Пользуясь известными данными, Бордман постепенно пришел к выводу, что здесь, в мире вечной мерзлоты, температура будет падать постепенно, пока углекислый газ не замерзнет в атмосфере. Когда же это случится, температура упадет настолько, что между здешними условиями и окружающим космосом не будет практической разницы. Именно двуокись углерода отвечает за парниковый эффект на планете, лишь благодаря этому воздух здесь теплее, чем в космосе.
И скоро этот эффект на планете-колонии исчезнет. А когда это произойдет на материнской планете…
“Если Рики откажется улететь вместе с кораблем Инспекции, я откажусь от должности, — внезапно пришла ему в голову мысль. — Придется это сделать, иначе меня тут не оставят. А без нее я не полечу”.
— Если ты захочешь улететь, тогда все в порядке, — сказал Бордман вслух.
Бордман ждал, когда девушка облачится в меховой костюм. Он состоял из тяжелых сапог с толстенной подошвой, составлявших одно целое с многослойными штанами. Сверху надевалась воздухонепроницаемая куртка с капюшоном и перчатки, пристегивавшиеся к рукавам.
— Ночью никто не выходит наружу, — заметила она, когда они уже вышли в холодовой шлюз.
— А я выхожу, — ответил Бордман. — Нужно кое-что проверить.
Наружная дверь открылась, и они ступили на крыльцо. Он держал ее за руку, ведь ступеньки больше не обогревались и покрылись хрупким слоем изморози.
В небе, разумеется, не было луны, лишь ледяные вершины гор светились загадочным сиянием. На заснеженной площадке темнели выстроившиеся в строгом порядке корабли. Темнота, тишина, ощущение полного покоя. Ни ветерка. Ничто не движется. Жизнь застыла в вечном сне. От тишины, казалось, лопаются барабанные перепонки.
Бордман запрокинул голову и долго оглядывал ночное небо. Ничего. Тогда он взглянул на Рики.
— Посмотри на небо, — велел он.
Девушка подняла глаза. Посмотрела сначала на него, затем туда, куда он показывал, и чуть не вскрикнула. Небо заполняли мириады звезд разнообразнейших видов и цветов. Менее яркие вообще никогда прежде не показывались на глаза. Подобно тому, как местное дневное светило выступает в сопровождении бледных отражений, сейчас далекие ярчайшие солнца были в центре колец, составленных слабыми собратьями. Вся эта картина не казалась случайным совпадением.
— О, как прекрасно! — тихо воскликнула Рики.
— Гляди! — настаивал он. — Продолжай!
И она продолжала, с надеждой переводя взгляд с одной звезды на другую. Подобное зрелище было трудно даже вообразить. Какая игра оттенков и форм! Некоторые группы звезд образовывали треугольники, хотя и неполные, другие — гигантские арки, третьи — многоугольники и квадраты, никогда, впрочем, не достигая законченности.
— Выглядит чудесно, но что я должна обнаружить? — спросила Рики.
— Постарайся выяснить, что отсутствует, — не отставал он.
Она смотрела, а звезды не мерцали, оставаясь неподвижными, но в этом не было никакого изъяна. Они заполнили весь небосвод, так что не оставалось ни клочка пустого пространства. Время от времени кое-где вспыхивали сероватые огоньки, а потом гасли. И вдруг она поняла.
— Не видно полярного сияния! — воскликнула она.
— Точно, — подтвердил Бордман. — Полярные сияния всегда видны в небе. А сейчас — ни одного. Может быть, из-за нас. Хотелось бы верить, что вся накопленная энергия нам не понадобится, и мы снова высвободим ее. Но посмотрим. Пока мы не можем себе этого позволить.
— Когда мы впервые высадились, я любовалась полярным сиянием, — согласилась Рики. — Это было прекрасно. Но на улице был жуткий холод. Поэтому я каждую ночь обещала себе, что выйду полюбоваться сиянием завтра, а назавтра все повторялось. Так и вышло, что я больше ни разу на него не посмотрела.
Бордман не сводил глаз с места, где поблескивали сероватые вспышки. Поразительно, что недавняя игра красок теперь исчезла.
— Полярное сияние образуется на границе верхнего слоя атмосферы — на высоте в пятьдесят- семьдесят миль, при этом давно отделившиеся от солнца частички сталкиваются между собой, притягиваясь магнитным полем планеты. Полярное сияние — это ионный феномен. Мы организовали утечку ионов, вот почему, скорее всего, мы остановили действие сияния.
— Мы? — Рики была шокирована. — Мы, люди?
— Мы отвлекли ионы от их назначения, которое солнечный свет выполняет ежедневно, — сказал Бордман. — Мы собираем всю энергию, какую сможем. Неудивительно, что и энергию полярного сияния мы тоже прибрали к рукам.
Рики молчала. Бордман снова оглядел небо и покачал головой.
— Вполне может быть и так, — сказал он проникновенно. — Мы не забираем слишком много энергии по сравнению с тем, что поступает. Но ионизация обладает эффектом ультрафиолетового спектра. Атмосферные газы не ионизируются слишком легко. Кроме того, если солнечная константа падает незначительно, это означает резкое падение ультрафиолетовой части спектра — и это создает ионы кислорода, азота и водорода. Снижение количества ионов может быть в пятьдесят раз сильнее, чем падение солнечной константы. А мы лишаем энергии то немногое, что осталось.
Рики стояла безмолвно. Мороз был чудовищный. Если бы дул хоть небольшой ветер, такого холода было бы не вынести. Но даже и сейчас ноздри болели от лютого мороза, и ледяное дыхание зимы, казалось, пробиралось внутрь тела. Даже специальная одежда не особенно спасала.
— Я начинаю подозревать, что был глупцом, — сказал Бордман. — А может быть, слишком большим оптимистом, что по сути одно и то же. Я подозреваю, что накопленная нами энергия закончится раньше, чем у нас возникнет в ней острая потребность. Если уж мы лишили света полярное сияние, значит, сосуд почти опустошен. Но у нас только и есть, что этот жалкий сосуд.
Снова воцарилась тишина. Рики не шевелилась. “Когда она поймет, что это означает, она перестанет восхищаться мною, — угрюмо подумал Бордман. — Ее брат вознес меня на постамент. Но я — то хорош: на что надеялся? Скоро она поймет все, как есть”.
— Я думаю, ты хочешь сказать, что нам не удастся накопить тепло для выживания, — сказала Рики.
— Да, не удастся. Ни в достаточном количестве, ни на продолжительное время, — согласился Бордман. — Так что и говорить тут не о чем.
— И поэтому мы вряд ли проживем долго, хотя Кен и убеждает в обратном?
— Скорее всего, — ответил Бордман. — Он надеется, что нам удастся исследовать сложившуюся ситуацию и передать много полезной информации на Лани-2. Но мы лишимся энергии, которую накопим, задолго до того, как выяснится, что их новые решетки окажутся бесполезны. Нам уже вскоре придется пользоваться своим запасом. И он подойдет к концу — а мы вместе с ним, прежде чем на Лани-2 потребуется обогрев. Рики начала стучать зубами.
— Стучат так, будто я напугана, — заметила она сердито. — Но я вовсе не напугана! Я всего лишь замерзла. И, если угодно, я готова принять твою точку зрения. Ни к чему убиваться по кому бы то ни было, ведь и они слишком заняты сейчас, чтобы печалиться обо мне… Пойдем-ка внутрь, пока я не окоченела.
Он помог ей вскарабкаться на крыльцо и войти в шлюз. Дверь захлопнулась. Девушка вздрогнула, когда на нее обрушился теплый поток.
Они вошли в кабинет Херндона. Рики освободилась от верхней части костюма. В это время вошел Херндон.
— Только что звонили из рубки, — сообщил он, глядя на Бордмана — Вроде бы что-то не в порядке, но пока непонятно, что именно. Система настроена на максимальный сбор энергии, но получает только пятьдесят тысяч киловатт!
— Мы на пути к ледниковому периоду и одичанию, — невесело пошутил Бордман.
Это было правдой. Человек в состоянии выработать пятьдесят ватт при помощи силы своих мускулов за определенный промежуток времени. Когда у него нет другого источника энергии, он становится дикарем.
