у-у…
Роется в – черной, естественно, – небрежно переброшенной через плечо небольшой кожаной сумке, вытаскивает оттуда тяжелую металлическую фляжку.
– Угадай! – требует.
Я снова вздыхаю.
– Да что тут гадать-то, – окидываю ее взглядом. – Судя по набору предметов одежды, напяленных на твой быстро растущий организм, – там может быть только ром. Черный, естественно. И выдержанный. Соответственно, либо «Мутузалем», либо «Кептен Морген». Тоже мне, бином Ньютона…
– Лекух! – обиженно надувается. – А тебе никогда не говорили, что ты зануда?!
Я – фыркаю.
– Говорили, – смеюсь. – И продолжают. Чуть ли не в ежедневном режиме…
Дашка вздыхает.
– Ну и ладно, – легкомысленно машет рукой. – Хоть у одного из моих немногочисленных друзей нет вялотекущего бардака в личной жизни – и то хорошо. А я со своим очередным нефтяником вчера разбежалась. Представляешь, этот урод потребовал от меня отчета: где и как я изволю проводить свое свободное время. Выгнала, естественно. Тумбочка, понимаешь, на ножках, – а туда же…
Ага, думаю.
Интересно, а эта «тумбочка» уже подозревает, что ее содержимым сейчас весьма усиленно интересуются в одной хорошо известной в узких кругах респектабельной и хитроумной, чисто адвокатской конторе?!
Которая, так, между прочим, – и занималась организацией всех Дашкиных предыдущих «разрывов отношений»?
Если нет – я этой тумбочке ни фига не завидую.
Изрядно полегчает, блин, искомая тумбочка.
Тут и к бабке не ходи.
Причем сами по себе деньги – Хиппуху совершенно не интересуют.
Папаша, слава богу, уходя в лучший мир, оставил ей – вполне приличное состояние.
По крайней мере, – и это-то уж я точно знаю, – Дашка на свои средства отреставрировала пару церквей в Подмосковье и содержит детский дом – где-то на не чужой для ее родителей Вологодчине.
Нет, тут вопрос – чисто принципа.
Попользовался – плати…
Такие дела.
…Усаживаемся на свободную скамейку, делаем по глотку сладковатого, обжигающего напитка.
Точно, «Мутузалем».
Хорошо.
Я снова закуриваю.
– Ну, – говорю. – А теперь – давай, жалуйся.
Она вздыхает, морщится, потом утыкается мне в плечо и плачет.
Я – молчу и курю.
Сейчас это пройдет, мы выпьем еще по глотку рома, выкурим еще по одной сигарете и так же молча разойдемся, разъедемся по разным концам нашей с ней огромной Москвы.
Не в первый раз уж такая фигня, извините.
Тут слова не нужны.
Для людей, которые так хорошо знают и понимают друг друга, слова – это как костыли для абсолютно здорового человека.
Слова вообще нужны только тогда, когда возникает непонимание.
А нам-то с Дашкой это, простите, к чему?!
Взрослые уже.
Оба.
Не первый день замужем.
К сожалению…
Небо над нами. 2009
Некоторые вечеринки плохи только тем, что никак не могут закончиться.
Вроде бы уже обо всем переговорили, все обсудили, все чаще паузы между репликами заполняются не смехом, а тишиной, – а расходиться все равно не хочется. Хоть на часах уже и четверть девятого.
И не вечера, а утра.
Да еще и этот долбанный порошок…
Это раньше в Москве в гости нельзя было без бутылки-другой ходить.
Типа, – неприлично.
Сейчас – пожалуйста…
Вот только кокаин не забудь, а без спиртного – уж как-нибудь перебьемся. На старых запасах.
На худой конец, хотя бы пакетик травки захвати…
Вот и растягиваются посиделки на кокаиновом «бодряке» до самого до утра. И говорить уже не о чем, а общаться хочется – хоть на потолок лезь.
Вот мы и полезли.
Правда, не на потолок.
На крышу.
А что?
Весна…
Поздняя.
Конец мая…
К тому же у Сашки дом хорошо стоит.
Старая Москва, рядом с набережной.
Хорошо.
С реки ветерок обдувает, солнышко – только встало, еще не жарит, не обкладывает духотой каменного мешка.
Уселись.
Точнее – кто уселся, а кто и улегся, раскинув руки и уставившись в синее и свежее весеннее московское небо.
Сашка с Лысым бутылку вискарика с собой прихватили, Марк решил косячок забить, мы с Русланычем – просто по сигарете выкурить на пока еще свежем воздухе.
Тихо…
Суббота, народ отсыпается…
Только дворники внизу привычно суетятся да изредка машины по набережной проезжают.
А так – покой…
И черт меня дернул эту тему затронуть…
– Лысый, – говорю. – Ты же в прежней жизни – летчиком был? Так?
– Ну, был, – отвечает, прихлебывая виски из горлышка. – А что?
– Да ничего, – говорю. – В небо не тянет?
Он сначала как-то странно замолчал, побалтывая в бутылке дорогущую шотландскую ячменную самогонку.
А потом – взорвался…
– Чо ты, – орет, – урод долбанный, под кожу-то лезешь?! Твое какое дело, куда меня тянет!!!
Еле успокоили.
Все равно мне раз пять извиняться перед ним пришлось, пока до этого придурка очкастого дошло, что ни под какую такую кожу я к нему лезть не собирался. И то, только после того, как его вопли звонок на мой мобильный прервал.
Машка.
Жена, в смысле.