— Карл? В чем дело?
Он не смотрел на меня. Я прошел мимо него в ванную. Когда я вышел, он сидел в гостиной, там же, где и полчаса назад. Музыка по-прежнему не звучала. Он закурил сигарету и уставился в окно. На улице выглянуло солнце, от этого казалось, что в комнате стало еще темнее.
— Тереза пошла в школу, — сказал он. — Она красивая. Немножко застенчивая, как и я, когда был ребенком. Я уже не помню, каково это, в пять лет. Совсем ничего. Тереза меня практически не знает. Я не хотел быть отцом, так я им и не был. — Он помолчал. — Создал свою собственную семью. Ты и Йен, Дайан. Я использовал музыку как некое таинство. Возврата нет. Но иногда… Чтобы двигаться, тебе нужно бежать.
Он затушил сигарету и взял еще одну, но не прикурил ее. Окно за его головой было залито холодным огнем. Я вспомнил, что сегодня переводят часы.
— Может, пройдемся? — сказал он.
Мы свернули со Слейд-роуд к центру Эрдингтона, куда направлялась большая часть машин.
— Элейн хочет, чтобы я остался с ней на время, — сказал он. — Она рассталась со своим парнем несколько месяцев назад. Это не надолго. Я имею в виду, она и я. Но она единственный человек, который действительно меня понимает. Она заботилась обо мне, когда со мной это приключилось тогда, семь лет назад.
— Я не знал.
Наши голоса тонули в гуле машин, точно призраки в моей голове. Я видел, что рот Карла движется.
— Прости, я не слышу тебя.
— Слишком много выступлений, Дэвид. Я сказал, мне жаль. Ты понимаешь?
— А что же будет с «Треугольником»?
Карл свернул налево, на Розари-роуд, направляясь к озерам. Несколько ребятишек из начальной школы гоняли на дороге драный футбольный мяч, мяч пролетел возле моего лица и глухо ударился об стену. Розовое солнце сверкало над крышами, точно луна, отраженная в воде.
— Как я и сказал. Нам не нужно ездить в туры и все это дерьмо. Мы можем продолжать записывать диски. У меня есть планы.
— У тебя всегда было до хрена планов, — сказал я.
Мы продолжали идти, влекомые холодом и напряжением. Черные деревья вокруг Уиттонских озер походили на фальшивые ресницы. Сетка узких улочек с одинаковыми домами за озерами казалась совершенной и нереальной: факсимиле деревни. С окраины предместья открывался вид на фабрики и высотные дома, виднелись даже бледные здания в центре города. Пустельга парила над нами, ее тело было совершенно неподвижным, только крылья хлопали.
— Не знаю, что сказать Дэвид. — Его лицо было неподвижным и лишенным всякого выражения. — Ты хороший друг, но… Ну это как с выпивкой. Друзья, с которыми ты пьешь, кажутся тебе особенными из-за выпивки.
— Я думал, что это было нечто большее, — сказал я.
— Потому, что ты считаешь секс духовным опытом. Как и с музыкой, ты думаешь, если овладеть правильной техникой, то все получится. Ты не можешь понять, что за этим есть нечто большее. Нечто большее, чем тело. Большее, чем просто возбуждение от того, что ты это делаешь.
Я почувствовал, что мое лицо пылает.
— Это не честно. Это, мать твою, не честно. Ты не видишь ничего за своими наваждениями. Ты мудак, Карл. Я понимаю, у тебя тяжелая жизнь, но зачем же отыгрываться на мне?
Карл отвернулся и посмотрел вниз, обхватив себя руками. Сумерки размывали контуры города вдалеке. Он дрожал. Пустельга улетела.
По дороге обратно к Слейд-роуд, я сделал последнюю попытку достучаться до него.
— Карл, послушай. Нам нужно поговорить о том, что случилось. Студия. Я был там, не забывай. Я видел, что ты сделал. И то, что ты мне говорил…
Карл покачал головой.
— В словах нет магии. Разговоры не могут изменить случившееся. Это новая религия, разговоры. Люди почитают Опру Уинфри как новую Пресвятую Деву. Это же просто проебывание времени. Бессмыслица.
Мы прошли мимо серого, похожего на тюрьму, громоздкого здания психиатрической больницы, затем остановились на мосту сразу за Шестью Путями. Под нами загорелись уличные фонари, дороги ощетинились пробками, час пик.
— Ты сможешь добраться отсюда домой?
— Нет проблем.
Вопрос пришел ко мне, когда я увидел оранжевые фары и черный дым, валивший от застрявшего в пробке грузовика.
— Ты помнишь тот дом в Стоуке? Который горел?
Карл невозмутимо посмотрел на меня.
— Что ты тогда там увидел?
— То же, что и ты. Или иную версию того же. Ты не понимаешь? Я не могу жить с тем, кто вот так смотрит на вещи. Я не смогу выплыть. Мы слишком похожи.
Он приблизился ко мне, ненадолго прижался губами к моему рту.
— Береги себя, Дэвид.
Я посмотрел, как его голова исчезает в дверном проеме, как он поднимается по ступенькам, затем повернулся и ощутил вибрацию трафика. Год наших жизней, подумал я. Первый поцелуй под мостом, последний — над. Несколько минут я не мог шелохнуться. До тех пор, пока я не вижу лиц людей, все будет нормально. Моторы машин, колеса, вгрызающиеся в бетон, раздраженные гудки — все это было в другом мире, я стоял и слушал глубокую тишину у себя в голове.
Глава 11
Соло
Вечно трупы к завтраку
Главный бар в «Соловье» пах попперсом [62] и пролитым пивом. Красный свет сверкал на липком полу и превращал допотопный стеклянный шар в кровавую луну. За вращающимися дверям музыка грохотала среди битком набитой темноты танцпола: жизнерадостная попса усилена и перемикширована в нечто тяжелое и безжалостное. Этот бар и тот, что наверху, соединенные спиральной лестницей, были по большей части мужскими, женщины предпочитали собираться в маленьком баре и бильярдной позади танцпола. Было уже за полночь. Некоторые парочки торопились уйти, прежде чем исчезнут все такси, другие, потные от танцев, стояли в очереди за гамбургерами в ресторанной зоне. Объявление на стене предупреждало нас быть поосторжнее на улицах возле клуба: недавно здесь напали на нескольких человек. Я знал одного из них: Стив, мой друг и бывший любовник, который был здесь сегодня с новым парнем. На нем была черная шелковая рубашка, шрам украшал его лоб, в этом месте сложно наложить швы.
Сегодня здесь было немного знакомых лиц. Новые клубы открылись в Бирмингеме и Вулверхэмптоне, здесь же атмосфера стала более танцевальной и менее социальной. Я никогда не чувствовал себя здесь как дома, но теперь это не имело значения: я уже находился здесь. Карл научил меня этому. Выпив пару пинт (моего бюджета не хватало на крепкие напитки в ночном клубе), я разговорился с шикарно одетым парнем с лондонским акцентом. Выяснилось, что он из Солихулла, но последние пять лет провел в Лондоне.
— Ненавижу это долбанный город, — сказал он. — Здесь никто не умеет одеваться. Они считают, что
