Оставили два работающих прохода на всю вывалившуюся из нехилого по размерам аэробуса толпу, и прямо на глазах у народа, неспешно доставая сигаретки, почапали, не сильно так торопясь, в сторону служебного помещения.
Но больше всего один юнец в форме поразил, когда народ стал не совсем по-доброму ворчать, роптать и возмущаться.
– А будете орать, – говорит, – вообще сейчас все закроем, будете до утра тут сидеть.
Сказано, кстати, было с таким апломбом и уверенностью, что если б не один мужик, откровенно начальственного вида, властно поинтересовавшийся, не жмут ли щенку погоны, – мог бы, пожалуй, и вправду какую-нибудь гадость учинить.
Влегкую.
А так – просто испарился.
Не от осознанья, конечно, и просветленья.
Видимо, просто доперло, что рейсами из Цюриха не всегда самые простые люди летают.
…И главным лично для меня становится сейчас вопрос: а что, собственно, произошло и почему оно именно так получилось?
Почему, к примеру, поколение футболистов, считающееся у нас в стране откровенно «потерянным», выдает такую феерию на европейском форуме?
Почему произведший настоящий фурор Роман Павлюченко, совершенно справедливо полагающийся одним из сильнейших в Старом Свете нападающих, сидит после этого в «Спартаке» на «бенче», и вместо него по полю носится молодой и, врать не буду, мало кому известный бразилец?!
Почему Денис Колодин не может выдавать такую же сумасшедшую игру, как с теми же голландцами, в своем клубе, под руководством очень, кстати, симпатичного молодого тренера Андрея Кобелева?!
Почему люди, только что искренне гордившиеся своей страной, сразу же затыкаются при виде первого попавшегося им на пути щенка, нацепившего форму погранца-контрактника с сержантскими лычками, наконец?!
Но вот что откровенно лично меня радует – затыкаются уже не все.
Мужика того, кстати, многие вполне по-взрослому поддержали.
Значит – есть шанс, что рано или поздно, может, и распрямимся.
Потому как именно в этом – в гордости за себя и страну и в уверенности в своих собственных силах – и есть лично для меня, к примеру, главный «австрийский урок Гуса нашего, Хиддинка».
Такие дела.
Такая непростая история
Меня тогда, разумеется, предупредили, что он не переносит «новомодной расхлябанности» в одежде. Никакого, типа, моего любимого «кежуал», только строгий костюм. Можно и без галстука, но пиджак – обязателен. Я и подготовился соответственно, вот только извечные московские пробки подвели, пришлось ехать, в чем был. Вот и получил при рукопожатии ехидное: «Молодой человек, а ничего, что я в костюме и галстуке?»
Врать не буду, чуть сквозь пол легендарного спартаковского «Подвала» тех лет со стыда не провалился…
…Я не люблю кладбища.
Даже к маме, которую помню и люблю, не могу себя заставить поехать.
Просто – не могу, и все.
Не поеду и к нему, несмотря на то, что именно он подарил мне одну из самых больших «любовей» моей жизни.
Может, потому, что просто не хочу верить, что этот человек умер.
Не хочу.
Понимаете?
Так – тоже бывает…
Нет, умом я понимаю все: что «Спартак» – детище великого патриарха Николая Петровича Старостина, что были великие тренеры и до него, что после него команду тренировал не менее великий человек, главный мизантроп отечественного футбола Олег Иванович Романцев.
Все понимаю.
Но в футбол и в «Спартак» меня, одиннадцатилетнего мальчишку, влюбил именно он: великий, невозможный, невыносимый, ехидный, щегольски-артистичный Константин Иванович Бесков.
Вчера, 17 ноября, ему могло бы исполниться восемьдесят восемь лет.
Увы.
…Что в нем еще больше поражало – он всегда говорил то, что думал, а не то, что от него хотели услышать. Даже на той встрече в «Подвале» с болельщиками московского «Спартака» на вопрос, кто из ныне действующих футболистов нравится ему больше всего, назвал не фамилию феерившего в тот сезон кумира спартаковской торсиды Егора Титова, а ненавистного этой самой торсиде Владислава Радимова.
Вот, типа, – как хотите, так и принимайте.
Я такой.
Я – так думаю.
И ведь, что самое интересное, – принимали…
Потому что Бесков – имел право так говорить.
А мы – только слушать.
Он это, извините, – всей своей жизнью доказал. Видимо, судьба у него такая была, – доказывать в принципе невозможное.
А как вы хотели?
У меня двое приятелей, не разлей вода, чуть не передрались, споря, кем был Константин Иванович «по жизни» – «спартаковцем» или «динамовцем».
И ведь каждый из них по-своему прав, что самое интересное…
Вот интересно, как они вообще с Николаем Петровичем Старостиным, ненавидящим, и не только по «спортивному признаку», но и в качестве энкавэдэшного «сидельца», все, что связано с самим понятием «Динамо», могли в одном пространстве существовать?
Николай Петрович, согласно легенде, даже мух газетой лупил со словами «у, “Динама” проклятая».
Всеми фибрами души ненавидел.
И – Бесков: щеголь, динамовская легенда, по некоторым слухам, – любимец самого Берии. Участник того самого, предельно мифологизированного динамовского турне по Англии, которое у нас преподносилось (да и преподносится) чуть ли не как первая «крутая» победа советского футбола, как разгром «хваленых профессионалов», разгром Англии.
И – не беда, что сама Англия, вообще-то, этого самого «разгрома» как-то и не заметила.
Подумаешь, приехала какая-то русская командочка, сгоняла несколько товарищеских игр с середняками чемпионата.
Что-то выиграла, что-то – проиграла.
Подумаешь…
Но у нас-то – все равно легенда.
И вот – с одной стороны этот щеголь и артист, эта «динамовская легенда», а с другой – лагерный сиделец, всю эту систему с ее хвалеными «легендами» совершенно искренне ненавидящий.
А ведь – существовали.
Не любили друг друга, до дрожи пальцев, интриговали, подножки ставили, но – существовали!
И строили – вместе! – великую команду, влюбившую в себя и в футбол миллионы мальчишек по всей стране.
Меня в том числе, кстати.
И чем вам, господа, не образец настоящего, а не «бумажного» национального примирения?
Вот об этом-то, не в самую последнюю очередь, нам и надо помнить, когда отдаем дань памяти этим двум великим старикам.
Потому, что именно такие люди – и с одной, и с другой стороны – оставили нам с вами в наследство великую страну, которую мы чуть, прости Господи, не просрали, разбираясь задним числом, кто был тогда
