Туземцы приняли известие со смешанным чувством. Они не жалели дея и его пособников, не сочувствовали свергнутым. Но, с другой стороны, прогнали-то его неверные! Неверные силой оружия одолели правоверных (а турки были как-никак мусульмане!). Теперь оставалось ждать, что будет дальше. Станут ли победители властителями страны? Храни Аллах! Они, глядишь, будут еще хуже, чем турки. Аллах да не попустит, чтобы его верные рабы склонили головы перед этими гяурами. Пока, правда, дело столь далеко еще не зашло, но пройдет немного времени и объявится посланник Всемогущего, и призовет всех правоверных к священной войне. Алжир велик, в его достающих до неба горах бесчисленное количество тайных убежищ для борцов за свободу. Свобода! Если придется, народ не пожалеет за нее жизни. Пусть только неверные попробуют угрожать ей!
Люди разошлись. Селим так и не узнал ничего более того, что ему уже было известно.
Он ничего не узнал о том, что Англия сделала попытку договориться с деем о признании английскими владениями Ионических островов, что у западного побережья Греции, и потребовала от дея удовлетворения за несправедливость по отношению к британскому консулу. До сей поры Объединенное Королевство, величайшая морская держава своего времени, ничего против бесчинств корсаров не предпринимало. Почему? Да потому, что владыки Алжира невольно были подручными королевы морей Англии. Пиратские корабли дея ослабляли на Средиземном море силы Испании, Сардинии, Сицилии и различных итальянских государств, так что английской державе там и делать было нечего. По известной поговорке, Британия таскала из огня каштаны чужими руками.
На Средиземное море послали адмирала лорда Эксмута. В его задание входило также и ведение переговоров об отмене рабства.
Омар-паша готов был признать Ионические острова британскими владениями. Не против он был дать и свободу всем сардинским и генуэзским пленникам. Не даром, а по пятьсот пиастров за голову. А вот за рабов, доставшихся ему с неаполитанских судов, цена была уже подороже — по тысяче пиастров за каждого.
Одно лишь отклонил он наотрез: прекращение торговли невольниками.
Лорд Эксмут пришел с кораблями в Тунис и Триполи. Здесь дела пошли куда более гладко: паши отказались от работорговли.
Лорд бодро приказал поднять паруса на пяти линейных кораблях, семи фрегатах, четырех транспортах и нескольких канонерских лодках и взял курс на Алжир. Дею не осталось бы ничего другого, как тоже, в свою очередь, согласиться с выдвинутыми предложениями. Так считал адмирал.
Но расчет, как оказалось, был сделан без учета обстоятельств. Омар-паша был упрям, бесстрашен и прополоскан во всех водах дипломатии.
«О высокочтимый лорд и адмирал, посланник могущественнейшей державы мира! Я бы — со всем удовольствием. Но не могу. В самом деле, никак не могу! Видите ли, я ведь всего лишь мелкий подчиненный Высокой Порты в Константинополе, без согласия которой ничего обещать не уполномочен».
И так далее и тому подобное.
Насчет упразднения рабства высокочтимый лорд из медоточивых уст дея так ничего и не услышал.
Англичане предложили доставить полномочного представителя дея в Константинополь на своем фрегате. Но Омар-паша такой вариант с благодарностью отверг, обещая, что сам уладит все с Портой. И просил на это три месяца.
Однако… отмена рабства англичан в общем-то, видимо, не очень и волновала. Флот лорда Эксмута ушел. Конфликт был исчерпан, дела отложены в долгий ящик.
Корсары как ни в чем не бывало продолжали свои бесчинства.
20 мая 1816 года выдался превосходный солнечный денек. До чего же радостно на душе от льющегося на землю золота, от удивительно чистой, гладкой синевы моря и неба!
Две сотни ловцов кораллов — французы, англичане, испанцы — потянулись в Боне к церкви. Кое-кто из мужчин приотстал на берегу, чтобы полюбоваться набегающими волнами, чьи пенистые гребешки блистали и сверкали, словно серебро. Люди, всей жизнью повязанные с морем, с детства знакомые с его переменчивым, то мягким, то свирепым нравом, сегодня, 20 мая 1816 года, смотрели на него и не могли налюбоваться.
Частичку этой радости они вносили с собой и в прохладу Божьего дома, и в самом пении их невольно чувствовались отзвуки набегающих волн, этой пронизанной веселым солнцем соленой воды.
Все еще погруженные в благостную молитву, они слишком поздно заметили, что жизненный их путь пересекли корсары. По каменному полу бонской церкви полилась кровь.
Две сотни ловцов кораллов простились с жизнью.
Алжирский дей признал верховную власть Англии над Ионическими островами. Поступок похвальный, в высшей степени разумный. Но кое-кто из его людей, пославших своих корсаров в Бону, имел, видимо (а то и получил свыше указание иметь), об этом особое мнение.
Зарвался Омар-паша!
Европа пробудилась. Чаша терпения переполнилась.
На стадесятипушечном линейном корабле «Королева Шарлотта» с адмиральским флагом на мачте лорд Эксмут снова пришел к Алжиру. Он соединился с голландским флотом вице-адмирала ван дер Капеллена. Десять линейных кораблей, несколько фрегатов, корветов, канонерских лодок и брандеров взяли курс на разбойничье гнездо.
Весь Алжир всполошился, когда в бухту вошли корабли.
На сей раз лорд разговаривал совсем по-иному. Теперь в Алжир пришел тот, кто приказывает. Всех христианских рабов освободить без всякого выкупа! Полученный уже выкуп за сардинцев и неаполитанцев вернуть. Со всеми пленниками обращаться впредь, как это принято у европейских народов. С Нидерландами, партнерами в этом предприятии, заключить такой же договор, как и с Англией.
Из первых еще переговоров с лордом Эксмутом Омар-паша сделал свои выводы и, уверенный в том, что англичане, вопреки ожиданию, скоро вернутся, принял соответствующие меры. На усиление крепостных укреплений города было согнано свыше тридцати тысяч арабов и мавров.
«Англичанин хочет командовать? Вах! Приходи, гордый властелин морей, и я плюну тебе в бороду. Столетиями все посягательства на господство турок и турецкого дея в Алжире заканчивались поражением европейцев. Вспомнить только: десять тысяч человек Франческо де Веро в 1517 году; несколько позже — еще десять тысяч под командой маркиза Гомареда, атаки французского адмирала Дюкена, разрушившего в 1682 и 1683 годах большую часть города Алжира. Однако и француз, как и все остальные, не смог сломить турецкое господство. И ты, лорд Эксмут, тоже решил попытаться? Напрасные хлопоты: Алжир — неприступная крепость».
Турки еще вели переговоры с посредником адмирала в своей касбе высоко над городом, а английский флотоводец решился на отчаянный шаг. Он приказал своим кораблям подойти к береговым батареям на расстояние примерно в половину дальности пушечного выстрела. Он не сомневался, что его приказ будет выполнен. Разве отважатся мелкие разбойники бросить перчатку могущественной Англии? Ну, а случись все же такая невероятность, лорд готов был биться не на жизнь, а на смерть. Хладнокровный британец высчитал все возможности и пушек Алжира не боялся, тем более что, благодаря его маневру, часть их стала для него безвредна.
— Нет!
Было ли решение дея столь кратко и категорично, неизвестно, но думал-то он именно так. Переговоры не удались.
Впрочем, и то, что известно, показывает, что слова свои в цветастые одежды Востока он отнюдь не облачал. На требования лорда Эксмута и Европы он ответил приказом:
— Огонь по христианским собакам! 226
Ах, так! Из двух тысяч стволов по кораблям дея и городу ударили двадцатичетырех-, тридцатишести-, сорокавосьми— и шестидесятичетырехфунтовые ядра.
Любопытные на молу встретили адмиральское предупреждение лишь пренебрежительным смехом. Он сразу утих, однако, едва смерть начала собирать свою страшную жатву.
Алжир стал кромешным адом. Дома, мечети, синагоги, уличные лавки — все обратилось в щебень. Алжир пылал.
Орудийную прислугу в казематах и батареях рвали в клочья английские ядра и картечь.
