Ох, и не нравился Тихону этот перевязанный глаз. Но отказываться от помощи, когда ее тебе за просто так предлагают, глупо. Хотя чтобы на Руси кто-то за просто так кому-то помогал? Бывают, конечно, чудеса. Только что-то не верилось Тихону в эти самые чудеса, оттого и держал он правую руку на булаве, зорко поглядывая по сторонам.
Но сия предосторожность, как выяснилось впоследствии, мало чем непутевым братьям помогла.
Степь стала заканчиваться, и впереди снова замаячил черный лес.
— В лес заезжать не будем, — решил Колупаев, легонько разворачивая Буцефала. — Поедем вдоль опушки, глядишь, на дорогу какую наткнемся.
— А вот это правильно! — обрадовался Муромец. — Нечего нам в том лесу делать, и так страху натерпелись. У меня теперь сон пропал на ближайшую неделю.
— Экий ты, братец, нервный!
— Дык тебе легко говорить. А я об Навьих колобках лишь сказки в детстве слыхивал. Откуда мне было знать, что они на самом деле существуют.
— Существуют, братец, еще как существуют. И не такая пакость в землях русских водится. Взять, к примеру, тех же бояр или половцев.
— Бояр? — удивился Илья. — Каких еще бояр?
— Ну как же? — Степан озадаченно потер лоб. — У тебя что, наступила послеанабиезная потеря памяти? Да-а-а-а… Русь ведь не всегда разрозненной была на махонькие удельные княжества. Раньше ведь она была единой! Все нас боялись. Половцы боялись, за окияном боялись, греки и ефиопы уважали. А нынче что?
— А что нынче? — подхватил Муромец, хрумкая кислым яблоком.
— А ничего, — ответил кузнец. — Развалилась Русь-матушка. Перессорились друг с другом князья расейские. Все, кому не лень, теперь ноги о нас вытирают. Совсем совесть, окаянные, потеряли. Совсем бояться перестали. Краинский удел вон окончательно обособился. До того краинчане обнаглели, что стали утверждать, мол, это от них, болезных, расейский народ произошел.
— Да ну?!!
— Вот тебе, Илья, и «да ну». Мол, мы, краинцы, всамделишные славяне, а расеяне да седорусы наши потомки. И бог Велес, по-ихнему, тоже якобы был краинцем.
— Велес?!!
— Он самый. На краинском языке вроде как грек ученый шпарил и сало жрал за трех хохлов-дураков. Вот так-то! Вы, расеяне, говорят, столько лет нас гнобили, не хотим теперь с вами никаких дел иметь. А кто их гнобил? Я до сих пор в толк не возьму. Все навроде мирно жили, как брат с братом, а потом бац… Нате вам, Велес был краинцем! И князь у них злой, ентот, как его, Богдан Шмальчук. Он у них не князем, а гетманом зовется. Говорит, у вас, расеян, никогда толка в государстве не будет. Все хотите как лучше, а выходит у вас как всегда. А ведь что мы, что они, едина кровь. Обидно это все, Илья, когда брат на брата крамолу нагоняет.
— Ну а бояре? — напомнил Муромец, громко отрыгнув.
— Ну а что бояре? — Колупаев грустно вздохнул. — Кому они теперь нужны? Остатки старой власти, когда Русь была еще единой. Они хотят сами без участия удельных князей земли расейские объединить, мечтатели новгородские.
— А отчего земли-то наши распались? — с совершенно невинным видом поинтересовался Илья, повергнув Степана этим вопросом в состояние шока.
Кузнец даже за голову взялся.
— Неужто и впрямь не знаешь?
— Не-а.
Ну что ты с этой орясиной богатырской поделаешь?
Видно, и впрямь части памяти во сне долгом лишился. Как же ты расскажешь ему все, да еще, по возможности, в двух словах.
— Правил тогда на Руси Великой царь один, Михайлом звали, — принялся объяснять Колупаев, хотя это была для него, как и для всякого русича, весьма больная тема. — Большой реформатор. С Мерикой вот дружил. Некоторые даже болтали, что он шпиен заокиянский, но енто, конечно, навряд ли. Решил этот Михаила однажды на всей Руси чудо-плод заокиянский, что кукарезой зовется, засеять. Все силы на это положил. Взошла кукареза по весне, а на вкус пакость пакостью. Начался голод, мор, война. Вот Русь после этого и распалась на удельные княжества.
— Дык а царь куда девался? — потер бычью шею Илья Муромец.
По лицу богатыря было видно, что сия тема глубоко ему безразлична. Просто он из вежливости хотел поддержать умный разговор, в котором сам ни лешего не смыслил.
— Сбежал царь тот за окиян, — снова горько вздохнул Степан. — Натворил на Руси дел, и был таков. А там его пригрели, теремом высоким наградили, золота дали, и было за что, такое мощное государство развалил! Енто же какой талант иметь надобно.
— Эге ж, — сладко зевнул Муромец и, кряхтя не менее сладко, потянулся.
Обогнули черный лес богатыри по дуге и вечером выехали к новой Преграде.
По всему выходило, что это все та же слюдяная стена, которую они видели на самом Краю Земли. Только вот Ерихонских труб тут не наблюдалось. И кабы не невзрачная избушка между Преградой и лесом, повернули бы Степан с Ильей обратно…
Как только они подъехали ближе, из избы тут же выбрался кряжистый маленький старичок в серой, длинной до пят рубахе и с зелеными волосами да зеленой бородой. Опирался старичок на кривую палку и
