– Давай заказывать, потому что если я сейчас что-нибудь не проглочу, то уж точно свалюсь с копыт.
– Мне как всегда… Пюре из лосося.
– А мне гамбургер в форме сердца.
– А где мамаша?
Она как раз проходит недалеко от нас, я подаю ей знак, она тут же подходит, и мы делаем заказ. Она уходит, а я смотрю на ее ягодицы, грудь. Я бы женился на ней, говорю я себе, это как раз мой тип женщин, но в то же время я осознаю, что у меня сейчас другие планы и нужно думать о профессиональном росте. В мае мне уже будет тридцать, а я еще не научился говорить по-итальянски. В этот момент я ловлю себя на мысли, что надо бы пересмотреть La Dolce Vita.[18] Так, просто пришло в голову. Но теперь мне уже очень хочется пересмотреть La Dolce Vita на 3D-системе, и я прошу сигарету у Деррика.
– Дай цыгарку, Деррик.
– Ты куришь? – спрашивает он, протягивая свою пачку.
– Блин!
– Чего еще?
– Это не Marlboro light!
– Ты заколебал…
– Я не люблю Lucky light, мне не нравится их вкус.
Наконец прибыли наши блюда, и мы на них набросились, как будто никогда в жизни не ели, и прилили все это бутылочкой Bourgueil, потом еще одной, потом бутылкой водки и еще парочкой охлажденных текил; чувствуем – слегка вставило, и тут Деррику, не знаю, почему, приспичило поговорить о боссе «Кокоса». О нашем покойном Роже.
– Знаешь, дружбан, я уверен, что в этом деле не обошлось без подставы.
– С чего ты взял, дурья башка?
– Не знаю. Ты считаешь, он был мутный чувак?
– Все боссы такие.
– Мне уже давно хотелось порыться в его кабинете. Он всегда в нем закрывался. За два года я видел его… ну, с десяток раз, не больше. Strange,[19] разве нет? Уверен, что там есть потайной ход или какие-то игрушки, о которых мы не знаем.
– Он бизнесмен. Занимается бабками, всякой писаниной, контрактами…
– Да, согласен, но… Вот те странные типы, все в коже, с которыми мы иногда пересекались? Или когда он приходил и просил его не беспокоить, пока он будет отливать с пожилыми людьми…
– Я вышибала, меня это не касается.
– А я бы хотел взглянуть на его офис как-нибудь на днях. Это может оказаться прикольным.
– Я бы лучше порнуху посмотрел.
– Пошли вместе, давай переоденемся в баб.
– Никогда! Ты меня уже достал своими мафиозными историями, Деррик.
– Все в порядке. Релакс, чувак… Я тебя разыгрываю. Ты же знаешь, все, что мне нужно, – это наша любовь, но я не знаю, как тебе о ней рассказать.
В этот момент я думаю о том, какой же все-таки Деррик идиот: он теряет время, горбатясь в «Кокосе». Больно думать, что в восемьдесят девятом он был чемпионом по смерфу[20] в Сент-Кэ-Портрье, а у его матери два задних прохода.
На сегодняшний день, в свои семнадцать с половиной, он ничего еще не сделал в жизни. Тем не менее, когда он только осел в Париже, многие из нашего круга увидели в нем будущего актера типа Ромэна Дюрис или Бенуа Мажимеля, но у этого придурка нет никаких амбиций, ему больше нравится ходить квасить со своими друзьями нациками.
И все равно мне по душе Деррик. Он один из самых элегантных чуваков, с которыми я когда-либо был знаком. К тому же он убежден, что родился в 50-е годы и что он лесбиянка.
О чем с ним нельзя говорить, так это о политике. Это хуже пытки. Я лучше лишний раз послушаю африканские djembe.[21]
Сегодня вечером он тихий, даже слишком. Он чудаковато смотрит на меня, а я прикидываюсь, что не догоняю, о чем он говорит.
– Что это за шум?
– Похоже на пылесос.
– А куда потом? Может, пошли в «Матисс»?[22]
– Нет, только не в «Матисс». Мы же решили, что сегодня будем трезвыми.
– Ну, по последней. Там будет Клод Брассер,[23] хоть поржем.
– В прошлый раз, ты вспомни, нас оттуда выставили пинками в жопу.
Вдали проходит слон.
Мы опять садимся в такси, там пахнет камфарой – сдохнуть можно, водила, наверное, болеет. Но я сосредоточиваюсь на музыке: басы разрывают воздух, Деррик поворачивается ко мне с глупой улыбкой, и тогда я спрашиваю его, что здесь смешного, а он отрыгивает мне прямо в лицо, и меня это почему-то смешит, хотя обычно я не смеюсь от подобных вещей.
Я прошу таксиста сделать музыку погромче, потому что звучит хит «Ву-Танг Клана»,[24] а я от них торчу, и я начинаю двигать головой в такт вверх-вниз, у меня вырывается пара-тройка факов, у Деррика тоже, и вот мы с ним идем, два таких крутых рэпера, эдакие трехметровые нигеры, и трахаем всю планету.
Мы приземляемся на улице Понтье, расплачиваемся за такси в евро и подгребаем к «Матиссу», где уже толпится в очереди народ, я слышу, как какая-то толстая тетка говорит о Роже Пишу, причем говорит тихо: мне приходится включить громкую связь, и тогда я понимаю, что весь Париж уже в курсе случившейся драмы, что меня резко отрезвляет, и тут я осознаю, что Деррик мочится на мои шузы.
Мы без особых проблем входим в переполненный «Матисс». Садимся в баре и заказываем шампанское с водкой.
Народа под завязку. Я узнаю Далиду, на которую у меня сразу встает, потом Реми Жюльена,[25] а потом, в уголке, Люка Лемерля с Мансуром Барами.[26] Я улыбаюсь всем этим людям, которых не знаю, но которых постоянно вижу по долгу службы, и говорю себе, что надо быть более открытым. Тут мимо меня проходит девушка, которая прерывает мою задумчивость:
– Привет, красавчик!
Я отвечаю не сразу, ведь парень, который пишет эту книгу, тоже должен сходить взять себе что-нибудь выпить.
– Привет!
– Ты работаешь моделью?
– Нет, с чего ты взяла? А ты – актриса?
– Не, стилист.
– Прикольно, а где ты пашешь?
– Я работаю у Жака Прады.[27]
– Прикольно.
– А ты чем занимаешься?
– Я моряк на рыболовецком судне.
Она очень красивая и слегка накачанная, я говорю себе, что давно меня так не кадрили. Мне кажется, я нравлюсь женщинам, но сам не понимаю, почему. Ну, физиономия смазливая, вид немного лоховатый – наверное, это и привлекает. А может, у девицы уже несколько месяцев не было сексуальных отношений, и она думает, что я справлюсь с этим за одну ночь. Или я кажусь ей спецом – фермером, обрабатывающим женские угодья.
Я заказываю хозяйке два бокала, девица начинает пофыркивать от смеха и кладет руку мне на плечо:
