— Паша, а может не надо? Зачем время тратить?
— Да я ж не специально! На меня недели полторы назад кто-то охотиться начал, с целью убить. Сначала топить пытались, а позавчера киллер стрелял. Ну, я и подумал, что это Гонтарь меня заказал. Я же единственный свидетель, который знает, что он Фирсова убил.
— Во-от оно что… — протянул Батышев. — С него станется… Зайдем-ка пивка возьмем, холодненького. Я тут знаю магазинчик… У них всегда холодное.
Зайдя в магазинчик, они набрали полторашек пива, и вскоре оказались на том же пляжике, где полторы недели назад состоялось организационное собрание Союза российских писателей. Искупавшись, они разлеглись на солнышке. Батышев был все такой же, как прежде; мускулистый, загорелый. Павел вдруг сообразил, что когда он был с ним в экспедиции, еще студентом, Батышеву было лишь чуть-чуть за пятьдесят. Немножко побольше, чем теперь Павлу. Господи, а он тогда его стариком посчитал!
Разливая пиво, Павел спросил:
— Арнольд Осипович, а вы в экспедиции все еще ходите?
— Конечно, хожу.
— А помните, когда я был еще студентом, вы жаловались, что жизнь проходит?..
— Ну-у… Когда это было. У меня был кризис середины жизни. А сейчас все нормально, никаких депрессий. Я с тех пор четыре монографии опубликовал.
Павел вдруг заметил, что Батышев держится с ним на равных. Раньше он, все-таки, как-то дистанцировался. Видимо, действительно, положение, завоеванное собственным горбом, возвышает.
Осушив полулитровый разовый стакан, профессор с удовольствием крякнул, сказал:
— Послушай, Паша, а почему бы тебе не вернуться? Маленько подновишь диссертацию и защитишь в два счета. Я ж ее читал, добротная работа…
Внутри у Павла все замерло: вот оно, опять наука, тайга, Университет… Но тут же добавилось: лекции, зачеты, консультации… Прощай свобода…
Он с усилием выговорил:
— Нет, Арнольд Осипович… Я уже привык к свободе…
— Я не тороплю, ты подумай… У нас большинство перспективных ребят разбежались, осталась одна шваль, так что, конкурентов тебе никаких…
Павел не ответил, разливая по второй. Выпили, поболтали о том, о сем, перескакивая с одного на другое. Повспоминали общих знакомых. Вдруг Батышев весело хохотнул:
— А ты знаешь, что за история вышла с твоей Виленой на последнем курсе?
— Почему, моей? — кисло проворчал Павел.
— Твоей, твоей… — твердо скрутил его Батышев: — Отправили ее на преддипломную практику в Сихотэ-Алинский заповедник. Ну, насобирать материала на дипломную работу. Она ж въедливая, скрупулезная, сама выпросила это место. А там как раз директора путного не было. Заместитель замотанный; то браконьеры шалят, то проверка, то еще что, а директор только водку пьет. Закинули ее в отроги хребта, да и забыли там. Вертолетчики тоже, кстати, загуляли. Предполагалось, что экспедиция продлится месяц, и напарник ей полагался. Но напарник в последний момент передумал ехать в такую даль, в заповеднике все серьезные люди были 'в поле', крутился возле главной базы какой-то алкашок-бич, но она только взглянула на него, тут же заявила, что ей придется его зарезать в первую же ночь. Потому как он начнет приставать к ней, и иначе его будет не остановить. Вот и оказалась одна с тиграми. Вспомнили о ней, — не поверишь, — в начале октября! И то — вертолетчики. Прилетели как-то в заповедник, чего-то там привезли, и эдак мимоходом спрашивают: — А кто у вас девку-то из хребтов вывез?.. Вот тут и вспомнили. Там как раз уже новый директор был. Он как давай бушевать! Р-разгоню всех, кричит. Там ее кости тигры догладывают, а вы тут водку жрете! Полетели. Прилетают, а она уже к зиме приготовилась; изюбря завалила, шкуру выделывает, собирается зимнюю одежду шить, вокруг избушки поленницы дров высотой с саму избушку… Из тех мест, на своих двоих летом не выберешься, только к середине зимы, по льду речек и можно выйти, — профессор вздохнул, покачал головой, проговорил: — Бедовая девчонка… Сейчас у отца на кордоне живет. Кандидатскую защитила у меня, теперь докторскую пишет. Бедствуют. Денег, уже который год не платят, продовольствия не забрасывают, живут натуральным хозяйством, да охотой…
Павел спросил, почему-то хрипло:
— Замуж вышла?
— Вышла. За научного сотрудника… Только, как ни приедет, все про тебя спрашивает. В начале зимы должна приехать, что сказать?
Павел вздохнул, сказал:
— А и скажите, все, как есть; мол, писателем стал, все хорошо, и со здоровьем наладилось…
Так и пролежали они на песочке до самого заката, попивая пивко и пытаясь наговориться за все тринадцать лет. Когда поднялись с берега на набережную, долго прощались, профессор требовал, чтобы Павел звонил почаще. Павел обещал звонить. Прищурившись, профессор спросил:
— Телефончик-то твой дать Вилене?
— Господи! Да как же я с ней…
Профессор тяжко вздохнул:
— Эх, молоде-ежь…
Он зашагал домой пешком, а Павел побрел к остановке. Разорванная надвое душа противно и нудно ныла. А может, у него две души, и одна периодически умирает? А потом возрождается, чтобы страдать?.. И снова умереть?.. М-мда, жизнь одновременно в двух параллельных вселенных не сахар…
Когда он вышел на остановку, уже смеркалось. Народу было мало. Можно сказать, улица была пустынна, а на самой остановке не было ни души. Что поделаешь, лето, все на дачах…
Вдруг на остановку скорым шагом вышла женщина. Вернее, еще не женщина, но уже и не девушка, в том благодатном возрасте то ли до тридцати, то ли немного за… Она будто чего-то опасалась; вертела головой, и то и дело оглядывалась туда, откуда пришла. Она встала поближе к Павлу, но полуотвернувшись от него. Видимо для того, чтобы он подумал, что она не собирается с ним знакомиться, но со стороны бы казалось, будто они как раз знакомы. Павел был в благодушном состоянии легкого подпития, а потому приветливо спросил:
— За вами гонится маньяк?
Она улыбнулась с чуть заметным кокетством, спросила:
— А вы не маньяк?
— Конечно маньяк! Как увижу красивую женщину, мне с ней тут же познакомиться хочется. Разве это не мания?
— А жена что скажет?.. — сделала она короткую разведку боем.
Павел серьезно выговорил:
— А я способен любить одновременно нескольких женщин, верно и преданно. Вот сейчас стою и раздумываю, а не принять ли мусульманство? У них там полагается четыре жены. А то меня уже столько женщин бросило на том основании, что им замуж захотелось!..
Она рассмеялась, с интересом разглядывая его, потом сказала:
— А вы не похожи на того, кого женщины бросают. А фингалы вам наставил муж-рогоносец?
Он грустно сказал, чистейшую правду:
— В жизни не спал с замужними женщинами. Вы представляете, меня на протяжении нескольких лет по два раза в месяц регулярно разлюбливали и бросали навсегда.
— Ну, вы и ловела-ас… По две женщины в месяц…
— Вы не поняли. Это была одна и та же женщина…
Она с минуту смотрела на него, затем до нее дошло, и она расхохоталась. Но тут же посерьезнела, и тихо произнесла, глядя на что-то, за спиной Павла:
— За мной гонятся аж три маньяка…
Павел резко повернулся, к ним подходили три мужичка совершенно ханыжного вида. Один из них широко осклабился, завлекательно заблеял:
— Чего ж ты убежала, красавица? Мы парни не жадные, пиво пойдем пить под зонтик…
Женщина вдруг уцепилась за Павла, истерично вскрикнула:
— Отцепитесь, подонки! Это мой муж!
