ошибки. Он вздрогнул.
— Ты хочешь сказать, — спросил он, — что ничего не видишь и не слышишь? Что тебя окружает чернота?
Механическое движение головы, которое убеждало лучше всяких возражений, повторилось.
— Мое тело все видит и все слышит. Оно не пострадало. Оно способно выполнять самые разные действия. Но внутри пусто. Там нет даже черноты.
Утомленное сознание Нормана перескочило вдруг к основному постулату бихевиористской9 психологии: человеческие поступки могут быть удовлетворительно объяснены без обращения к психике, как будто ее вовсе не существует.
Что я, вот доказательство правоты бихевиористов. Впрочем, доказательство ли? Ведь в поведении этого… тела… начисто отсутствуют все те мелочи, которые в сумме и составляют личность. Манера Тэнси щуриться, раздумывая над головоломной задачкой. Подергивание уголков губ — признак того, что она польщена или слегка удивлена. Все, все пропало. Даже быстрое тройное покачивание головой, когда нос Тэнси шевелился, как у кролика, превратилось в тусклое «нет», произнесенное невыразительным голосом робота.
Ее органы чувств реагируют на внешние стимулы.
Они посылают импульсы в мозг, а тот перерабатывает полученные сведения и передает сигналы мышцам, в том числе голосовым. Но и только. Нервная деятельность в коре головного мозга продолжается, однако она направлена теперь исключительно на физическое. То, что придавало поведению Тэнси своеобразный, присущий ей одной стиль, исчезло без следа. Остался организм, который утратил одухотворявшую его личность. Даже безумная или глупая — да! почему бы не воспользоваться устарелым термином, если он подходит к случаю? — душа не проглядывает в этих серо-зеленых глазах, которые моргают с регулярностью хорошо отлаженного механизма, но лишь для того, чтобы смазывалась роговая оболочка.
Норман ощутил угрюмое облегчение: он сумел-таки описать состояние Тэнси в точных терминах. И то ладно…
Память неожиданно воспроизвела, едва ли не слово в слово, прочитанную им когда-то в газете заметку о старике, который многие годы хранил в своей спальне тело молодой женщины; он любил ее, а она умерла от неизлечимой болезни. При помощи воска и прочих ухищрений ему удалось предотвратить гниение. Он разговаривал с телом утром и вечером каждого дня и пребывал в полной уверенности, что однажды оживит умершую. Но полиция заинтересовалась стариком, провела у него дома обыск и забрала тело женщины, чтобы похоронить его.
Норман кисло усмехнулся. Черт подери, воскликнул он мысленно, как можно задумываться над необузданными, бредовыми фантазиями, когда вот сидит Тэнси, которая, очевидно, страдает от редкого нервного заболевания?!
Очевидно «?
Необузданные фантазии?
— Тэнси, — произнес он, — почему ты не умерла, когда лишилась души?
— Обычно душа терпит до конца, будучи не в силах убежать, и погибает вместе с телом, — ответил механический голос с размеренностью метронома. — Но мою душу терзал Тот-Кто-Идет-Следом. Открыв глаза, я увидела зеленую воду и поняла, что наступила полночь и что у тебя ничего не вышло. В этот миг отчаяния он и похитил мою душу. Но тут меня обхватили и повлекли к воздуху руки твоего посланца. Моя душа была близко, но уже не могла вернуться в тело. Ее бессильная ярость — последнее, что отложилось у меня в памяти. Твой посланец и Тот-Кто-Идет-Следом, должно быть, решили, что добились каждый своего, а потому разошлись с миром.
Картина, возникшая в сознании Нормана, была настолько яркой и правдоподобной, что казалось немыслимым, будто ее могли нарисовать слова робота. Однако лишь робот способен был повествовать о подобном событии с поистине ледяным безразличием.
— И ничто тебя не волнует? — спросил вдруг Норман, содрогаясь вновь при виде пустоты в глазах женщины. — И ничегошеньки не хочется?
— Хочется. Одного. — Это заявление сопровождалось не покачиванием головы, а утвердительным кивком.
В лице Тэнси появился какой-то намек на чувство. Мертвенно-бледный язык облизал синеватые губы. — Я хочу свою душу.
У Нормана перехватило дыхание. Он пожалел о том, что его стремление вывести Тэнси из ступора увенчалось успехом. Под наружностью человека притаился зверь. Ее реакция напомнила ему любящего свет червяка, который спешит выбраться на солнце.
— Я хочу свою душу, — повторил механический голос.
В его монотонности было нечто такое, из-за чего Нормана так и подмывало заткнуть уши. — Расставаясь со мной, моя душа наделила меня этим желанием. Она знала, что ее ожидает. Ей было очень страшно.
— Где, по-твоему, она находится? — процедил Норман сквозь зубы.
— У нее. У женщины с тусклыми глазами.
Норман ошарашенно уставился на Тэнси. Он ощущал, как зарождается в сердце гнев, и ему было все равно, осмысленный это гнев или нет.
— У Ивлин Соутелл? — спросил он хрипло.
— Да. Но не стоит называть ее по имени.
Его рука метнулась к телефону. Ему надо чем-то занять себя, иначе он просто сойдет с ума.
Разбудив портье, Норман через него связался с местной телефонной станцией.
— Да, сэр? — послышался в трубке мелодичный женский голос. — Хемпнелл, 1284. Кого позвать? Ивлин Соутелл? Еще раз, сэр. И-В-Л-И-Н С-О-У-Т-Е-Л-Л. Хорошо, сэр. Повесьте, пожалуйста, трубку. Мне потребуется время, чтобы дозвониться.
— Я хочу свою душу. Я хочу отправиться к той женщине. Я хочу в Хемпнелл. — Похоже, Норман разбудил голодного зверя. Как игла проигрывателя, что застряла в канавке на заезженной пластинке, подумалось ему, или как механическая игрушка, которую куда подтолкни, туда она и пойдет.
— Конечно, мы поедем в Хемпнелл, — сказал он с запинкой. — И вернем твою душу.
— Но тогда нужно вызвать горничную, чтобы она почистила и погладила мою одежду.
Плавно поднявшись, она шагнула к столику, на котором стоял телефон.
— Тэнси, — устало проговорил Норман, — времени четвертый час. Какая может быть горничная?
— Мне надо почистить и погладить одежду. Я скоро поеду в Хемпнелл.
Ей-богу, подумал Норман, как сварливая старуха! Вот только голос сомнамбулический.
Тэнси приближалась к нему. Он осознал вдруг, что отодвигается как можно дальше, словно стремясь вжаться в стену.
— Даже если ты ее добудишься, — сказал он, — она не придет.
Бледное лицо повернулось к нему.
— Горничная — женщина. Она придет, когда услышит меня.
Тэнси сняла трубку.
— В вашей гостинице есть горничная? — справилась она у ночного портье. — Пришлите ее в мой номер… Ну так позвоните ей… Я не могу ждать до утра… Она нужна мне немедленно… Неважно… Спасибо.
Последовала долгая пауза, которую нарушали только гудки на том конце провода. Наконец там проснулись.
— Это горничная? Подойдите в номер 37.
Норман как будто сам услышал возмущенный ответ.
— Разве по моему голосу вы не догадываетесь, в каком я состоянии?.. Да… Приходите немедленно…
Тэнси опустила трубку на рычаг. Норман не сводил с нее глаз. Неожиданно для себя он спросил:
— Тэнси, ты способна отвечать на мои вопросы?
— Да, способна. Я отвечаю на них вот уже три часа.
Почему же, не отступалась логика, помня, что произошло в последние три часа, она… Но что такое
