представляли бы большинство взрослых. И даже не тем, как охранялся: вообще охранялись, почти как тюрьмы, и обычные интернаты, не говоря о действительно тюремных, для несовершеннолетних преступников (хотя должно ли это быть в интернатах для одарённых без психических отклонений, Джантар не знал); и не самой программой — в каждом таком интернате была своя, особая… И увы, даже не отменой телесных наказаний: потом министерство образования, будто спохватившись, разрешало их и здесь, просто сами повода они не давали… Но было и другое: отсутствие деления на мужской и женский потоки, и даже общая спальня и купание под душем (хотя их и было лишь девять, и, кроме Фиар, все — мальчики); и некоторые, сходного же свойства, подробности конкурсного отбора, на которые тоже неизвестно как посмотрели бы ревнители раздельного обучения; и отсутствие в самой программе некоторых общеобразовательных предметов (например, спортивной и военной подготовки)… А положение о школьной форме, вовсе уникальное: воспитанникам интерната на его территории не полагалось ничего, кроме плавок или набедренной повязки, другая одежда выдавалась лишь временно, для выхода за его пределы?.. Хотя сразу всё это ничуть не смутило их, даже наоборот — но как приняло бы подобные факты «обычное» лоруанское общество, и особенно — те, кто в нём что-то решают? А — сама, невольно возникшая вдобавок к официально утверждённой, национально-культурная специфика интерната? Да ещё теперь, когда всюду введено преподавание «богословия», в связи с уже неким новым переформированием регионов и автономий? О чём, кстати, знали лишь в общих чертах, понаслышке, и из его отдельных видений — так были ограничены в конкретной информации о внешнем мире… Да, к произволу взрослых привыкли. А теперь это могло обратиться против них: почему… не сопротивлялись, позволили взрослым неправильно сформировать себя как личности?..
— Нет, это слишком, — ответил Талир. (Наверно, Джантар думал так напряжённо, что Талир смог услышать — или не заметил, как сказал что-то вслух.) — Уж тут мы не виноваты. Наоборот, добросовестно следуем всем их установлениям…
— Если бы так, — горестно вздохнула Фиар. — За промахи взрослых в воспитании и расплачиваться — детям… Были «одарёнными в области описательных наук», потом — экстрасенсорно, теперь — религиозно, хотя не понимаем, что это значит. Дважды меняли решение о нас, было уже, вовсе хотели признать никак особо не одарёнными — и вдруг опять передумают? Спросят себя: почему подростки-каймирцы покорно приняли «основы религии» — вместо того, чтобы, как тогда, изучая «основы натурфилософии», сразу заявить: что-то неладно? Тоже было будто всерьёз — а оказалось, проверяли, как мы к этому отнесёмся! И тут, возможно, проверяют — а мы, не подавая вида, добросовестно учим и сдаём то, что с тайной мудростью никакой связи не имеет! И вдруг учитель на уроке даёт припадок — а мы потенциально перспективны как экстрасенсы…
— И что делать? — не выдержал Донот. — Что предлагаешь на случай, если так будет?
— Давайте спокойно разберёмся, что у них может быть против нас, — предложил Итагаро. — Учитель сошёл с ума прямо на уроке. Но мы не ожидали, сами были в ужасе — что подтвердит солдат охраны, который сразу позвал командира, а тот — директора. Потом занятий уже не было — урок и так седьмой, последний. После обеда нас, как обычно, вывели на прогулку…
— Не как обычно, — уточнила Фиар. — Со всей охраной, в полном составе, а не троих дежурных, как раньше.
— Но больше ничего особенного — ни с нашей, ни с их стороны. И взрослые не стали ни в чём разбираться. Хотя это и подозрительно…
— А сколько может быть времени? — спохватился Джантар. (И как не вспомнил раньше…) — Звёзды за окном видны?
— Даже я не вижу, — ответил Талир. — Ночь пасмурная, и уж очень неспокойная. И нет чувства, сколько времени — как тогда, в почтовом вагоне. То ли вечер до полуночи, то ли уже перед рассветом…
— Всё равно было время начать разбирательство, — ответила Фиар. — А они не начали. Странно? Или…
— Начали по своим каналам, просто мы не знаем? — Итагаро резко вскочил с койки. — И будем сидеть и ждать?
— Ждать чего? — не поняла Фиар. — Ты сам говорил, против нас ничего нет…
— А ты тогда о каком разбирательстве? Хотя правда, что мы… — спохватился Итагаро. — Нельзя терять самообладание. Нет, но зависеть от логики взрослых, когда и не знаешь: где, в какой ситуации, по их мнению, ведёшь себя не так!.. Что должны делать ученики, если учитель на уроке сходит с ума?
— Мы ничего и не успели, — напомнила Фиар. — За нас всё сделали солдаты охраны. И смогут подтвердить: мы перепугались, как обычные подростки…
— Но тут перепугались подростки, в перспективе допущенные к тайному знанию, — ответил Донот. — Хотя возможно, при уже имеющихся знаниях должны вести себя иначе…
— Так преподаватель тайного знания как раз и… — Лартаяу тоже спохватился — Опять забываю, что это совсем другое. И странно: то «основы религиоведения», это «богословие», а как похоже… Хотя и не введение в тайное знание: просто общий курс богословия — даже не специальный предмет… Нет, а вдруг мы, «религиозно одарённые», должны понять это иначе — чего от нас и ждали? И Минакри уже побывал в монастыре секты, чья теперь автономия…
— Нам преподают разные вероучения, — ответила Фиар. — Хотя, казалось бы, к чему в курсе одного предмета то, что есть в другом? А монастырь… Как он, рядовой послушник, мог за десять дней познакомиться с доктриной веры?
— А как мы вовсе не думали, почему нам определили такую одарённость? — спросил Лартаяу. — Как её представить, подтвердить в случае чего? Что за «религиозно одарённый» человек? Чем отличается от обычного, как это проявит на деле, если придётся? Сперва были рады признанию хоть какой-то нашей одарённости — но теперь…
— Доктрина… — повторил Минакри. — Не представляю, что за доктрина может быть у них, не помню и намёка на неё. Одни обряды…
— Джантар, а как ты? — спросил Лартаяу. — Ничего такого не видел во сне? Или… из прежних видений — что-то на данный случай?
Волна озноба пробежала по телу Джантара… Как мог сам не вспомнить! Правда, и не пробовал уже давно… (И тоже: почему? Увлёкся всем, что они тут узнали? Но и то, как сразу не подумал?)
— Снился повтор того кошмара, — признался он. — Погоня, которую сначала видел во сне в Кильтуме… а больше как будто ничего. Хотя… Попробую вспомнить…
В спальне стало тихо. Все умолкли, чтобы не мешать Джантару.
…Итак, снова — сон с волной, и видение облавы и погони… Но, как бы ни было — уже прошлое. Исключая финальный эпизод с директорской рожей, но и то наверняка — кошмар, не содержащий в символике никаких ответов. А большего он не видел… Искать информацию в прежних снах, видениях? Сколько их у него было — прежних, и нoвыx… Годятся не все — но те, где присутствовали его товарищи… в ситуациях, которых, как подтвердили, наяву не было…
…Герм — с мегафоном в руке на крыше автомобиля или сарая; Лартаяу — за рулём автомобиля, похожего на полицейский фургон (так что уж не мог быть тот автобус); Фиар — в накинутом на плечи жёлтом халате, среди лабораторных приборов; Донот — и тоже в лаборатории, и в каком-то кабинете, стоя за пустым креслом у окна… Что это всё, где и когда могло бы стать реальностью? И — хорошо или плохо?..
…А сколько он помнил ещё других, куда менее понятных видений? Жёлто-красный поезд, что стремительно мчал на фоне густо-зелёных гор по высокой рельсовой эстакаде; рой движущихся огней среди звёзд в ночном небе; уходящая во тьму, уже под пасмурным небом, горная дорога (от неё веяло особым мраком и тоской); ночная встреча с кем-то на морском берегу; чужая, незнакомая квартира; самолёты, где он летел непонятно куда — то вместе со всеми, то лишь с Лартаяу и Ратоной… И повторялись уже здесь, в интернате, по многу раз — наверняка не случайно. Только к чему…
— …Ничего определённого, — наконец ответил Джантар. — Конкретно в связи с нашим интернатом,
