стене.
Что-то должно быть.
И Крей будет той, кто сделает это что-то. «Глаз Палпатина» скоро совершит гиперпространственный прыжок. Даже самые хитросплетённые игры в выжидание наконец завершились. Он пробудился, и он выполнит свою задачу, и что-то подсказывало Люку, что задача эта — не просто опустошить планету, служившую тридцать лет назад убежищем врагам Императора.
Что-то хотело запустить этот корабль. Что-то, умевшее применять Силу для воздействия на дройдов и механизмы. Что-то воззвало к давно забытому Повелению.
Чем бы ни было это «что-то», он не мог рисковать позволить ему заполучить такую огневую мощь, такое влияние.
Даже ради жизни Каллисты.
Но внутри него всё переворачивалось от мысли, что ему так и не доведётся узнать её. Что она не будет в его жизни всегда.
Это было похуже боли в покалеченной ноге, похуже, чем ампутирование кисти руки… похуже боли, вызванной пониманием того, кем был его отец.
Он просто не знал, сможет ли сделать это.
Он навалился всем весом на ограждение прохода, поддерживая себя, когда ступил здоровой ногой на следующий подъёмник, и снова выпрямился. Опереться, шагнуть, выпрямиться. Опереться, шагнуть, выпрямиться. Каждый мускул плеч и спины вскрикивал от многих дней непривычного труда. Несколько бляшек перигина, которые Трипио сумел стянуть для него из разбросанных по кораблю аптечек, почти иссякли, а дройд обшарил все палубы с девятой по четырнадцатую. Потеряв руку, уже через несколько часов он получил механическую, и сейчас он готов был драться, или торговаться, или продать почти всё что угодно за действующую медицинскую лабораторию и систему 2-1Б.
«Щебетунчик» подлетел к его плечу.
По хронометру у него на запястье было ровно 10.00. Трипио полагалось бы уже обнаружить главный узел связи и изолировать линию, контролировавшую интеркомы девятнадцатой палубы. Информацию эту полагалось знать только Повелению, но Повеление не могло помешать Каллисте просвистеть короткую ноту: достаточно громко для того, чтобы её заметили и засекли чуткие рецепторы дройда. Поломку линии спишут на джавасов, действующих в качестве диверсантов-повстанцев, или — когда часовые у шахты о 21 услышат голоса гекфедов — на какой-то заговор самих гекфедов. При удаче Люк сможет добраться до шахты и вытащить Крей из камеры прежде, чем они даже сообразят, что их обманули.
За открытой дверью с выведенным на ней номером «17» внизу прохода царила полнейшая тьма и слышалось слабое, призрачное лязганье. Это был один из корабельных центров переработки отходов, отрезанный от палуб экипажа или любого царства человеческой деятельности. Занятые производством воды и кислорода из отходов пищи, дройды не нуждались в свете для работы. Свечение от посоха Люка выхватывало из темноты движущиеся конструкции массивных 8Р-80, занимающихся своим монотонным делом в обществе аппаратов, вообще не предназначавшихся для работы с людьми, ММВ всех размеров, несущихся К1Е и М5Е и средних размеров магнобур, врезавшийся Люку в лодыжки, словно громадная черепаха.
«Поворот направо, потом второй налево», — повторил про себя Люк. Стенная панель в одной из камер по переработке отходов, узкая шахта под углом в сорок пять градусов… Он настроил мозг и, вопреки боли и постепенному отупению из-за чрезмерных доз перигина, постарался вызвать в себе внутреннее спокойствие, бывшее базисом Силы. В дюжинный — или в сотый — раз с тех пор, как он начал ощущать отупляющее действие лекарства, он гадал, сможет ли работать лучше с вызванной инфекцией лихорадкой и при постоянном напряжении из-за боли.
«Это должно сработать, — подумал он. — Должно».
Он повернул за угол и остановился.
В коридоре лежал мёртвый джавас.
На руку у него была намотана связка кабелей, а рядом с рукой валялся открытый ранец. Люк проковылял к телу, опустился рядом с ним на колено и дотронулся до тощей чёрной клешни запястья. В боку у него зияла обугленная дыра от бластерного огня.
Вокруг открытого ранца валялись батарейки и энергоэлементы. Люк сгрёб их обратно в кожаную сумку, повесив её на плечо. Слабое гудение заставило его вскинуть голову, чтобы оказаться лицом к лицу с двумя маленькими дройдами никогда ранее не попадавшейся ему разновидности. Гироскопически балансирующие на одном колесе, они напоминали ему некоторые из более старых моделей дройдов-допрашивателей, но вместо рук-клешнёй у них были длинные серебристые щупальца с сочленениями, похожие на змей. Маленькие круглые сенсоры, похожие на холодные глаза, глядели на него с концов гибких стебельков.
Высотой эти двое дройдов едва ли превосходили Арту-Дету, но в них чувствовалась странная угроза, заставившая Люка медленно попятиться.
Щупальца вытянулись, свистнув как бичи, обвили и подняли изувеченное тельце джаваса. А затем дройды развернулись и стремительно укатили. Люк последовал до двери пещеры, освещённой только раздражающим свечением сигнальных лампочек индикаторов и считывателей приборов. Запах у этого местечка был подобен вхождению в стену грязи: аммиачный, органический и отвратительный. Из-под крышек трёх круглых, похожих на колодцы чанов, металлические стенки которых подымались едва ли не на полметра над голой дюрасталью палубы, вырывался негустой пар. Когда змеиноглазые дройды приблизились к ближайшему баку, его крышка раскрылась. Вонь усилилась, когда повалил стелющийся по палубе пар высотой до колена, растекавшийся до самых дальних углов помещения.
Дройды высоко подняли труп джаваса и бросили его в чан, куда он и упал с тягучим «плюх». Крышка закрылась.
Резкий стук сбоку от Люка заставил его подскочить. В стене открылась шлюзовая дверь, и в бачок под ней со стуком упала беспорядочная груда пряжек от ремней, застёжек сапог, шлем штурмовика и несколько полурастворившихся костей, сплошь покрытых коричневатой энзиматической кислотой.
Череп гаморреанца ухмылялся Люку из бачка.
Люк быстро отступил на шаг. Он знал, что полная переработка энзиматически расчленённых продуктов пускалась во вторичное употребление только на вторую или третью неделю пребывания в глубоком космосе, и всё же обнаружил, что его подташнивает при воспоминании о том синтетическом яйце.
«Щебетунчик» ждал его в коридоре. Люк провёл его за собой через ещё одну дверь мимо дублирующих энзимных чанов у противоположной стены. При прикосновении к огонькам на его посохе выстроившиеся в углу три 5Р-80 повернули к нему свои кубические верхние половины тел, посвечивая тускло-голубым светом квадратных широкодиапазонных сенсоров. Из темноты выкатился маленький ММГ и забарабанил по нему тремя руками. Он остановился рядом с Люком, когда тот опустился на колено, пытаясь открыть панели люков, и потянул крышку на себя с присущей дройдам силой. Люк наклонился и стукнул по кнопке остановки на спине у дройда. ММГ замер, всё ещё держа в захвате панель.
Из шахты ему усмехались прутья энклизионной решётки, смахивавшие на обломанные ледяные зубы, пропадая из виду в тёмном дымоходе наверху.
Очень осторожно Люк заглянул в шахту. Она подымалась на два уровня под острым углом, в крайнем случае по ней можно было подняться, но не человеку с бездействующей ногой. Квадратные холодные заплаты стен, казалось, шептали: «Попробуй. Действуй».
«Это всё равно что осечка у бластера», — сказала Каллиста.
И ещё: «Чем сильнее они ранят тебя, тем сильнее им захочется тебя добить».
Он изучил запоры, закрывавшие неотстающие панели сзади, так что стало легко мысленно потянуться — как прежде он потянулся за панель, ведущую в шахту, — и повернул запоры. Труднее оказалось продуть панель дочиста, так как из-за усталости и боли было трудно сосредоточиться. Он почувствовал, что двумя уровнями выше крышка люка поддаётся, и смутно расслышал лязг, когда она упала на пол.
Воздух заструился по шахте, мягко овевая ему лицо.
Два уровня. Восемь метров по крутой наклонной шахте, и тьма — хоть выколи глаз.
— Ладно, приятель, — прошептал он дройду. — Делай своё дело.
Он завозился с дистанционным управлением, подводя аппарат к точке в нескольких сантиметрах от энклизионного поля. Сфокусировав разум, собрался с мыслями, отложил в сторону боль, усталость и
