самых идеалах, которые в наглую впаривали окружающим. Вместе с клешами, ЛСД, героином, гашишем и цветными гавайскими рубашками. Вместе с дисками «Битлз», «ленноновскими» очками, легендами об угарной Дженис Джоплин и амфетаминами.
Продолжая широко и радостно улыбаться, носить длинный хайр и протертые до дыр джинсы и рассказывать об идеалах «детей-цветов», ага-ага.
Мне почему-то так кажется, что на подобное способны только уж совсем исключительные подонки.
Предельной степени концентрации.
Такой, что еще немного и – кристаллы образуются.
Нет, я все понимаю, торговля идеалами – бизнес даже более рентабельный, чем наркотрафик.
Но всему же должен быть предел, в конце-то концов…
Даже если самое страшное уже давно случилось и Бог действительно умер, что-то или кто-то над нами все равно где-то должно оставаться, ведь правда?
Иначе – вообще кирдык…
…Что-то, блин, думаю, меня опять не туда понесло…
Викентий-то тут при чем, в этих моих абстрактных рассуждениях?
Абсолютно ни при чем.
Просто неконтролируемые ассоциации.
Накопившиеся усталость и боль.
Накопившиеся настолько, что их, как выясняется, даже пулей у меня из мозгов не вышибить.
Надо отдыхать…
…Он вздыхает, снова прикладывается к фляжке.
– Да хрен его знает, старик, смогу ли я сейчас о возвышенном? – говорит. – Мне, по идее, просто напиться надо. Размеренно, упорно и в лоскуты. С возвышенным это, согласись, как-то мало совместимо. Хотя и с дежурством по отделению тоже. А я все-таки профессионал. Вот и сдерживаю себя изъятым у тебя порошочком. Иллюзия это, конечно. Но пока вроде бы помогает…
– Надо, – жму я плечами, – значит, напейся. Если действительно уверен, что надо. Делов-то…
Он снова вздыхает.
– Да в том-то и дело, что я сейчас вообще ни в чем и ни в ком не уверен. А пьяный до недееспособности дежурный врач в отделении нейрохирургии – это вообще за гранью. Такие дела…
– Ну, – ворчу я, отбирая у него флягу, – тогда давай этот сосуд скорбей сюда, раз для себя ничего такого решить не можешь. Ты, может, и не уверен. А мне вот после твоего рассказа – точно не помешает.
– Так ты же вроде не хотел?
– Тогда – не хотел. А сейчас чувствую насущную потребность. Нет, не нажраться. Это-то как раз на фиг. Только хуже потом будет, я себя знаю. Так, немного мозги на место поставить.
– А тебе, – басит он мстительно, – много и нельзя. Не больше глотка, это я как твой лечащий врач говорю…
Но фляжку, сволочь такая, все-таки отдает.
Значит, можно.
А он просто издевается.
Я улыбаюсь, делаю солидный глоток.
Выдыхаю, вытираю закапавшую из глаз влагу.
Там у него – совсем даже не коньяк. Нормальный такой, честный медицинский спиртяга.
Не разбавленный.
Ад…
Пробовал, доводилось. Не могу сказать, правда, что мне как следует удавалось насладиться букетом.
Больше, если уж совсем честно, хотелось элементарно проблеваться.
Ну да ладно.
То – дело прошлое.
А сейчас и такой сойдет.
Хотя чем-нибудь запить – явно бы не помешало.
Только нечем.
А у этого гада просить – только подставляться…
– Ну-ну, – пытаюсь отдышаться. – Злоупотребляй, злоупотребляй служебным положением. Сатрап и палач в одном флаконе. А еще – мелкий воришка, в наглую присваивающий казенное имущество. Врач- вредитель, не побоюсь этого пафосного выражения. Придет война, хлебушка попросишь, изверг. Убийца в белом халате, блин, на фиг…
Мне хорошо.
Спирт в отличие от того же коньяка в голове почему-то не шумит, а как раз ровно наоборот.
Освежает.
А вот теперь – можно и еще одну сигаретку выкурить.
Чтобы стало еще лучше.
Все-таки жизнь, господа, иногда может быть достаточно славной штукой. И какая только сволочь, интересно, и за что именно, хотела ее у меня отнять?
Ладно, завтра попробую разобраться…
– Ну так на чем мы там остановились? – повторяю вопрос.
Викентий поднимает глаза вверх и задумчиво жует бороденку.
Судя по всему, он тоже не помнит.
Заработался.
Да какая, в принципе, разница…
– Да на моей хирургии, – вспоминает он наконец. – Ты еще интересовался, есть ли у разных категорий людей какие-то внутренние, невооруженным взглядом видимые различия.
– Ага, – киваю, – и ты честно сказал «нет». Вот тут-то все и закончилось…
Он удивляется.
– Почему это закончилось? По-моему, как раз все только-только и начинается…
Я жму плечами, глубоко и с наслаждением затягиваюсь.
Все-таки вкус к жизни лучше всего ощущается, когда тебе сначала в кровь разбивают физиономию. И солоноватый привкус крови из разбитой губы – самая лучшая закусь в честной мужской компании.
После того как сама драка уже завершена, разумеется.
– Я имел в виду «на тот момент закончилось», – говорю. – На тот конкретный момент, когда мы об этом с тобой разговаривали. А так, – да, согласен. Начинается. В полный, блин, рост. И чем дальше оно начинается, тем страшнее. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. О продолжении, извини, даже и думать не хочется. Хотя тоже вопрос, конечно, философский. Что закончилось, что начинается, что продолжается, а что закончилось, так и не начавшись…
Викентий неожиданно по-птичьи наклоняет голову к плечу.
– Э-э-э, – смотрит внимательно, – Егор, а у тебя все в порядке? В смысле, – ты уверен, что у тебя все в порядке?
– А что у меня может быть не в порядке? Все у меня в порядке. В полном и всеобъемлющем. Подумаешь, кто-то убить хотел. Хуйня какая. А я и сам не пойму, кто именно. Размышляю, гоняю, а все не бьется отчет. Как у плохого бухгалтера. Слишком желающих много получается. Это если по жизни. Я в ней, догадываешься, наверное, о чужих интересах не слишком сильно задумывался, не до того было. А мои собственные интересы с ними довольно часто пересекались. Но что-то поводы у большинства из этих ребят слишком не убедительны на текущий момент времени…
Затягиваюсь, тушу окурок в блюдце.
Молчим.
– Весело живешь, – вздыхает он, – если из желающих тебя грохнуть можно целую очередь выстроить. И приходится гадать, кто в ней за первым номером. И у кого из них повод весомей. Причин-то и безо всякого повода, я так понимаю, хоть отбавляй, да? Невеселые, должно быть, у тебя сейчас размышления, признаю.
