поход Александра мог закончиться поражением при Иссе. Именно от эллинов македоняне понесли в битве наибольшие потери.
Европейская Греция также пыталась вмешаться в смертельную схватку гигантов, причем далеко не на стороне Александра. В числе пленных македоняне выявили эллинских послов к Дарию. Арриан перечисляет их имена, и что самое важное, территории, которые они представляли:
Тут были Эвфилк спартанец; фивяне Фессалиск, сын Исмения, и Дионисодор, победитель на олимпийских играх, и афинянин Ификрат, сын стратега Ификрата.
Интересно, что когда Александр ушел в Индию, восстания поднимали отнюдь не персы, а греки. Курций Руф описывает мятеж колонистов, поселенных Александром в городе близ Бактр.
Убив несколько влиятельных лиц из своей среды, они стали пускать в ход оружие, захватили считавшуюся в безопасности и потому плохо охранявшуюся крепость Бактр и побудили варваров присоединиться к их мятежу. Вожаком их был Афинодор, присвоивший себе имя царя не столько ради власти, сколько ради того, чтобы вернуться на родину с признавшими его.
Однако вернемся к ответу Александра на миролюбивое послание Дария, дабы оценить возросшую гордыню македонского царя после удачной битвы.
Я победил в сражении сначала твоих военачальников и сатрапов, а теперь и тебя и твое войско, и владею этой землей, потому что боги отдали ее мне. Я забочусь о твоих людях, которые, уцелев в сражении, перешли ко мне; не против своей воли остаются они у меня, а добровольно пойдут воевать вместе со мной. Я теперь владыка всей Азии; приходи ко мне. Если ты боишься, что я причиню тебе какое- либо зло, то пошли кого-либо из близких тебе получить для себя гарантии безопасности. Когда ты придешь ко мне, я верну тебе, по твоей просьбе, и мать, и жену, и детей и дам все, что ты еще пожелаешь. О чем ты меня ни попросишь, все будет твое. В дальнейшем, когда будешь писать мне, пиши как к царю Азии, а не обращайся как к равному. Если тебе что нужно, скажи мне об этом как господину над всем, что было твоим. В противном случае я буду считать тебя обидчиком. Если же ты собираешься оспаривать у меня царство, то стой и борись за него, а не убегай, потому что я дойду до тебя, где бы ты ни был.
Александр опять не стал преследовать Дария с целью уничтожить его окончательно и овладеть персидским царством. Хотя это был самый простой и верный путь к власти над Азией – после битвы при Иссе с Дарием было всего лишь 4 тысячи уцелевших после сражения персов и чужеземных наемников. Путь Александра лежал в совершенно противоположную сторону – в Финикию и Египет. Арриан сообщает:
Выступив из Марафа, он взял Библ, заключивший с ним союз, и Сидон: сидоняне сами призвали его, так как ненавидели персов и Дария. Оттуда он направился к Тиру. В дороге его встретили тирские послы, отправленные к нему всем городом сказать, что тирийцы сделают все, что ни прикажет Александр.
По словам Юстина, «Тирское государство прислало Александру поздравления и тяжелую золотую корону», и «он милостиво принял дар».
У жителей Тира не было никакого желания ссориться с Александром, но на беду тирийцев, у них в городе оказался храм Геракла – «древнейший, какой могут упомнить люди». Александр же имел
