– Да, верно, но, может быть, ты готова представить себе, что это я.
Какое-то мгновение ему казалось, что она откажется, но в следующую секунду девочка подняла руки, приглашая поднять ее.
– Думаю, так будет лучше всего.
Пытаясь сдержать улыбку, боясь, что в последний момент сестренка откажется, он поднял ее, посоветовал придержать юбку, затем посадил на плечи.
– Ой! – проворковала Жизель, внимательно глядя вокруг. – Действительно, волшебство.
– Как ты думаешь, сможешь ты летать? Тельце девочки вздрогнуло.
– Если бы я знала, как.
– Разведи руки в стороны.
– Но я могу упасть.
– Нет, не бойся, я крепко тебя держу, – в доказательство своих слов брат крепче сжал ее ножки.
– Ну ладно, но если я упаду, это будет означать, что ты не мой брат, – предупредила Жизель.
– Я приготовился и к таким последствиям. Смеясь, девочка раскинула руки.
– Я готова, Люсьен.
Забыв печали и тревоги, де Готье носился по залу, сопровождаемый воплями восторга и радостным смехом маленького сокровища, сидящего у него на плечах. И хотя Эрве явно не одобрял этого нерыцарского занятия, Люсьен целиком отдался игре с маленькой сестренкой.
Глава 23
Как плакал Джаббар над смертным одром Сабины, так сделал или был очень близок к этому и Джеймс, когда Александра закончила переводить письмо. Лорд – англичанин до мозга костей, поэтому он не мог позволить себе выказывать слабость перед людьми, но когда мужчина отвернулся, его спина вздрагивала от безмолвных страданий.
Письмо было адресовано тете и дяде Катарины, но предназначено Джеймсу. Оно объясняло все – ее похищение из Корберри, первые месяцы жизни в гареме, рождение дочери и, в заключение, роль Люсьена в доставке девушки в Корберри.
«Только одна деталь упущена», – подумала девушка, дочитывая последнюю строчку, написанную любимой рукой. Ни разу мать не упомянула о своей большой любви к Джаббару. Сабина была слишком мудра, чтобы совершить такую ошибку, – ведь Джеймс, ее первый муж, очень любил ее. Не нужно попирать его чувства.
Часами отец и дочь сидели в огромном зале, пропуская ужин, стараясь заполнить пропасть между ними.
Конечно, были и такие стороны личности Джеймса, узнать которые она сможет только через несколько лет, но одну вещь девушка теперь знала наверняка. Как и говорила ей мать, отец – добрый человек, но дурной его чертой является наследственная ненависть к де Готье. Это его очень роднило с Люсьеном.
Тем не менее лорд много говорил о достигнутом мире, наслаждаясь и смакуя его, как деликатес, выражая обеспокоенность, сохранится ли он сейчас, по возвращении Люсьена.
С большой осторожностью Александра задала ему не дающий ей покоя вопрос:
– Что обнаружит Люсьен при своем возвращении в замок?
Отец попытался перевести разговор на другую тему, но в конце концов рассказал правду.
– Ты выиграл земли у его брата? – переспросила она.
– Да, но честно, уверяю тебя, и с самыми лучшими намерениями.
Александра вопросительно подняла бровь.
– С какими? Лорд улыбнулся.
– Уверен, ты сама догадаешься.
– Мир?
– Точно. Если бы здесь был Люсьен, я бы и не подумал сделать такую вещь. Но Виицент простак. Идея заключалась в том, чтобы выиграть то, чем де Готье дорожат больше всего на свете, а затем предложить им их сокровище за плату.
– Опять мир?
– Да, и внук или внучка, что навсегда свяжет наши семьи, положит конец вражде.
– И Винцент согласился?
– Конечно, как и любой де Готье, – не сдержался Джеймс.
Александра взглянула на гобелен, висевший на стене за спиной отца и изображавший воинов на поле боя.
– Люсьен вернется, – проговорила она задумчиво, – но я не уверена, что разговор будет легким, а жизнь мирной.
Джеймс тоже взглянул на гобелен.
– Битва при Крестинге, это такой мост. В 1342 году, – возбужденно проговорил лорд. – Де Готье потеряли шесть человек, Байярды – пять. Байярды победили, потому что им удалось прикончить одного
