таком паническом состоянии духа я отступаю перед радикальным решением вопроса. Будь я еще в состоянии возбуждения… Но с удобством расположить ее в этой штуковине можно, если прежде… Мой взгляд останавливается на молотке, лежащем на полу между мной и этой женщиной.
Слишком загорелые щеки её сереют. Она сжимается, сидя на коленях.
— Убийца! — бессильно шипит она. — Убийца!
И тут у меня в голове вспыхивает дикая, сумасшедшая мысль. Нет, ничего не выйдет. Не могу поверить, что дело выгорит. А вдруг выгорит? Я знаю, что не могу её убить. Но у меня нет иного выхода, приму, я или нет безумное решение.
Я вдруг совершенно успокаиваюсь. Удивительно. Какой-то божественный мир снисходит на меня. Я чувствую себя столь крепким, неуязвимым и опасным, как и бетонное дерьмо, царящее в моей малой гостиной.
— Вы правы, Электра, — холодно подтверждаю я. — Я сейчас вас убью. Но если позволите, сначала отдеру вас в задницу.
Мне трудно произносить эти слова, но я заставляю себя произнести их вместо «содомизации». Это — часть плана.
— Будьте любезны развернуться лицом к стене, я затем встать на карачки, — предлагаю я. — Всё произойдет быстро, обещаю вам. Вы безумно возбуждаете меня. Еще ни разу эта сука Эмильена не приводила меня в подобное состояние.
Безгубый рот Электры открывается, потом конвульсивно захлопывается. Ей мало воздуха, её вот-вот хватит удар. Я делаю шаг вперед. Она отступает, её каблуки задевают за ковер, она едва не падает, с трудом удерживается на ногах, поворачивается и с пронзительным воем бросается вон. Хлопает дверь. Кончено. На время.
Я рассматриваю щербины на бетоне. Они едва заметны. Это устраивает меня. Электра, слава богу, застала меня в начале разрушительной работы. Кстати, а зачем она сюда явилась? Почему Эмильена дала ей ключ?
Прежде всего надо одеться, как можно быстрее и как можно изысканнее.
Едва я успел завязать галстук, как раздается звонок в дверь. Я очень спокоен. Это не Эмильена, у нее есть ключ, а если бы она звонила, то не спускала бы пальца с кнопки.
Два грузчика. Начинаю понимать. Эмильена поручила Электре заняться перевозкой скульптуры, пока она обделывает свои делишки вместе с Эдуардо, а может быть, и с жирной голландской свиньей.
— Господа?
Рабочий пониже подносит палец к каскетке.
— По поводу предмета, — говорит он.
— Вы имеете в виду скульптуру господина Эдуардо?
Они переглядываются.
— Вот именно. Пожалуйста, сюда.
Они входят, разматывая веревки и широкие ремни. Рабочий покрупнее присвистнул, увидев ОТЦА. Второй сглотнул слюну.
— Разве не вы заносили ее сюда?
— Нет, друзья. Они предупредили, но все же…
Я от всего сердца жалею их, но не показываю вида.
Невозмутимо наблюдаю, как они укрепляют веревки, ощупывают каждый выступ гнусной штуковины, потом укладывают ее на бок, рыча от напряжения.
— Успеха вам, господа, — говорю я, прикрывая дверь за ними.
Веником и совком убираю с поцарапанного пола крошки бетона, кладу на место молоток, возвращаюсь в малую гостиную и наливаю себе виски с содовой, чтобы отпраздновать убытие гнусного творения. В конце концов, всё складывается как нельзя лучше. Сажусь, открываю газету. Мне даже удается с интересом прочесть новости.
Я собираюсь налить себе новую порцию виски, когда слышу, как открывается дверь. Кричу.
— Эмильена, это ты? Налить тебе чего-нибудь?
Эмильена медленно возникает на пороге. Статуя Командора. Горящий взгляд, раскрасневшиеся от гнева щеки, сжатые кулаки. Нет, не Командор, она слишком прекрасна. Юнона на тропе войны.
Я удивленно вскакиваю на ноги.
— Что случилось? У тебя такой странный вид. Надеюсь, ничего страшного не произошло?
Глаза её светлеют.
— Я только что видела Электру, — грозно восклицает она. — И едва не сошла с ума! Какая муха тебя укусила?
Я недоуменно мотаю головой.
— О чем ты говоришь? При чем здесь муха? Боюсь, мы не понимаем друг друга. У себя в кабинете я готов слушать самые странные вещи, но не здесь! Пожалуйста, объяснись. Что произошло между тобой и Электрой, объясни, что я сделал, а я попытаюсь спокойно и логично ответить тебе. Ты готова?
Видя мое спокойствие, она немного расслабляется. Электра наговорила ей кучу ужасов, но Эмильена видит перед собой Жана таким же, как каждый вечер, спокойного и любезного. Она роняет сумочку, в три шага добегает до бара, наливает себе джину, забыв разбавить его вермутом.
— Похоже (это «похоже» звучит добрым предзнаменованием, но я молчу, сдерживаю себя. Слушаю с серьезным и внимательным видом, словно сижу за столом следователя лицом к лицу с главным свидетелем). Похоже, придя сюда, она застала тебя голым… ты колотил молотком по… ОТЦУ… А когда она заговорила, ты бросился на неё, пытался ее задушить, потом сказал, что вначале хочешь её… её… И что я… я сука и что…
Она краснеет, от волнения у нее перехватывает дыхание.
— А что я вначале хотел? — спрашиваю я. — Эмильена, мне надо знать все. Ударить ее? Изнасиловать?
— Содомизировать, — выдыхает она. — Как она утверждает, ты произнес другие слова.
Я молчу и потираю виски.
— Даже не знаю, что тебе ответить, — наконец произношу я. — Бывают правдоподобные обвинения, которые ты всегда готов более или менее сознательно опровергнуть, и другие… которые даже никогда не приходят на ум… Что я могу тебе сказать? Действительно, Электра явилась как раз перед приходом двух грузчиков за скульптурой… Нет смысла и говорить, что я вовсе не был голым… Хотя в этом ничего удивительного не было бы, ведь я не ждал ее, а она вошла, воспользовавшись ключом, и не звонила…
— Электра не сумасшедшая и не мифоманка! — возмутилась Эмильена. — Не представляю себе, что произошло. Галлюцинация? Зачем лгать, придумывать… Это не в её характере…
— Неужели? — в моем тоне звучит нужная толика иронии.
Эмильена взвивается, как укушенная оводом корова.
— Что ты хочешь сказать этим «неужели»?
— Ничего.
— Как так ничего? Я знаю тебя! Я твоя жена или нет?
Смотри-ка. Сегодня она вспомнила, что замужем. Но не время говорить ей об этом. Я принимаю сконфуженный вид. Кстати, мне это не так трудно сделать. Ненавижу лгать или ломать комедию. Это не в моих привычках, и такое удаётся только в определенных обстоятельствах.
— Электра… — сдержанно начинаю я.
— Что Электра?
Я поражен, открыв в себе талант лгуна.
— Электра, быть может, — по крайней мере частично — не такова, как ты считаешь, Эмильена.
Эмильена вспыхивает. Я клевещу на её подругу? Пусть. Но принимать её, Эмильену, за горшок без разумения, нет уж.
— Прости? Ты хочешь сообщить мне, кто есть та женщина, с которой я постоянно общаюсь вот уже десять лет?
— Нет, я вовсе не претендую на это. Я хочу сообщить тебе пару-тройку пустячков об этой женщине.
