– Уже без хитростей, уже открыто отзывают меня те, кто давно силился меня отсюда убрать, отказывая в деньгах и солдатах. Победил Ганнибала не римский народ, столько раз мною битый и обращенный в бегство, а карфагенский сенат своей злобной завистью.
Собственно, даже без угрозы отечеству со стороны Сципиона Ганнибалу нечего было делать в Италии. Он не смог бы сломить Рим собственными силами, а после гибели братьев действенной помощи ждать было неоткуда.
Ганнибал предвидел подобный исход, и войско заняло места на заранее подготовленных кораблях. Часть воинов-италиков отказалась плыть в Африку и укрылась в храме Юноны Лацинии, который считался неприкосновенным. Бедняги не подозревали, что для Ганнибала не существовало никаких запретов: он взял храм и перебил воинов, находившихся в его стенах.
«Редкий изгнанник покидал родину в такой печали, в какой, как рассказывают, Ганнибал оставлял землю врагов. Он часто оглядывался на берега Италии, обвиняя богов и людей, проклиная себя и собственную свою голову за то, что после победы при Каннах он не повел на Рим своих воинов, залитых кровью врага. Сципион, консул, не видевший в Италии ни одного врага-пунийца, осмеливается идти на Карфаген, а у него, Ганнибала, перебившего сто тысяч римских солдат при Тразименском озере и под Каннами, опустились руки под Казилином, Кумами, Нолой. Так, обвиняя и жалуясь, покинул Италию Ганнибал после стольких лет».
В заключение послушаем Моммзена.
«Римские граждане вздохнули свободно, когда узнали, что могучий ливийский лев, которого даже в то время никто не был в состоянии вытеснить из Италии, добровольно покинул Италийскую территорию. По этому случаю сенат и гражданство увенчали венком из листьев уже почти достигшего 90 лет Квинта Фабия, единственного оставшегося в живых римского полководца из числа тех, которые с честью выдержали испытание в тяжелые времена. Получить от всей общины такой венок, который, по римским обычаям, подносила армия спасшему ее от поражения полководцу, считалось самым высоким отличием, когда-либо выпадавшим на долю римских граждан».
Вспомним: во времена, когда Квинт Фабий противостоял Ганнибалу, ему пришлось выслушать множество насмешек за тактику «не сражаться». Осторожного диктатора считали трусом и никуда не годным военачальником, называли Ганнибаловым дядькой и дали обидное прозвище Медлитель. Лишь Ганнибал тогда понимал, насколько умен и опасен его противник. И вот на шестнадцатом году кровавого пребывания карфагенян в Италии римляне признали заслуги того, с кем поступили так несправедливо.
Квинт Фабий умер в год, когда Ганнибал покинул Италию (203 год до н. э.), только и успев получить благодарность сограждан. По Плутарху, «погребение Фабия не было принято на счет государства, но каждый из римлян частным образом принес ему самую мелкую монетку – не вспомоществование неимущему, но взнос на похороны отца народа, так что и по смерти этот человек стяжал почет и славу, достойные его жизни».
Софониба
Она была в расцвете юности, на редкость красива; в ее просьбах, когда она, то обнимая колени Масиниссы, то беря за руку, молила не выдавать ее римлянину, звучало столько ласки, что душу победителя переполнило не только сострадание… – пленница пленила победителя.
Женщина и война – понятия несовместимые, но порой именно от женщин зависят судьбы народов и государств. Самая длительная и кровавая война античности также без этого не обошлась. Нет, 2-я Пуническая война началась не из-за Софонибы (как Троянская война – из-за Елены). И конечно, Софониба не получила такой известности, как Клеопатра. Но исход последних сражений войны зависел и от ее прекрасных глаз.
Ливий утверждает, что отец Софонибы – Гасдрубал (сын Гисгона) – был «первым человеком в государстве по родовитости, по своей славе, по богатству». Он много лет сражался вместе с братьями Ганнибала в Испании. Когда Иберия оказалась потерянной для карфагенян, Гасдрубал перебрался в Африку. На его плечи легла защита Карфагена.
Софониба «приняла участие» в войне – несколько необычным способом, но вполне закономерным. Дело в том, что самой боеспособной частью пунийского войска была нумидийская конница – это благодаря ей карфагеняне одержали множество побед; в том числе в знаменитой битве при Каннах. Недаром Карфаген любой ценой стремился заполучить воинственных всадников, гордая пунийская знать не гнушалась даже родством с вождями полудиких племен. Во времена наемнической войны Гамилькар Барка выдал дочь за нумидийца, чтобы иметь в своем распоряжении небольшой отряд его воинов.
Софониба (С картины Рембрандта)
Гасдрубал обладал именно тем, чего так жаждали нумидийские вожди. Красавица Софониба, еще не достигшая брачного возраста, без долгих раздумий была обещана Масиниссе – сыну царя из племени массилиев. Юноша, в ожидании Софонибы, долгое время сражался под началом будущего тестя в Испании.
Но вот беда… У нумидийцев, как пишет Аппиан, «в Ливии было множество царей, каждый над своей частью, выше же всех был Сифак, имевший и у других племен исключительный почет». И этот Сифак воспылал страстью к дочери Гасдрубала. Коль ему, самому сильному из нумидийских царей, не спешили доставить очаровательную Софонибу, то Сифак принялся грабить владения Карфагена. Более того, он заключил союз с Публием Сципионом и готовился нанести сокрушительный удар в спину пунийцам.
Пришлось карфагенянам прибегнуть к самому грозному оружию: Софонибу представили взору Сифака. И страшный враг сразу превратился в преданного друга. Помолвку с Масиниссой немедленно расторгли, а дочь Гасдрубала выдали замуж за Сифака. Причем все это свершилось, как утверждают источники, без ведома ее отца.
По свидетельству Аппиана, «узнав об этом, Гасдрубал был глубоко оскорблен за юношу и за дочь, которые оба подверглись оскорблению, но хотел вместе с тем помочь отечеству». Отца красавицы настолько волновало несдержанное слово по отношению к Масиниссе, что Гасдрубал решил его… убить. Для этой цели он послал к Масиниссе несколько всадников в качестве провожатых.
Гасдрубал явно недооценил бывшего кандидата в зятья. Последний благополучно ускользнул от подосланных убийц и покинул Испанию. Впрочем, в Африке он тоже не почувствовал себя в безопасности. С потерей невесты беды Масиниссы только начались. Если оценивать посторонним глазом, на родине его ждали невероятные приключения. Однако для Масиниссы наступили годы жестокой борьбы – с блестящими победами, сокрушительными поражениями, – годы походной жизни, полной лишений и смертельной опасности.
Пока Масинисса воевал в Испании, умер отец; трон захватил «некий Мазетул, по крови не вовсе чужой царскому дому». Мазетул женился на знатной карфагенянке, племяннице Ганнибала, предложил дружбу Сифаку и меньше всего хотел видеть Масиниссу (по крайней мере, живым).
Масинисса был не из тех, кто под ударами судьбы складывает руки и опускает голову. Он переправился в Мавританию и выпросил у ее царя Бага отряд в 4 тысячи человек; с ним отверженный всеми юноша добрался до своих бывших владений. Здесь к Масиниссе присоединилось 500 нумидийцев, а мавров, как было условлено, он вернул Багу. И совершенно неожиданно изгнанник захватил город Тапс.
Слухи о первом успехе Масиниссы разлетелись по всей Нумидии. «Отовсюду, из деревень и с полей, стекались к нему старые воины Галы (отца Масиниссы) и внушали юноше, что он должен вернуть себе отцовское царство» (Ливий). В скором времени Масинисса стал обладателем великолепного, крайне неприхотливого войска. «Эти номады (нумидийцы) умеют переносить голод и зачастую питаться травой вместо хлеба; пьют они вообще только воду. И конь у них совершенно не знает даже вкуса овса, всегда питаясь травой, пьет же с большими промежутками. Собрав таких всадников до 20 тысяч, Масинисса выводил их на охоту или на грабеж других народов: он полагал, что это является и выгодным делом, и военным упражнением» (Аппиан). Всадники Масиниссы налетали как ураган и столь же скоро исчезали, сметая все на своем пути. «И вся битва у них состоит в бегстве и преследовании.
Масинисса
Масинисса для всех являлся примером того, как надо переносить трудности; у него имелась только конница и не было ни вьючных животных, ни продовольствия. Поэтому он легко и отступал, и нападал. Часто, будучи окружен, он разделял войско на мелкие отряды, чтобы они убегали по частям, кто как может. Сам же он скрывался где-либо с немногими, пока ночью или вечером к нему в назначенное место не собирался весь отряд. Он не имел определенного места для лагеря, но все его военное искусство более
