— Сколько?
— Дай мне минуту. Подумать. Дай мне, твою мать, подумать!
Родригес закрыл зажигалку.
— Одну минуту. Потом наступит время барбекю.
Он отступил назад и наблюдал, как Донован медленно крутится в воздухе.
— У меня есть две книжки шпарбух-чеков. Полтора миллиона баксов.
Родригес нахмурился:
— Что за шпарбух-чеки?
Донован попытался прочистить горло, но закашлялся, поперхнувшись кровью.
— Хесус, я задыхаюсь. Опусти меня, а?
— Что за шпарбух-чеки? — повторил Родригес, щелкая зажигалкой.
— Это банковский счет, — торопливо объяснил Донован. — В Чехии. Один из тех, на которых у меня хранились доллары США.
— Отлично, значит, отдашь мне деньги.
— У меня нет наличных, только чековые книжки. Деньги — в Чехии.
— Тогда переведи их.
— Это не так легко сделать. Нужно предъявить чеки. У кого чековая книжка, у того и доступ к счету. Тебе придется показать книжку, чтобы получить деньги. Они не занимаются электронными переводами.
— Звучит как чушь собачья, — возразил Родригес, играя с зажигалкой. — Я убью тебя. Это самое плохое ругательство, которое есть в испанском.
— Слушай, поговори со своим дядей! — попросил Донован. — Я предлагаю тебе деньги. Убьешь меня, и ничего не получишь. И дядя тебя по головке не погладит, когда узнает, что я давал тебе деньги, ведь так?
— Мой дядя поручил дело мне.
— Верно. Отлично. Поэтому прими правильное решение. Позвони ему и скажи, что у меня есть полтора миллиона баксов для него. Воспользуйся сотовым, давай.
Родригес равнодушно посмотрел на Донована, потом медленно кивнул. Вытащил мобильник и набрал номер. Продолжая смотреть на пленника, сказал что-то по-испански. Какое-то время Родригес слушал, потом кивнул, потом еще что-то сказал. Донован хотя и хорошо знал испанский, но не в совершенстве. А Родригес к тому же использовал жаргонные словечки, язык испанских улиц. И все-таки Донован в разговоре несколько раз услышал слово «шпарбух».
Родригес подошел к Доновану.
— Дядя хочет поговорить с тобой. — Он поднес трубку к уху Донована.
— Что еще за шпарбух-чеки? — спросил Карлос.
— В Европе вес пользуются ими, Карлос. Они лучше, чем наличные. Деньги чистые. Они в банке. Ради Бога!
Но если мне понадобятся наличные, значит, придется ехать в Чехию?
— Туда три-четыре часа лету. Это не проблема. Но они лучше наличных. Ты пошлешь кого-нибудь, дашь ему чеки, скажешь пароль.
Последовала долгая пауза. Донован уже подумал, что связь прервалась.
— Карлос? Ты слушаешь?
— Где чеки?
— В моем отеле.
— Но ты мне должен еще восемь с половиной миллионов.
— Картины, — сказал Донован. — У меня дома есть картины стоимостью в три миллиона долларов.
— На кой черт мне картины?
— Продашь. Три миллиона. Элементарно.
— Я не торгую картинами, амиго.
— Вот черт, Карлос, соглашайся, С картинами и чеками у меня почти пять миллионов.
— Это только половина долга. Человек, обокравший тебя, кто он?
— Мой бухгалтер. Шарки.
— И ты открыл ему доступ к счетам! — хихикнул Родригес. — Не думал, что ты настолько глуп, амиго.
— Ему помогли, — сказал Донован.
Он начал понемногу расслабляться: если колумбиец разговаривает с ним так долго, значит, у него есть шанс.
— А, да, твоя жена, — вспомнил Родригес. — Выходит, она не только трахалась с твоим бухгалтером, но и помогла украсть твои денежки. Тебя предали дважды? Наверное, чувствуешь себя паршиво, а?
Запах бензина ударил Доновану в нос, глаза наполнились слезами. Дойл, должно быть, рассказал о Вики и Шарки. Перед тем как умер.
— Да, если это обрадует тебя, Карлос.
— Единственная вещь, которая меня обрадует, — мои десять миллионов.
— Убрав меня, ты не вернешь их.
— Ты уже говорил. Где сейчас твоя жена?
— Сидит дома, ждет меня... Где она, как ты думаешь твою мать, Карлос? — выругался Донован. — Сбежала, вот где она.
— У тебя есть люди, чтобы найти ее?
— Испанец.
— Роха хорош. Дорогой, но то, что нужно. Он знает, что у тебя нет денег? — Донован не ответил, и Родригес засмеялся: — Твое положение все хуже и хуже, не так ли, амиго?
Хесус Родригес не спускал глаз с Донована, злясь, что должен держать ему трубку.
— А что ты намерен делать, когда прибудет груз? — спросил Родригес. — Как собираешь оплачивать второй транш?
— Что я могу сказать, Карлос? У меня нет первых десяти миллионов, давай пока оставим вторые в покое.
— Даже если я возьму то, что ты предлагаешь, тебе не расплатиться за груз, когда его доставят.
— Если я найду этого ублюдка Шарки, ты получишь свои деньги.
— Слишком много «если», амиго. Люди, которым предназначается кокаин, заплатили тебе половину, так?
— Да.
— Пятнадцать миллионов?
— Восемнадцать.
— Думаю, они еще не знают о твоем финансовом положении, — предположил Родригес.
— На все воля Божья.
Родригес хохотнул:
— Амиго, ты в таком дерьме! Как я могу отпустить тебя? Если не я, тебя убьют они. А если убьют они, я потеряю все.
— Если я смогу доставить груз, они заплатят мне еще восемнадцать миллионов, — сказал Донован. — Ты заберешь все. Восемнадцать плюс чековые книжки и картины — больше двадцати миллионов. Ты получишь свои деньги, а они — товар. Все в выигрыше.
— Но зачем мне в этом деле ты, амиго? — спросил Родригес — Почему я должен отказать своему племяннику в удовольствии убить тебя прямо сейчас?
— Это моя сделка.
— Была твоя сделка. Кто занимается передачей груза?
Донован закрыл глаза. Он понимал, куда клонит Родригес.
— Карлос, ты не можешь так поступить со мной.
— Амиго, я сейчас попрошу племянника зажарить тебя, черт возьми, поэтому не говори мне, что я могу делать, а что нет.
Донован открыл глаза.
