— Смею вас заверить, — отвечал сэр Гловер, — мошкары здесь ничуть не больше, разрази меня гром, чем в Маридунских лесах…
— Вот, помнится, старый граф путешествовал… За неделю отправлялись гонцы по всему маршруту… От Рэдвэлла до Камелота ехали не менее трех дней — и то, если очень торопились. Останавливались в гостиницах, неспешно ели, мягко спали… А теперь… Спустился в подземелье, поднялся по ступенькам — и ты в Тевтонии…
— Тевтония — это еще что, — рассмеялся граф Камулодунский, — через этот коридор, говорят, хоть к Господу на Юпитер, хоть к дьяволу на Меркурий попасть можно…
— Тьфу-тьфу-тьфу… — по привычке сплюнул сэр Бламур, хотел также привычно что-то сказать, но вовремя одернул себя. — Не стоит говорить о том, о чем не стоит говорить.
— Тоже верно, — согласился Гловер. — Есть многое на свете, о чем лучше не думать, бычья требуха, если не хочешь сойти с ума. И все же, я не пойму твоего недовольства, Бламур. Вырвался из замка, из-под опеки жены — наслаждайся жизнью.
— Да мне и в замке жилось неплохо…
— Зачем же напросился с нами?
— По-моему, это все же не увеселительное путешествие, а боевой поход, как сказал граф, — возразил сенешаль. И добавил:
— Если поход, то опасность. Не хочу умереть в постели, Гловер.
У графа, видно, вертелась на языке ехидная шутка, но он промолчал. Повернулся к третьему всаднику в ряду:
— Слушай и запоминай, что старики говорят, сэр Уррий. Придет время, и ты будешь гордиться, что знал таких рыцарей, как мы. Как в свое время старый граф Маридунский очень гордился тем, что знаменитый сэр Томас Малтон угостил его, еще мальчишку, кусочком сердца поверженного дракона… Бламур, а ты сэра Томаса знал?
— Нет, тогда я еще на синиц с рогаткой ходил, а сенешалем Рэдвэлла был мой дед…
Уррий не понимал, за что так любят сэр Гловер и барон Ансеис этого толстого и ворчливого старика, сенешаля Рэдвэлла. Вот барон, граф — да, они достойны восхищения, настоящие рыцари! Хотел бы он быть таким, как они. И будет! Обязательно будет! Или еще лучше — таким как… как его отец. Граф Маридунский. Сэр Радхаур. Наследник Алвисида.
Уррий сам не мог разобраться в своих чувствах. Даже если разложить все по полочкам (что, честно говоря, сделать никак не удавалось). Даже если начать разбираться с начала. Кто он? Бастард. Сын отшельницы у Озера Трех Дев — вот, что он мог сказать о себе до сих пор. Стать рыцарем — было недостижимой мечтой. А теперь… А теперь разве что изменилось? Он теперь рыцарь, но, как говорил неоднократно сэр Ансеис, не так трудно завоевать шпоры, как ежедневно доказывать, что ты их достоин. И доказывать, как добавлял барон, приходится никому иному, как самому себе. Вот уж воистину.
Кто такой Алвисид, Уррий знал с самого детства — рассказывали барон Ансеис и алголиане, что жили неподалеку от их озера, приглядывая за мечом Верховного Координатора Фоора. Это сейчас Уррий понимает, что барон знал о его предназначении с самого начала. Когда он вчера прямо спросил об этом, барон (или, как он сам признался, его еще зовут магом Хамраем) честно ответил: «Если бы ты не был Наследником Алвисида, я бы никогда не появился у Озера Трех Дев, это правда».
Почему-то барон Ансеис очень хочет возродить поверженного некогда Алвисида. Очень хочет. Очень. Но Наследник Алвисида уже почти собрал члены алголианского бога и твердо намерен достать последний — сердце. А он, Уррий…
Так или иначе, в его жизни должно было что-то произойти, не мог же он вечно жить в замке барона…. И он даже не против был бы отправиться куда угодно с тем обаятельным путешествующим рыцарем, которого сэр Ансеис называл «князь». Но с бароном все же лучше, хоть и придется делить все тяготы и прелести похода с Отлаком.
Они покинули замок барона Ансеиса с рассветом и, немного не доезжая до Рэдвэлла, встретили короля Этварда со свитой — король был мрачен и задумчив, едва приветствовал барона. Отлак и Уррий в молчаливом поклоне проводили взглядом государя, совсем недавно (и, в общем-то, ни за что, по рекомендации Ансеиса в счет будущих заслуг и в честь праздника) в числе прочих юных наследников баронов, маркизов и графов, посвятившего их в рыцари.
Барон Ансеис представил Уррия графу Маридунскому наедине, в покоях графа. Тот странным взглядом посмотрел на юношу, лишь спросил, кто его мать. Барон просил извинения за что-то, говорил, что был уверен: сэр Радхаур знает о существовании незаконнорожденного сына и то, что барон Ансеис опекает его. Как оказалось — не знал. Граф долго размышлял, бросая время от времени быстрые взгляды на стоящего перед ним юного рыцаря. Потом вздохнул, достал из сундука великолепный клинок с богатой рукоятью и сказал: «Ты мне нравишься, юноша. Но… За ошибки приходится платить. У тебя есть два брата — озерные воины. Теперь у меня появился еще один сын. Я признал бы тебя и сделал наследником… Но… Но это означало бы мое отречение от любимой женщины, от всего, ради чего я жил. Поэтому все, что я могу для тебя сделать, так это подарить тебе этот меч. Когда-то он принадлежал Алвисиду, твоему далекому предку по крови. Еще хочу дать тебе искренний совет: отправляйся в Камелот, на службу к королю Этварду, и держись подальше от Алвисида и всех нас. Проще жить будет». Уррий с трепетом принял подарок, поклонился и сказал: «Если прогоните, пойду служить королю Этварду и не опозорю ни вас, ни воспитавшего меня барона Ансеиса». Граф усмехнулся и обратился к барону: «Алвисиду его представлял?» Барон ответил: «Нет, он ничего не знает». «Представь. Вдруг у мальчика пробьется зов, который я перестал слышать…». «Представлю, — согласился Хамрай. — Но я думаю, что зов нам больше не понадобится. Мы скоро и так узнаем, где хранится сердце Алвисида». Граф Маридунский в задумчивости прошелся от стены к стене: «Барон, а ты не думаешь, что я могу отправить за сердцем этого мальчика, а сам почить на лаврах?» «Я-то, может, так и думаю, — усмехнулся барон, — а вот ты, Радхаур, — нет!» «Ты прав, — согласился граф. — Что ж, надеюсь, этот юноша не опозорит мои седины. После того как представишь Алвисиду, отведи его… туда, где я получил этот меч. Ему тоже предназначен подарок… Нет, сперва отведи за подарком, потом — к Алвисиду».
Так Уррий узнал, кто его настоящий отец.
В тот день в путешествие не отправились. Надо полагать из-за него, Уррия, хотя никто этого вслух не говорил, да кроме барона и графа, пожалуй, и не догадывался.
Ближе к вечеру сэр Радхаур проводил барона и Уррия до входа в подземную усыпальницу графов Маридунских: «Здесь покоятся вечным сном твои предки, хоть ты и не носишь их имя», — со вздохом сказал граф и пошагал по лестнице наверх, к гостям, которых в гостеприимном Рэдвэлле после празднеств почти не осталось. Барон уверенно провел юношу по огромной пещере, уставленной молчаливыми изваяниями, и они спустились еще по одной лестнице. Сэр Ансеис что-то сделал, и перед ними открылся выход в коридор — так же как и в лаборатории барона. Они подошли к одному из выходов, барон открыл плиту и сказал: «Иди, Уррий. Это твое первое, но, увы, не последнее испытание. Ты можешь сейчас погибнуть, но я верю в тебя. Верь и ты. И обязательно справишься с испытанием. Удачи тебе, сэр Уррий!» Барон подтолкнул его, и тяжелая плита опустилась за спиной, отделяя юношу от привычного мира. Он оказался в полной темноте, но вскоре мелькнул свет, и в дверях помещения, в котором он находился, появился… некто рогатый, с хвостом, в руке он держал тяжелый подсвечник с полуоплывшими свечами.
Сейчас все события смешались в голове в какую-то не представимую кашу — жуткий монстр, представившийся Повелителем Тьмы, пляшущие скелеты, какая-то обнаженная грудастая красавица без головы. Прямые вопросы и его честные ответы. Он понимал, что разговаривает с самим Луцифером, но не испытывал страха. То есть испытывал — что его бесхитростные ответы столь просты, что в них могут не поверить.
Потом он оказался в том же залитым ярким светом коридоре, с ларцом под мышкой, и граф Маридунский одобрительно похлопал его по плечу. Потом его провели туда, где он увидел… самого Алвисида. И упал без сознания от накатившей на него откуда-то извне боли, которая была ошеломляющей и до странности приятной одновременно.
Очнулся он в какой-то комнате, рядом с его ложем сидели женщины в странных одеждах. Потом к нему пришел граф Маридунский, которого он даже в мыслях не смел называть отцом. «Лежи, лежи, — сказал граф, — привыкай. Сила Алвисида — не шутка. Я получал ее частями, а ты — всю сразу. Смотри». Он
