вездехода, обмотанной ярким цветастым одеялом.
Инженера передернуло от отвращения. Но Бордман быстро понял, насколько безопасен такой способ передвижения. Вездеход качался и шатался из стороны в сторону. Сидеть в кресле было бы глупо — если качнет вперед, можно не удержаться и вылететь по инерции. Так же неудобно себя чувствуешь при боковом наклоне. А вот оседлать вездеход словно коня — самое верное!
Но вот костюм приводил Бордмана в смущение. Инженер открыл окно и неприязненно обратился к седоку:
— Вы в курсе, что здесь дама?
Молодой индеец усмехнулся. Он протянул руки к Але-те, которая прижала нос к стеклу. И Бордман понял, чем объяснить отсутствие костюма. В открытый иллюминатор поступал воздух. Он был жарким, просто испепеляющим. Как в топке!
— Привет, Лета! — крикнул наездник в открытое окно. — Или оденься в соответствии с климатом, или надень защитный костюм, когда будешь вылезать!
Алета захихикала, добралась до выхода и покинула шлюпку. Вот она уже здоровается с кузеном. Она сбросила америндский народный костюм, к которому Бордман успел привыкнуть. Теперь она выглядела, как англосаксонские девушки на пляже на планетах с прохладным климатом.
В какой-то момент Бордман забеспокоился было о солнечном ударе, но цвет кожи Алеты был хорошо приспособлен к солнечному излучению даже такой интенсивности… Ветерок охладит ее кожу. Густые прямые черные волосы защитят голову лучше любого шлема. Она даже не обгорит на солнце. Но вот он, Бордман…
Он мрачно разделся до белья и облачился в специальный костюм против жары. Наполнил фляжки водой из шлюпочного запаса. Включил маленькие батарейки. Костюм надулся. Он предназначался для кратких периодов невыносимой жары и включал в себя миниатюрную систему кондиционирования воздуха для одного человека и спасал от смерти в результате перегрева. Но потреблял огромное количество воды.
Бордман вылез из шлюпки и нацепил защитные очки. Подошел к весело болтающим молодым индейцам — мужчине и девушке, протягивая руку в перчатке для приветствия.
— Меня зовут Бордман, — сказал он. — Прибыл, чтобы оценить степень вашей готовности. Что случилось, почему мы приземлились в шлюпке?
— Я — Ральф Редфизер, — представился молодой человек, сердечно пожав ему руку. — Инженер проекта. Что касается неполадок — наша энергетическая система сдохла. Мы не смогли войти в контакт с вашим кораблем, чтобы заранее предупредить об опасности. Корабль уже был в нашем гравитационном поле, когда это случилось, и двигатель Лоулора препятствовал заднему ходу — из-за силы гравитации. Наша электроэнергия, ясное дело, тоже закончила свое существование — вместе с решеткой. Ваш корабль не сможет вернуться, и мы никуда не можем сообщить о происшедшем. Лучшее, на что можно надеяться, — это гибель колонии от голода и жажды — месяцев через шесть. Мне очень жаль, что вы и Алета оказались втянутыми во все.
Он повернулся к Алете с дружелюбным видом.
— Как поживают Майк Грозовая Туча и Салли Белая Лошадь — и вообще вся банда, Лета?
“Чародей” плыл по орбите вокруг Ксозы-2. Посадочная шлюпка находилась на поверхности, и двое пассажиров покинули ее. Шлюпка вернется. Никому на корабле не хотелось оставаться на земле, ведь они знали об условиях и ситуации здесь — невыносимая жара и отсутствие надежды. Но делать все равно нечего. Корабль сохранял стандартные оперативные условия во время путешествия с Трента сюда. Он не нуждался в починке или профилактике. Оставалось лишь стоять на часах, пока что-нибудь не произойдет, а делать при этом совершенно нечего. В течение суток примерно двадцать один час оставался не занятым ничем. Когда-нибудь — возможно, спустя годы — “Чародей” получит помощь, сможет покинуть орбиту и выйти в пространство, где заработают двигатели Лоулора, а может быть, экипаж эвакуируют. А пока все люди на корабле были в такой же беде, что и колонисты. И ничем не могли себе помочь.
В одном членам экипажа было хуже, чем колонистам. Колонисты хотя бы знали, как будет выглядеть их смерть. Могли подготовиться к ней — любым способом. А команде корабля оставалось лишь умирать со скуки. Командир не видел в будущем ничего, кроме беспросветного отчаяния.
Путь до колонии оказался пыткой. Алета ехала позади кузена в седле из одеяла, поэтому и страдала меньше. Но для Бордмана нашлось место лишь в грузовом отсеке, возле мешка с почтой. Дорога была ужасной, неровной и мучительной. Жара — убийственной. В металлическом грузовом отсеке температура достигала ста шестидесяти градусов [15] на солнце — при такой температуре можно уже готовить пищу. Конечно, всякий знает историю о человеке, сидевшем в духовом шкафу во время приготовления бифштекса и оставшемся в живых. Но ведь в духовке его не истязали лучи безжалостного бело-голубого солнца, которые, казалось, оказывали физическое давление на костюм. Костюм, безусловно, помогал выжить, но и только. Содержимое фляжек высохло незадолго до прибытия, и некоторое время Бордман только знай себе потел внутри костюма. Правда, вентиляция не давала ему погибнуть, но он прибыл в состоянии шока. Ему дали выпить холодной соленой воды, и он лег в кровать. Силы должны вернуться к нему, когда в крови восстановится баланс натрия. Проспал он ровно двенадцать часов.
Проснувшись, Бордман почувствовал себя нормально, но ему было очень стыдно. И что толку напоминать себе, что Ксоза-2 — планета класса Д, с минимумом комфорта: бело-голубое раскаленное солнце и средняя температура сто десять градусов в тени. Африканцы в состоянии выполнять наружные работы по сборке конструкций, защитив себя лишь сандалиями и перчатками. Но Бордман не мог и носа высунуть на улицу без защитного костюма. И не мог долго там находиться. Это не слабость. Это гены. Но все равно стыдно.
Алета кивнула ему в знак приветствия, когда он вошел в кабинет инженера проекта. Он занимал один из отсеков в транспортных ракетах колонистов. Здесь находилось сорок ракет, они пустовали и использовались для внутреннего сообщения, так что каждый мог время от времени менять место жительства, что весьма полезно в условиях колонии, дабы не было раздражающего однообразия.
Алета сидела за столом, делая пометки в отрывном блокноте.
— Я был настоящим посмешищем! — сказал Бордман.
— Ничего подобного! — уверила девушка. — Со всяким может случиться. Мне тоже было, мягко говоря, нехорошо на Тимбуке.
На это было нечего возразить. Тимбук представляет собой планету джунглей, возникших на стадии каменноугольного периода. Колонистам удалось выжить на ней, ибо их предки жили на берегах Гвинейского залива на Земле. Но для англов этот климат был чрезвычайно неполезен, как и для прочих рас. Америнды же гибли там быстрее всех.
— Ральф уже едет сюда, — добавила Алета. — Они с доктором Чакой искали место, где оставить записи. Здешние дюны просто ужасны, ты знаешь это. Когда сюда прибудет корабль для расследования случившегося, все эти здания скроет песок. Но какое-нибудь место можно найти. Непросто спрятать записи так, чтобы их обнаружили.
— Тогда уже никого не останется в живых, чтобы указать это место, — сказал Бордман. — Не так ли?
— Точно, — согласилась Алета. — Вокруг просто ужас что делается. Но я еще не планирую умирать.
Голос ее звучал абсолютно нормально. Бордман не удержался и фыркнул. Ему, как старшему офицеру колониальной разведки, удалось побывать везде. Но ни разу не доводилось встречаться с колонией, гибнущей при наличии всего необходимого оборудования. Он сталкивался с паникой, но никогда прежде — со спокойной готовностью покориться судьбе и принять смерть.
На улице возле жилого отсека инженера проекта раздался шум двигателя. Через защищенные фильтром окна видно было не очень хорошо, но Бордман подошел к двери. Яркий свет ослепил его. Но он успел заметить сверкающую гусеничную машину недалеко от порога.
Он стоял, вытирая слезы, и слушал звук приближающихся шагов. Вошел кузен Алеты в сопровождении чернокожего верзилы. На чернокожем были очки с забавным переносьем — как будто сделанным из пробки — очевидно, чтобы уберечь кожу от соприкосновения с металлом. Иначе на лице были
