На сковородке что-то шипит. Гордон быстро переворачивает ломоть хлеба. Поджаренная сторона с желтовато-коричневой корочкой выглядит очень аппетитно. Гордон продолжает:
– Все вспоминаю прошлую ночь…
– Ш-ш-ш…
Он шепчет:
– Вижу все так ясно, будто в голове у меня кинопроектор. Только о тебе и думаю.
– И еще думаешь о девчонке, с которой устроился на часок за лодочной пристанью в Бостоне.
– Я на ней женился, – говорит Гордон. – И сейчас женат на ней.
Так, кое-что начинает проясняться. Конечно, он женат. А почему бы ему не быть женатым?
– Где она? – спрашиваю я.
– Она меня оставила, – отвечает Гордон.
В этот момент в кухне появляется Виктор.
– Посмотрите-ка на меня, – говорит он, улыбаясь, – я на ногах.
Стоит, слегка покачиваясь, прислонившись к кухонному столу. Гордон протягивает ему руку, но Виктор не обращает на него внимания. С усилием выпрямляется. Объясняет нам:
– Тяжелое похмелье. Сам во всем виноват, а теперь весь разбит, в голове Вьетнам.
На первом этаже у Гордона есть маленькая комната, обшитая темными деревянными панелями, она освещается одной-единственной лампочкой. Эту комнату Гордон называет «морской». На полках вдоль стен все, что может понадобиться на море: водные лыжи, маски для ныряния, ласты. К стене прислонены пять удочек. У дальней стены два спасательных пояса, куча спасательных жилетов грязно-оранжевого цвета, коробка с рыболовными снастями, крейт, задача которого сохранять горячее – горячим, а холодное – холодным, набор крючков с перышками и разноцветные поплавки. Над дверью висит чучело рыбы – тунец, которого Гордон поймал в прошлом году.
Виктор остается дома, читает. Когда я уходила, он издал какой-то нечленораздельный звук, что-то вроде «до свидания», и перевернул страницу.
Я робею перед Гордоном, но мне интересно. Восхищенно разглядываю каждый предмет в «морской» комнате, как в музее раритетов. В ящике кедрового дерева, обитом бархатом, часы для определения глубины при плавании под водой. Часы на толстом черном ремне, циферблат с подсветкой, толстое, водонепроницаемое стекло. Циферблат окружен значками, имеющими номера.
Гордон пытается показать мне, как надо им пользоваться.
– Все эти цифры имеют особое значение, – объясняет он мне, поворачивая часы.
Костюм для подводного плавания, ярко-синий, с желтой полоской, скрючился в углу.
– Он похож на раковину, – говорю я, прикасаясь к нему. Мне он напоминает кожу какого-то неизвестного существа, имеющего отдаленное сходство с человеком.
– Раковиной его не назовешь, – возражает Гордон.
Представляю себе, как в этом гидрокостюме выглядит Гордон: дышит с помощью кислородных баллонов, борясь с громадными валами, бросается в море, а потом исчезает в холодных зеленых глубинах океана, где всегда царят тишина и покой.
Решаем отправиться на берег моря собирать съедобных моллюсков. Раковины большущие, каждая величиной с ладонь. Во время отлива их полным-полно на берегу. Чайки кружатся над ними, пикируя на уже открытые, умирающие. Чайки взмывают ввысь, носятся над волнами, а потом бросают моллюсков на скалы, усеянные грудами разбитых раковин. Мы с Гордоном собираем моллюсков только с плотно закрытыми створками. Бросаем их в пластмассовое ведро.
– Вот двустворчатый моллюск, – объясняет Гордон, показывая мне узкую прямоугольную раковину. – Видишь, какие створки? Двустворчатых моллюсков пробовать не приходилось. Эй, а тебе известно, что бурые водоросли растут быстрее всех других растений?
Мы подбираем ракушку за ракушкой. Ведро тяжелое; его пластмассовая ручка прогибается под весом десяти крупных моллюсков.
– У меня дома есть ракушки, – говорю я.
– Что? Коллекция? Какие виды ракушек?
– Не коллекция. Просто несколько ракушек. Гордон наклоняется и подбирает с песка две раковины.
– Это, – объясняет он мне, показывая темную ракушку величиной с полдоллара, – лунообразная ракушка. Видишь дырку в конусе? Ее проделала лунная улитка. Каждый изгиб раковины называется завитком.
– У меня есть одна такая дома, – говорю я. – Только не знала ее названия.
– Существуют и другие виды моллюсков, очень похожие на нее. Есть, например, лунообразная ракушка, которая меньше размером и ослепительно-белая. Есть пятнистые и дольчатые ракушки. Надо как-нибудь зайти посмотреть на твою коллекцию.
– Это не коллекция. У меня всего несколько штук.
– Твои, конечно же, самые красивые ракушки из всех, что находили на побережье Халла, – поддразнивает меня Гордон. Протягивает руку. – Вот литорица.
Кладу подобранные Гордоном ракушки в карман. Гордон обнимает меня. Мы бредем, борясь с сильным ветром, дующим с океана, по самой кромке прибоя, там, где только что плескались волны. Подбираем еще несколько ракушек. Гордон рассказывает мне о них, объясняет, что улитки могут питаться другими
