Армани — это для бэк-вокалистов. В Лондоне я бисексуал, но я не могу засадить девчонке в Бирмингеме. Я буду бояться, что она выколет мне глаза своими белыми шпильками. Они ни хрена не понимают. Тебе приходилось видеть белые шпильки на показах Жана-Поля Готье? Не думаю.
Позже он свалил. Я уже подумывал отправиться домой, когда в меня врезался пьяный парень.
— Извини, приятель. А, это ты. Помнишь меня? Я работал в «Скворечнике».
Я его помнил: привлекательный, довольно крепкий парень с ангельской улыбкой. Волосы у него были темные, с белой прядкой посередине. На нем была зеленая рубашка и бледно-голубые джинсы, он пил «Брикер». Его звали Марк, с «си» на конце, как у Алмонда. Он был его фанатом, особенно Soft Cell. Мы немного поболтали, купили друг другу по пинте. В какой-то момент, уходя в туалет, он сказал: «Не убегай», — и сунул руку мне под рубашку, прямо над ремнем. Его голубые глаза смотрели дружелюбно и слегка заговорщически.
Вернувшись, он, вместо того чтобы сесть, поднял меня на ноги и утянул к стене под лестницей. Итальянские туфли прошли в паре дюймов от наших слившихся в поцелуе ртов. Мои пальцы нащупали его член. Алкоголь замедлял все действия, это все равно что рассматривать видео кадр за кадром. К тому времени как мы допили пиво, мы оба были настолько возбуждены, что даже не могли нормально ходить.
— Хочешь пойти со мной? — спросил я.
Марк покачал головой.
— Извини. Не люблю бывать в чужих квартирах. Со мной однажды случилось кое-что. Но я знаю, куда мы можем пойти.
Он сжал мою руку. Бармен продолжал наливать, но уже наполовину опустил решетку, показывая — больше не обслуживаем. Несколько одиноких «девочек» пытались снять кого-нибудь в очереди в гардеробе. Самое время идти в другое место.
На улице возле «Пульса» тинейджеры мостили Херст-стрит своей блевотиной в свете уличных фонарей. Марк, одетый в голубую лыжную куртку, повел меня наверх, к Колморроу. Мы пересекли Нью-Стир, где нищие лежали, сгрудившись под навесами магазинов, на расстоянии нескольких ярдов друг от друга, чтобы не выглядеть парочками. Марк исчез в тени Нидлесс-аллей, я последовал за ним. Напротив «Рыбы- меч», над забитыми окнами я разглядел пыльную голубую табличку «Скворечника». Изначально это была часть «Нового имперского отеля», затем «Скворечник» стал независимым гей-баром, с женщиной- управляющей и смешанной публикой, состоявшей в основном из студентов. Три года моя жизнь вращалась вокруг этого места. Когда отель закрылся, планы по сносу вынудили закрыться и «Скворечник». Он был закрыт уже два года, но здание все еще стояло на месте.
Марк показал на узкую дорожку, сделанную для прохода. Она привела нас на задворки закрытого отеля. Здесь велись какие-то работы, но они остались незаконченными: ржавые строительные леса обрамляли заложенные кирпичами дверные проемы, драные листы брезента свисали с обеих сторон, будто занавес. Уличный фонарь освещал угол аллеи. Я бросил взгляд, отыскивая дыру в кирпичной кладке, и увидел клочок бархатного неба. Странное ощущение, точно ты оказался в недрах дома.
Еще один лист брезента был натянут перед дверями, удерживая на месте вываливающиеся кирпичи. Без сомнения, какая-то другая парочка уже устроила здесь гнездышко. Марк прислонился к грубой кирпичной кладке и расстегнул куртку.
— Можешь отсосать у меня, если хочешь.
Я поцеловал его, затем опустился на колени и расстегнул его джинсы, поднял руку, чтобы коснуться его сосков под рубашкой. Грудь у него была совершенно гладкой.
— Только побыстрее, — сказал он, — холодно.
Я поцеловал его член сквозь боксеры, почувствовав, как он напрягся под тонкой тканью, затем стянул их. Он стоял очень спокойно, баюкая мою голову в своих руках, его дыхание сделалось быстрее, когда я начал сосать, но затем снова замедлилось.
— Поднимайся, — сказал он.
Когда я встал, тьма на мгновение застила мне глаза; но потом все вернулось на место. Марк стал на колени, расстегнул молнию на моих брюках и взял в рот мой член. Я погладил его по волосам, проведя рукой по белой полоске, исчезающей на макушке. Он начал яростно дрочить себя, ритм сотрясал нас обоих. Я был слишком пьян, чтобы кончить и к тому же меня сдерживал страх, что нас застукают, но вскоре я услышал, как Марк издал хриплый горловой стон и почувствовал, как напряглось его тело. Он кончил и откинулся на спину, закрыв глаза и продолжая осторожно двигать руками. Пот блестел на его веках. Затем он встал, пытаясь отдышаться и показал на мою промежность. Я покачал головой.
— Все нормально, я в порядке.
Пока мы застегивали одежду, я заметил, что мои ботинки и отвороты брюк забрызганы семенем Марка. Я нагнулся и вытер ботинок пальцами левой руки.
Мы попрощались на Колмор-роу, где Марк намеревался сесть на ночной автобус до Перри-Барр.
— Мы еще увидимся? — спросил я.
Он сказал, что в пятницу будет в «Шуте». Я знал, что это значит, знал, что я уйду оттуда один, ничего не получив. Было около трех ночи, мне не хотелось трястись в переполненном ночном автобусе до Мозли со спермой Марка, подсыхающей на моих ногах, так что я пошел пешком. Вдоль Бристоль-стрит с ползущими вдоль обочины машинами и мальчиками, делающими вид, что ждут автобус, через Першор-роуд, где девочки слонялись взад-вперед, точно призраки заключенных, и деревья отбрасывали гигантские тени на дорогу, по Эдгбастон-роуд, где огни сигнализации вспыхивали в домах, когда я проходил мимо. Время от времени я подносил левую руку к носу. Казалось, его оргазм принес мне облегчение. Точно он испытал удовольствие вместо меня, забрав ощущение стыда и неадекватности. Я не верил в это, но я это чувствовал.
На следующий вечер я отправился с Йеном и Рейчел посмотреть на шоу фейерверков в парк Сеннели. Костер охраняли пожарные в оранжевых куртках, вдалеке колесо обозрения возносило в ночь крошечные фигурки. Мы выпили упаковку сидра, сжимая темные бутылки как микрофоны. Наземных фейерверков не было, все шоу развернулось в небе над нами, рассыпаясь пеплом, еле видимом в свете костра. Толпа ангелов с внимательными глазами, тающими костями и потрескивающими волосами. Случайная перкуссия: безупречные риффы, но не хватает основного ритма. Под конец начало казаться, что ночь сжимается вокруг нас, горькая от дыма.
Мы прошли мимо тлеющих остатков костра к многолюдной ярмарке, где Мит Лоаф [63] соревновался с Take That [64]. Тинейджеры вопили в едином порыве, забираясь в колесо, которое раскачивалось и затем поворачивалось. Йен рассуждал о шаманских ритуалах:
— Они играют на барабанах и не дают себе заснуть, чтобы вызывать видения. Брось пригоршню пыли в костер и увидишь лица умерших. А потом мертвые начинают говорить через них. Китайцы используют фейерверки, чтобы призвать духов уже тысячи лет.
Я был в ужасно слезливом настроении после двух бутылок сидра на пустой желудок. Рейчел подмигнула мне и взяла за руку. Но ничто не помогало.
С начала ноября магазины заполнили преждевременные новогодние декорации, повсюду звучали попсовые рождественские напевы. Я отчаянно пытался найти работу, денег у меня почти не осталось; но без связей и рекомендаций шансов было мало, хотя «Темпест рекордз» согласились взять меня обратно в качестве временного помощника, чтобы разобраться с предрождественскими заказами. Мартин предложил мне помочь найти работу в другой группе, но я считал, что это будет все равно что сжечь мост, который мы все еще можем перейти. Алан был занят новыми группами, в том числе и «Лентой», которые записывали свой альбом «Парень с побережья», но он все еще очень хотел вернуть «Треугольник» обратно на рельсы. Он, казалось, стал менее осторожным со мной теперь, когда я расстался с Карлом; я догадался, что он боялся Карла.
Весь ноябрь я то беспрестанно блуждал где-то, то безвылазно сидел дома со своей коллекцией записей, пьяный, в слезах. Я решил не дать себе погрузиться в наваждения, которые мучили меня после разрыва с Адрианом. То была гораздо более грязная история, облегчение приносила лишь возможность делать язвительные выпады: «Может, я теперь найду парня, который умеет трахаться. Это было бы здорово». На сей раз гнева во мне не было. Я чувствовал себя потерянным и дезориентированным. Повсюду
