Йода: Свидание с тьмой

протиснулась в дверь, неся чудесный старинный поднос, выкрашенный в красно-молочную клетку Малро. На подносе стоял серебряный кофейник со стим-кафом; напиток был уже налит в пиалу тончайшего фарфора, тоже в цветах Малро. Следом за хозяйкой вошла ее зверушка — пестрая лиса со злой мордочкой и ловкими лапами. — Я увидела это внизу, когда моя горничная случайно разбила яйцо. По пальцам ее, по гадким пальцам; если начнем раскидываться яйцами, так сами по миру пойдем, не так ли, господин… Господин? — сказала она.

Дуку оставил старуху жить в старом доме в основном по своей прихоти: она придавала особняку химерный оттенок безумия, который замечательно дополнял обстановку. Но сейчас ее присутствие почему- то раздражало графа. Было очевидно, что старая нетопырка чего-то от него хочет, но он не собирался выслушивать ее лесть.

— Ладно, ступай к себе, — приказал он. — У меня важные дела…

Хрясь.

— Ай, граф, ай, какая жалость! Я не понимаю, как это мисс Викс за… запуталась между вашими ногами! И ваша чудесная чашка стим-кафа совсем-совсем разбилась!

„Спору нет, комичная сцена“, подумал Дуку. Он споткнулся о лису, чашка упала на пол и разбилась. Граф подозревал, что сама Уирри и организовала это маленькое происшествие. Она уже жадно ползала над осколками чашки, разглядывая фарфоровые черепки и капли стим-кафа на плитках пола. Видя, как она бесхитростно строит свои планы у него под ногами, граф почувствовал, как его ум проясняется, как возвращается чувство перспективы.

— Ну, Уирри? — весело спросил он. — Что день грядущий нам готовит?

— Смерть с высоты, — ответила старуха. Ее толстые розовые пальцы порхали над лужей, черные глаза жадно сверкали. — А вот Лакей, он означает легкое уничтожение верного слуги.

Она искоса оглянулась на графа:

— Надеюсь, не меня, ваша честь. Вы ведь не по… не поступите так со старой Уирри, правда?

— Скажи что-нибудь хорошее, тогда не поступлю, — полушутя ответил Дуку; и вдруг ему снова вспомнилось: „Как легко мы предаем тех, кого приручили“.

Граф поежился.

— Убери здесь, — резко сказал он.

Снова запищала панель, и граф, забыв о старухе, уселся слушать ежедневное донесение от генерала Гривуса. Он не видел, как ее блохастая компаньонка, мисс Викс, принялась лакать разлитый кофе. И не услышал, как старая дама, дотронувшись до разбитого донышка и любовно проведя пальцем по изогнутой ручке, прошептала:

— А вот Малыш, он возвращается домой, любимый мой. Наконец возвращается домой.

* * *

Паллиус Чафф был, без лишней скромности, величайшим на Корусканте взрослым актером ростом до одного метра. В детстве он обожал изображать летчика-истребителя, рыцаря-джедая, отважного героя. Поэтому, когда он вырос, он написал своего „Джедая!“: когда твой рост ровно один метр, у тебя мало шансов сыграть лихого героя. На твою долю в основном достаются злобные карлики, плетущие интриги, да разные комические персонажи. Все это не слишком устраивало актера, который много лет назад изображал космического пирата.

Правда, нравилось ему именно изображать. Играть роль. Реальные полеты он не слишком жаловал. Когда к нему обратились из правительства и предложили эту жуткую роль Йоды в программе о войне („Поражающее воображение воплощение самого великого мастера — Сила пребывает с этим шоу, в котором участвуют четыре звезды!“ — так объявили об этом в новостях), он был весьма польщен и, наверное, немного испугался. Когда люди в форме и с бластерами просят вас об услуге, вы не можете сказать „нет“.

Но сейчас, завидев на посадочной площадке Храма джедаев настоящий истребитель, готовый забросить его бренное тело в Космос на какой-то гипер-супер-сверхсветовой скорости, он начал всерьез сомневаться в дальновидности своего решения.

Джедай, командовавший „парадом“, подал знак. Чафф сглотнул.

— Шоу начинать пора! — пробормотал он про себя.

На ватных ногах он вышел из ангара и поплелся по храмовой посадочной платформе. Толпа репортеров, ожидавшая в отгороженном пространстве в двадцати метрах от корабля, засыпала его градом вопросов:

— Расскажите, какова цель вашей поездки? Чем так важен Итор?

— Когда вы вернетесь, мастер?

— Вас не беспокоит перспектива лишиться связи с кабинетом канцлера из-за внезапной перемены обстановки на фронте?

Паллиус махнул в их сторону посохом и пошевелил ушами. Уши были очень хорошие, суперсовременные, и он мастерски умел с ними обращаться. „Улыбаемся и машем, Чафф, — сказал он сам себе. — Не думай об ответственности, просто смотри им в глаза и продавай свое шоу“. Паллиус выучил все стандартные улыбки Йоды: Довольное Хихиканье; Сонную Ухмылку; Медленную, Почти Угрожающую Усмешку; Тихую Радостную Улыбку, которая особенно часто появлялась на лице мастера в присутствии детей. Но отвечать вслух он не рисковал, боясь ошибиться; если он не попадет в тон, кто-нибудь может взять и сделать сонограмму его речи и растрезвонить вокруг, что Йода, севший сегодня на курьер типа „Селтая“ — это не настоящий Йода.

Он доковылял до транспортника и залез внутрь. Начиналась та часть игры, которая страшила его больше всего. Он никогда не любил замкнутое пространство. Равно как и космическе полеты. И мгновенное ускорение. Паллиусу пообещали, что на самом деле все сделает бортовой Р2. У них также был аварийный код, позволявший управлять кораблем с контрольной башни. Что ж, может, и так. Но что, если Торговая Федерация уже добралась до маленького Р2, а? В конце концов, почему бы одному дроиду не перейти на сторону других дроидов? Возможно, он был частью какой-то механической пятой колонны. Дроид-предатель, не задумываясь, пожертвует собой, чтобы покончить со старейшим членом Совета джедаев.

Фонарь кабины опустился с громким щелчком, отрезав шум толпы и оставив Паллиуса Чаффа наедине с собой. Актер вдруг почувствовал себя очень одиноким.

По идее, в кабине должна была работать система климат-контроля, но Паллиусу было жарко. Жарко и душно. Взревели двигатели, и он вдруг подумал о том, что этот корабль был собран по графику военного времени; что каждая его деталь, от ремней безопасности до заклепок кабины, была изготовлена по самой низкой стоимости.

Корабль дернулся вверх, поднялся в воздух и завис в метре над посадочной платформой. Паллиус улыбнулся зрителям и помахал рукой.

Мысленно он начал молиться.

* * *

Тем временем на крыше небоскреба, возвышавшегося над Храмовым районом, двое дроидов доигрывали очередную голографическую партию. Солис — бесцветный дроид — смотрел, как его фигуры систематически загоняются в ловушки и уничтожаются фигурами его ливрейного товарища, Фиделиса. [15] Они уже давно и не один раз перебрали все мыслимые комбинации дежарика. Игра шла практически на равных, когда случай и безжалостность уравнивали шансы, но оба предпочитали аристократический, весьма интеллектуальный стратегический вариант. Сложность состояла в том, что Фиделису, который постоянно находился на службе, периодически обновляли программное обеспечение, в то время как Солис давным-давно существовал сам по себе, и новейшие программы голоигр не являлись для него наивысшим приоритетом.

В результате он проигрывал. Не всегда, не каждый раз, но тенденция была неуклонной и необратимой. Так уж устроен мир: те, кто в ливреях, преуспевают. Те, кто без ливрей… не очень.

— Еще партию? — вежливо спросил Фиделис, обнуляя доску.

— Думаю, нет.

— Ты уверен? Она могла бы войти в число девятисот шестидесяти семи тысяч четырехсот тринадцати лучших игр из одного миллиона девятисот тридцати четырех тысяч восьмисот двадцати четырех сыгранных нами партий.