-- Лиза, девочка, -- осторожно заговорил Брок, все так же лежа лицом к стене, -- а Тесс знает о... ну, об этих 'вещах'?
-- Разумеется, нет, -- оскорбленно ответила она. -- Девочку воспитывали как подобает!
-- Ну что же, клянусь Богом, приспело время тебе отвести ее в сторонку и все ей объяснить, -- сказал он, разволновавшись, и опять сел на постели. -- И лучше тебе присматривать за ней повнимательнее. Клянусь Крестом Господним, если я увижу, что кто-то крутит носом вокруг нашей Тесс... А почему ты решила, что она уже достаточно взрослая? Девочка что, говорила тебе что-нибудь? Может, она ведет себя как-то по-другому?
-- Конечно, на нее заглядываются. Смешно думать иначе. Смешно! -фыркнула Лиза. -- Все вы, мужчины, одинаковы. Ха! Только от вас и слышишь, что угрозы, да 'сделай то, сделай это', да бог весть еще какую ерунду, а ведь девочка просто-напросто подрастает и вступает в гот возраст, когда пора уже подумать о помолвке! И я буду очень вам благодарна, мистер Брок, если вы станете поменьше сквернословить. Очень это некрасиво и неприлично.
-- Ну, ладно, хватит об этом, клянусь Господом, все, конец!
Лиза самодовольно улыбнулась про себя. Теперь дальше, подумала она, кто же это будет? Уж только не Нагрек Тум, клянусь Богом! Кто? Молодой Синклер? Ни гроша за душой, больно спесив и слишком набожен. Но здоровья отменного, и, без сомнения, у него есть будущее, да и сейчас он приближенное лицо проклятого Лонгстаффа. Нет ничего лучше, чем сын священника в семье. Возможно. Американец Джеф- ферсон Купер? Этот позавиднее. Достаточно богат. Достаточно могуществен. Вот только чертов иностранец, который ненавидит нас, англичан. Но даже если и так, из Брока и Купера-Тиллмана, соединенных вместе, получится славный нож в брюхо 'Благородного Дома'. Горт подошел бы, но он ее сводный брат, так что он отпадает. Жаль.
Она перебрала в уме тех многих, из кого могли бы получиться хорошие мужья. Мужчина должен иметь деньги, власть и уверенность в будущем. А также железную волю и крепкую руку, чтобы держать жену в узде. Да, подумала Лиза, этой девчонке время от времени будет нужна хорошая порка. Такая упрямая, что только держись. Нелегко будет ее приручить. Лонгстафф был бы для нее идеальной парой. Но он женат, хотя я слышала, что у его жены слабое здоровье и к тому же она в Лондоне. Так что, может быть, нам следует подождать?
В конце концов список сократился до двух человек. Только вот кто же из них?
-- Тайлер.
-- Ради Бога, дай же ты человеку поспать. Ну, что теперь?
-- Что этот дьявол сделает с Кулумом Струаном?
-- Откуда мне знать. Может, убьет его. Не знаю. Но это будет что-то ужасное, можешь мне поверить.
-- Кулум, видно, не робкого десятка парень, если решился на такое.
Брок рассмеялся.
-- Жаль, что ты не видела лица Дирка. Этот сукин сын прямо окаменел от изумления. Вот так взял и окаменел на месте.
-- Мальчишка-то поступил хитро, что отдал землю Церкви. Избавил отца от опасности. Да и тебя тоже.
-- Не смеши меня, женщина. Уж никак не меня, клянусь Богом. Дирку этот пригорок был нужен, как воздух. Он бы повышал и повышал цену, пока она не задушила бы его, тут-то я бы и отступился. Не будь этого молокососа, Дирк бы сейчас стоял на коленях. Разоренный дотла.
-- Или предоставил бы тебе самому задыхаться в этой петле.
-- Ну нет. Уж очень он хотел заполучить этот холм.
-- Но разорить тебя он хотел еще больше.
-- Heт. Ты ошибаешься. Ложись-ка спать.
-- Как он поступит с Кулумом?
-- Не знаю. Обид он не прощает. Они оба теперь ненавидят друг друга. Никогда не видел Дирка в таком бешенстве. Вражда между ним и мальчишкой может оказаться нам на руку.
На какое-то мгновение Лизу охватил страх. Страх за мужа. Страх перед той ненавистью, которую он и Струан испытывали друг к другу. Ненавистью, которая могла умереть только со смертью одного из них. Или обоих. Господи милосердный, помолилась она уже в несчетный раз, пусть между ними будет мир. Затем страх оставил ее, и она сказала себе то, что всегда говорила. 'Чему быть, того не миновать'. Это напомнило ей 'Гамлета' и Уилла Шекспира, который был ее страстью.
-- Почему бы тебе не построить театр, Тайлер? На Гонконге. Мы ведь теперь останемся здесь, не так ли?
-- Да.-- Брок просветлел, сразу перестав думать о Струане. -- Эго хорошая мысль, Лиза. Просто замечательная. Построим театр, пока это исчадие ада не подумал о том же. Да, завтра же я поговорю со Скиннером. И создам специальный фонд. Мы выпишем сюда актерскую труппу. Поставим пьесу к Рождеству. Подумай, какую лучше выбрать.
Лиза прикусилa язык. Она едва не назвала 'Ромео и Джульетту', а это было бы глупо, поскольку она ни минуты не сомневалась, что муж тут же разгадает ее тайные намерения. Да, именно Тесс станет ключом к проблеме Броков и Струанов. Только этот брак не закончится трагедией. Не как у этих Монтекки и Капулетги.
-- Если бы Горт поступил так с тобой, отнял бы у тебя холм, что бы ты сделал?
-- Не знаю, дорогая. Я рад, что это не был Горт. А теперь давай спать
Лиза Брок отдалась свободному течению мыслей. Так который же из двух будет лучше всего? Лучше для нас и лучше для Тесс? Кулум Струан или Дирк Струан?
Туман накрыл корабли, мирно стоявшие на якоре. В его молочно-белых космах тенью проскользнул сампан. Лодка на мгновение ткнулась в носовой якорный канат 'Белой Ведьмы'. Ловкие руки быстро вцепились в него, топор поднялся и опустился, и сампан исчез так же бесшумно, как и появился.
Те, кто был на палубе -- вооруженные матросы и Нагрек, стоявший эту вахту, -- не заметили ничего необычного. В густом тумане, когда не видно ни берега, ни других кораблей, легкий ветерок, спокойное море и тихий прилив увлекали корабль с собой, ничем не выдавая его движения. 'Белую Ведьму' сносило к берегу.
Боцман отбил восемь склянок, и Нагрека охватила паника: риск, на который он был готов пойти через несколько минут, казался ему теперь неимоверным. Чертов ты болван, в смятении думал он. Ты подвергаешь себя смертельной опасности, договариваясь с Тесс о таких свиданиях, как это. Не ходи туда! Останься на палубе -- или иди к себе и ложись спать. Но не ходи к ней! Забудь ее и забудь сегодняшний день и вчерашнюю ночь. Уже много месяцев Нагрек постоянно чувствовал ее присутствие, но прошлой ночью, во время вахты, он заглянул в иллюминатор каюты, которую она делила со своей сестрой. Он увидел Тесс в ночной рубашке, молящуюся на коленях возле кровати подобно ангелу. Пуговицы рубашки были расстегнуты, соски грудей напряглись под тонким белым шелком. Закончив молитву, она открыла глаза, и на какое-то мгновение ему показалось, что она его заметила. Но она отвернулась от иллюминатора, собрала рубашку на спине и завязала ее узлом, так что тонкая ткань словно прилипла к ее телу. Затем она провела по себе руками. Нежно. Томно. По груди, бедрам, лону. Потом выскользнула из рубашки и встала перед зеркалом. Дрожь пробежала по ее телу. Она медленно оделась, вздохнула, задула лампу и забралась в постель.
А потом сегодня, когда она неслась по пляжу и юбки ее развевались, он увидел ее ноги, и ему до боли захотелось провести по ним рукой, и в этот момент он решил сделать ее своей. Сегодня днем на борту, цепенея от ужаса и желания, он прошептал ей несколько слов и увидел, как она вспыхнула, и услышал ее ответный шепот: 'Да, Нагрек, сегодня в восемь склянок'.
На палубу поднялась новая вахта
-- Иди вниз, Нагрек, -- сказал Горт, вступая на ют. Он оправился в шпигаты, зевнул, занял свое место на квартердеке у накгоуза и встряхнулся почти по-собачьи.
-- Beтер поменялся на ост.
-- Я это почувствовал. -- Горт раздраженно нацедил себе чарку рома. -Проклятый туман!
Нагрек спустился в свою какюту Он снял гуфли и сел на койку, чувствуя, как по спине струится холодный
