Фриц Лейбер
Лунная дуэль
Об авторе
Покойный Фриц Лейбер, чья писательская карьера включает полстолетия от «Золотого века» «Невероятного» в сороковых и до начала девяностых, — является важнейшей фигурой в развитии современной научной фантастики, фэнтези и хоррора. Невозможно представить, чем были бы без него эти жанры сегодня — можно лишь сказать, что без Лейбера они обеднели бы. Вероятно, нет другого писателя (за исключением, возможно, де Кампа), который бы работал в столь различных жанрах и сделал так много для развития каждого. Лейбер был одним из родоначальников современной «героической фэнтези», и его длинная вереница историй о Фафхрде и Сером Мышелове остается одной из наиболее сложных и интеллектуальных работ в жанре «меча и магии» (термин, который сам Лейбер обычно недолюбливал). После Лавкрафта и По Лейбер — один из лучших (если не лучший) автор рассказов о сверхъестественном, написавший обновленные «современные» или «городские» рассказы ужасов (такие, как «Дымный призрак» и классический «Моя жена — ведьма») намного раньше, чем начался порожденный Стивеном Кингом Большой Бум Ужаса середины семидесятых, и обеспечил внимание публики к этому жанру.
В научной фантастике Лейбер тоже фигура немаловажная; в сороковые годы он был одним из основных авторов кэмпбелловского «Невероятного» (там печатались такие его работы, как «Скопление» и «Темнота») и «Галактики» Голда в пятидесятые. В «Галактике» было напечатано классическое «Растущее притяжение» и роман «Большое время», который до сих пор считается одним из лучших фантастических произведений. В шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годах Лейбер постоянно снабжал журналы и антологии такой первосортной литературой, как «Странник» и «Богородица Тьмы», Роман «Большое время» заслуженно получил в 1959 году премию «Хьюго», а всего Лейбер является лауреатом шести «Хьюго» и четырех «Небьюл», не считая трех мировых премий в области фантастики — в том. числе престижной премии за достижения всей жизни и премии Гроссмейстера Фэнтези.
Отношения Лейбера с жанрами космической оперы иди космических приключений были сложными и противоречивыми. В получившем «Хьюго» романе «Странник» — где привлекательные, соблазнительные (и довольно жестокие) женщины-тигрицы в своем космическом корабле размером с планету прилетают в Солнечную систему, чтобы использовать нашу Луну в качестве источника топлива; последствия для Земли, разумеется, бедственные — видна неподдельная нежность и ностальгия по форме… но в то же время Лейбер ловко использовал жанровые клише космической оперы для достижения острого сатирического эффекта в произведениях вроде «Тайных песен». В этом романе молодому супругу, сидящему на наркотиках, представляется, будто он по ночам участвует в приключениях, типичных для космической оперы, и все это — некие «испытания», проводимые его «наставником», мудрым Старым Крокодилом, живущим где-то за Магеллановым, Облаком, и от этого складывается впечатление, что Лейбера сильно утомили межпланетные приключения и условности, связанные с этим жанром (среди тех современников Лейбера, кто был поумнее, такой взгляд на вещи был довольно распространен, как и среди нынешних авторов, которые стараются не слишком увлекаться космическими приключениями). Но Лейбер, когда баловался этим жанром, по крайней мере пытался привнести в него какую-то новизну — и часто довольно причудливую, — как, например, в «Ведре воздуха» или сюрреалистическом «Великом переселении». Так что не следует удивляться, что Луна, куда Лейбер приглашает нас в хитроумной и напряженной истории, предлагаемой ниже, не совсем похожа на Луну в изображении других авторов, и что приключение, которое переживает герой, является необычным и удивительным, а простые действия влекут за собой неожиданные последствия…
Среди других книг Фрица Лейбера можно назвать «Зеленое тысячелетие», «Призрак бродит по Техасу», «Большой двигатель», «Серебряные яйцеглавы», а также сборники «Лучшее Фрица Лейбера», «Сочинения Фрица Лейбера», «Война перемен», «Темные агенты Ночи», «Герои и ужасы», «Паук разума», «Свет призрака» и семь томов романов о Фафхрде и Сером Мышелове. Многое уже вышло, а книги о Фафхрде и Мышелове сейчас переиздаются издательством «Уайт Вулф Борелис».
Лунная дуэль
Первым сигналом, что нас засек крузо, было слабое «тюк»; я почувствовал его через скафандр. Тюкнуло в мини-радар, который мы с Питом весело устанавливали в рабочее положение на восточной стороне кратера Гиоджа, чтобы поискать, нет ли здесь обломков кораблей, металлического мусора или даже рудных почек.
Потом послышалось «ш-щух», и в то же мгновение рука Пита потеряла контакт с приземистым мини-радаром… Его перчатка, серебристая в слабом свете полярного солнца, очень медленно уходила от кожуха, будто Питу вдруг стала противна эта работа. Я еще только поворачивал к нему глаза, когда затылок его шлема лопнул, выбросив облако тошнотоворной смеси из ошметков мозга и крови, которая в ледяном вакууме сразу же превратилась в хлопья чудесного алого снега.
Громкий удар ужалил меня через перчатку: это вторая пуля крузо поразила мини-радар. Я быстро посмотрел туда, куда было обращено лицо Пита, когда он поймал свою смерть, и успел заметить зеленую, тонкую, словно игла, молнию, мелькнувшую в темной нише низкой стены Гиоджи, где облитая черной тенью скала смыкалась с россыпью звезд над зубчатым: гребнем. Я сдернул с плеча свифт,[1] сделал длинный прыжок в сторону и выстрелил три раза подряд. Первые две гранаты, видимо, прошли слишком высоко, зато третья зажгла красивый фиолетовый шар в основании ниши. В свете его я не увидел врага, невредимого или раненого, серебристого цвета или любого другого, в нише или на гребне, но некоторые крузо способны мимикрировать, как хамелеоны, и почти все двигаются очень стремительно.
Скафандр Пита продолжал падать, медленно, но неуклонно ускоряясь. В трех десятках ярдов за ним была довольно широкая черная расщелина; впрочем, сказать точно, насколько она широка, я бы не смог, потому что противоположный край терялся в тени стены кратера. Я метнулся туда, как крыса в нору. На третьем прыжке я подхватил Пита за пояс для инструментов и кислородный шланг. Лицевая сторона его шлема не успела коснуться покрытой пылью пемзы, и я потащил Пита с собой. Какая-то самая тупая или самая вымуштрованная часть моего мозга отказывалась признать, что он мертв.
Я быстро скользил в нескольких дюймах от лунной поверхности, отталкиваясь от камешков, торчащих из пыли, — как рыба, которая плывет, едва шевеля плавниками. Крузо не ждал от меня такого фокуса, и мне хотя бы отчасти удалось обмануть слабое лунное притяжение, ограничивающее скорость передвижения на Луне, не превратившись в удобную мишень. За моей спиной сверкнула зеленая вспышка, и пыльное облако слегка хлопнуло меня по заднице. Не рассчитал упреждение. А я теперь знаю, что у него есть не только пули, но и гранаты.
Я нырнул в расщелину через три секунды после того, как ботинки Пита царапнули о последнее на пути скальное обнажение. Самая тупая или самая вымуштрованная часть моего мозга упорно не хотела сдаваться; я держал его труп словно в тисках, и от толчка мы с ним развернулись. Но даже в этом мне повезло: в пяти ярдах впереди вырос яркий шар диаметром ярда в два; он был похож на гигантского светлячка, только отнюдь не такой дружелюбный, ибо невидимая взрывная волна разреженных газов толкнула меня достаточно сильно, чтобы мой скафандр раздулся, предохраняя хозяина от удара. Не будь между нами серебристой гробницы Пита, дело бы кончилось плохо. Итак, у него есть снаряды с дистанционными взрывателями, реагирующими на металл, — вероятно, у них на планете эти штучки весьма эффективны.
Хвост бледно-зеленой вспышки осветил мне дно расщелины в сотне ярдов внизу. Он было почти целиком покрыто пылью; молись Богу, чтобы пыль оказалась глубокой. Я прыгнул. Мне хватило времени прижать большим пальцем кнопку «Критическая ситуация»; корабль должен был автоматически передать сигнал в Циркумлуну. Потом край расщелины отрезал меня от корабля, и я лениво упал из яркого света в благословенную Черноту. Подсветка на приборной доске моего шлема давно уже была отключена — даже она могла дать крузо достаточно света, чтобы прицелиться, а приборную доску Пита погасила пуля. Десять, двенадцать секунд падения, а зубчатая стена кратера по-прежнему торчала над краем расщелины. Я чувствовал, как оружие крузо опускается, следя за мной, — он тоже знал ускорение свободного падения на Луне, медленные пять футов на секунду в квадрате. Я чувствовал, как его щупальце, палец или коготь напрягается на спусковом крючке, кнопке иди что у них там. Со всей силой, на какую я был способен, я пихнул Пита вдоль стенки расщелины. Еще три секунды, четыре — и мой скафандр снова распух, и я ощутил удар: еще одна зеленая вспышка высветила гладкое дно, начавшее подниматься мне навстречу немного быстрее. Эта вспышка была полусферой, не шаром: снаряд попал в стену, но осколки, если они и были, благополучно меня миновали. И он ударил точно посередине между мною и серебристым гробом Пита. Крузо знал свое оружие и свою Луну — я искренне им восхищался, несмотря на то что мой трюк с Питом, рассчитанный на действие и противодействие, заставил его промахнуться. Наконец стена кратера скрылась за краем расщелины, и я, перезарядив свифт, приготовился приземлиться, как трехногий краб, на обе ноги, обутые в сапоги для лунного грунта, и свободную руку.
Падать одиннадцать секунд на Луне — все равно что две на Земле, но и того, и другого достаточно, чтобы набрать скорость больше пятидесяти футов в секунду. Я довольно чувствительно ударился о слой пыли, но, слава богу, камней в этом месте не оказалось. Я наполовину утонул в пыли, и подсветка приборной доски снова зажглась — но лишь для того, чтобы в тусклом свете продемонстрировать мне толстый слой серой мелкой муки. И как мука, пыль сопротивлялась, когда я отстегнул сапоги. Используя их в качестве точки опоры, я освободил от пыли вторую руку и переднюю часть шлема. Даже сквозь серую завесу пыли звезды выглядели неплохо. Держась за сапоги обеими руками, я вытянул ноги из пыли и, балансируя на предательской скользкой поверхности, снова обулся. Потом поднялся и включил прожектор на шлеме. Я не был в восторге от того, что приходится это делать. С такой же охотой преследуемое животное будет трещать кустами или застынет на фоне неба, но я понимал, что у меня ровно столько же времени на то, чтобы найти укрытие, сколько его понадобится крузо, чтобы добежать от ниши в стене до края расщелины. В большинстве своем они бегают очень быстро и жаждут убивать:
Прожектор высветил блестящий саркофаг Пита, распластанный на поверхности; наполовину погруженный в пыль, он был похож на человека, плывущего на спине. Я обвел лучом всю расщелину. Стена напротив была гладкой, за исключением нескольких выступов и трещин, и я не заметил даже какого-нибудь навеса, который мог бы дать мне укрытие от крузо наверху.
Зато часть стены на моей стороне, меньше чем в полусотне ярдов, была вся изрыта дырами и пузырями там, где когда-то пенилась и бурлила первобытная лава в слабом поле лунного тяготения. Я нацелил себя в центр этого участка и начал движение. Прожектор я выключил и шел, ориентируясь по полосе звёзд.
Сапоги для лунного грунта похожи на снегоступы, и ходят в них почти так же. Для меня в этом есть что-то ностальгическое, но у зверя, на которого идет охота, нет времени предаваться сладостным воспоминаниям.
Внезапно над моей головой загорелось сияние более яркое и более алого оттенка, чем звездный свет. Узкая лента скалы наверху противоположной стены купалась в оранжевом пламени, а зубцы на гребне стены слабо мерцали, словно тлеющие вулканы. Свет разгорался; он спрыгнул вниз, в мою расселину, и заметался между стенами, вновь осветив мне дыры, к которым я шел.
Крузо поджарил наш корабль. Оба бака, стоящие вплотную друг к другу, взорвались и вспыхнули сотней факелов. Пока я добирался до дыр, оксианилин все горел. Я влез в самую крупную, и в свете гаснущего пламени увидел лавовый пузырь футов двенадцать в диаметре и с еще одной дырой в дальней стене. Скала была черной, на ощупь грубой и твердой, как алмаз. Я рискнул остановиться и бросить взгляд назад.
В багровом облаке вырисовывался скелет нашего корабля. Сверкнула зеленая молния — крошечный ядовитый кинжал, — и в следующее мгновение там, где лежал Пит, мигнул огромный бледно-зеленый светлячок. Пит. спас меня в четвертый раз.
Я едва успел убраться в сторону, когда другой светлячок, на сей раз ослепительно яркий, вспыхнул у самого входа в мою дыру, и я почувствовал мягкий удар взрывной волны. Через скалу я слышал, как звякают о камень ошметки скафандра Пита, но, может быть, это у меня просто звенело в ушах от близкого взрыва.
Я пролез в заднюю дверь и оказался в другом пузыре, похожем на первый всем, даже наличием черного хода. Миновав этот третий проход, я развернулся и положил ствол свифта на неровный порог. Крузо здесь дома, и куда бы я ни забрался, он будет знать местность лучше меня. Какой смысл отступать дальше и потеряться в этих норах? Часы на приборной доске показывали, что с того момента, как Пит поймал пулю, прошло около полутора минут. Герметизация скафандра не нарушена, кислорода и запаса тепла хватит мне еще на четыре часа —
