Тур отменили. Теоретически мы могли бы отыграть последние четыре концерта, но Алан сказал, что риск слишком велик.
— Если что-то пойдет не так, мы очутимся в юридическом и финансовом кошмаре. Мы застрахованы, только если сейчас откажемся.
Надо отдать должное Алану, он сделал все возможное. Он поместил Карла в частную клинику и отложил все планы насчет «Треугольника». Он никогда не говорил нам о деньгах, что потеряли «Фэрнис». Мартин не пожелал вмешиваться. Из больницы я поехал к Йену и Рейчел в Акокс-Грин. Йен был дома, я рассказал ему о случившемся. Он плакал. Не думаю, что он оплакивал несостоявшийся тур.
Я отправился на квартиру Карла и немного прибрался. Только занявшись уборкой, я начал понимать, какой кошмар здесь творился: груды пыли в ванной и на кухне, гниющие фрукты в глубине холодильника, журналы, сваленные кучами повсюду. Карл ничего не выбрасывал. И только теперь я заметил, что из кухни исчезла его коллекция разнокалиберных бутылок. Это заставило меня задуматься: Где он достал шприц? И что он с ним сделал? Я собрал свою одежду в чемодан. Если он позднее захочет, чтобы я к нему переехал, отлично; но ничего нельзя сказать наверняка. Он сумасшедший. Я не знал, что это значит.
Через неделю после того, как Карла положили в клинику, я отправился его навестить. Это было старое здание в Уэст-Хит, возможно, раньше здесь находился кабинет викторианского доктора, остальная часть улицы была превращена в заводские цеха. Карл сидел в общей комнате с коричневыми креслами, низким столиком и телевизором. Стены увешаны полуабстрактными картинками: облака, волны, звезды. Карл едва пошевелился, когда я подошел и сел напротив него. То ли он был на тяжелых успокоительных, то ли на него так подействовал декор. Руки у него были разбинтованы, швы остались только на одном пальце.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Хорошо. Здесь так тихо. Меня поместили в звуконепроницаемую комнату. Что бы ни случилось, я этого не услышу.
Он попытался прикурить сигарету, но никак не мог зажечь спичку, руки плохо слушались его. Я прикурил ее для него.
— Спасибо.
Сестра бесстрастно заглянула в дверь.
— Как ты, Дэвид?
— В порядке. Я присматриваю за твоей квартирой. И я заплатил твоему домовладельцу за этот месяц. Ты вернешь деньги?
Он кивнул. Повисло молчание.
— Карл… Ты помнишь, что случилось? В студии?
Он снова кивнул.
— Почему? Почему ты это сделал?
Карл улыбнулся левым уголком рта, так он делал, когда его доставали.
— Это все равно, что спрашивать: «Почему вы записали эту песню?» или «Почему сыграли этот аккорд?» Я должен был кое-что сделать, и я это сделал. Даже если я и смошенничал.
— Как ты себя чувствуешь сейчас?
— Как я и сказал, здесь тихо. Безопасно.
Он докурил сигарету и попытался затушить окурок, он выскользнул из его пальцев и остался тлеть в пепельнице.
— Я хочу поехать домой, но не сейчас.
— Домой в Эрдингтон?
Он кивнул.
— Ты знаешь, мы не поедем в тур. Возможно, в следующем году, если ты будешь готов. Мы получили предложение от Sugar выступить вместе с ними.
Лицо Карла передернулось.
— Нет. Я не поеду. Они всегда говорили, что она меня погубит. Музыка. Мама и папа. Они знали.
— Это всего лишь страх сцены, Карл. Публики — не музыки.
Я никогда прежде не видел его в страхе, кроме того случая в Амстердаме. Но тогда он был обкурен.
— Нам не обязательно ехать в тур, ты же знаешь.
Мне с трудом удавалось говорить спокойно. Карл был одержим «Треугольником» Карла. В прежние времена.
— Тебе решать.
Он безучастно посмотрел на меня, затем прикурил еще одну сигарету. Пламя сверкнуло в его глазах.
— Спасибо, что пришел навестить меня. Сожалею о случившемся.
— Просто не делай так больше.
Мы еще немного посидели, болтая ни о чем. Наконец я встал.
— Пора идти. Береги себя.
Я легонько поцеловал его, ощутив вкус дыма на своих губах. Обычно он курил «Мальборо», но сейчас это было что-то с ментолом. Сигареты для школьников, они пахли, как леденцы от кашля.
— Прости, забыл захватить чек за квартиру.
— Подожди здесь.
Он встал и пошел к двери, руки свисали по сторонам тела. Медсестра пошла за ним. Они вернулись через минуту с его чековой книжкой, он целую вечность подписывал чек, рука двигалась неторопливо, точно он пытался подделать собственную подпись. Он протянул мне чек и на миг сжал мою руку, затем встал, провожая меня взглядом.
На улице уже темнело. Здания превратились в силуэты, лишенные примет и возраста. Несколько преждевременных фейерверков взорвались за одним из домов; эхо сотрясло неподвижный воздух. Все казалось совершенно нереальным. На самом деле я не видел Карла и не говорил с ним. Я бы предпочел столкнуться лицом к лицу с безумным, опасным Карлом, чем с этим пассивным призраком. Как и в случае с туром и будущим группы, я не знал, что и думать об этом. Я чувствовал себя сбитым с толку, мне хотелось спать.
В тот вечер мне позвонил Майк Уэст. Он сказал, что Мартин дал ему мой номер телефона.
— Ходит множество слухов. Насчет «Треугольника», отмены тура. «Фэрнис Рекордз» особо не распространяются. Мне хотелось бы… Если я лезу не в свое дело, просто пошли меня.
Я вкратце рассказал ему, что случилось, опустив эпизод в студии: Карл начал вести себя странно, у него возникли кое-какие проблемы, ему нужен отдых.
— Он действительно болен?
Да, сказал я, он болен.
— Послушай, я не собираюсь совать свой нос. Но, по слухам, он разгромил студию.
Я сделал глубокий вдох.
— Майк, послушай. То, что случилось… это не совсем так. Но это личное дело. Кому нужны детали?
— Сейчас немногим. Будь вы совсем неизвестны, не имей ни… репутация в нашем бизнесе имеет большое значение. Дай мне информацию, которую можно напечатать, чтобы она не звучала как полный бред.
Я пообещал перезвонить ему.
Затем я позвонил Йену. Он спросил, как там Карл. Я описал ему нашу встречу.
— Он не тот Карл, которого мы знали. Думаю, он может застрять там надолго.
Я рассказал ему о звонке Майка. Мы решили, что нам лучше придумать что-нибудь. Я сказал, что позвоню еще и на «Скрипучее радио». Повесив трубку, я включил радио и нашел их с трудом уловимую волну. Я мог бы и пропустить ее, если бы песня не была такой знакомой. «Некуда идти». Затем они поставили Энди «Хорошая погода», Лоу «С открытыми глазами и без ног». На середине она затерялась в помехах, точно пластинка была слишком запиленной. Я покрутил ручку туда-сюда, но станция пропала. Должно быть, их передатчик дал дуба.