— Я попал в него!
— Нет, не попал!
— Ну, на этот раз я в него попаду!
— Пошли, Трипио, — предложил, покорясь судьбе, Никос. — Схемы у нас изолированные. Нам, в общем-то, все равно.
— На самом-то деле, мне приходилось мириться и с…
Трипио горделиво выпрямился и снова шагнул в дверь. Брошенные подобно дискам миски с пивом и тарелки застучали, отскакивая от стены рядом с ним, когда он пробирался к щелям автоматической выдачи пищи; за ним следовал Никос. С посудой гаморреанцы проявляли не больше меткости, чем с бластер- карабинами и пистолетами; одна миска задела спину золотистого дройда по касательной и облила его пивом, но этим все и ограничилось. Среди гаморреанцев сразу же вспыхнул спор, засчитывать ли это попадание. Спор вышел весьма бурным, гекфеды, вопя и визжа, молотили друг друга тарелками, топорами и стульями, в то время как Як сидела в стороне и, вполне довольная, благосклонно улыбалась, взирая на эту сцену.
В программирование дройда-переводчика входило умение понимать не только язык, но и обычаи и биологию различных рас галактики. Хотя он понимал, что в основе всего этого чрезмерного насилия в гаморреанском обществе лежит интенсивное сексуальное соперничество за внимание Матриарха, и что, биологически и социально, у гаморреанцев не было иного выбора, кроме как вести себя, думать и чувствовать так, как они это делали, — дройд ощутил на мгновение вспышку сочувствия к иррациональным предубеждениям доктора Мингла против индивидов, ведущих себя точь-в-точь так, как их запрограммировали.
С помощью нескольких простых команд Трипио обошёл ограничители на щелях раздачи пищи — язык оказался до нелепого лёгким — и запросил двадцать галлонов сиропа Ступени Градации-5. Когда за плексищитами начали появляться полугаллонные контейнеры, он их вытаскивал и передавал Никосу, который выносил их назад в коридор, где ждал с салазками Потман. Вокруг шныряли, выясняя, в чём дело. великое множество морртов, слетевших во время боя со своих носителей и, очевидно, привлечённых сахарным запахом сиропа.
— Убирайтесь отсюда! — сердито кричал на них Трипио. — Грязные твари… кыш! Кыш!
Они уселись и рассматривали его бусинками -чёрных глаз, выбрасывая и убирая языки из зубастых копий своих хвостиков, но в остальном не обращая на его жесты ни малейшего внимания. А гаморреанцы, теперь счастливо колотящие друг друга столами по головам, вообще не обращали на него никакого внимания.
Когда Трипио вынес в затемнённый коридор последний из контейнеров, то обнаружил, что Потман и Никос прижались вместе с салазками к стене, пропуская колонну аффитеханцев — сто восемьдесят восемь голов, посчитал Трипио, — «вооружённых» мётлами, кусками раскуроченных 8Р, обрезками труб и бластер- карабинами, лишёнными энергобатарей. Все эти предметы они держали как оружие, в положении «на плечо».
— Напра-ав-о — кругом! Ша-агом — марш! — чётко рявкнул голос их командира, когда они исчезли в кромешной тьме коридора.
— В самом деле, — неодобрительно произнёс протокольный дройд, ставя на салазки последнюю из канистр с сиропом. — Хотя я нахожу желание мастера Люка удалить с этого судна всех пассажиров, прежде чем уничтожить его, похвальным, должен признаться, что у меня есть определённые сомнения относительно того, можно ли этого достичь.
Через двери столовой пролетела миска с пивом и с грохотом врезалась в стену.
— Должна быть какая-то альтернатива взрыву корабля.
— Надёжной альтернативы нет. Стопроцентной гарантии от случайностей нет.
— Ей и не нужно быть стопроцентной, — в отчаянии молвил Люк, — просто всего лишь… достаточной. Вывести из строя двигатели. Разобрать орудия.
— Кто бы ни вызвал его — кто бы ни научился до такой степени манипулировать Силой — он обязательно начнёт разыскивать его, Люк. И он — или она — обладает большой мощью. Я это чувствую. Я знаю это.
Люк тоже это знал.
— Эта станция должна быть уничтожена, Люк. И как можно скорее. Для этого требуются двое, и один из них — Джедай… Джедай применяет Силу для препятствия стрельбе энклизионной решётки над потолком орудийного отсека достаточно долго, чтобы другой успел взобраться. Именно это собирались сделать мы с Гейтом. Я могу указать тебе или Крей — кто бы из вас ни полез, — какие включать кнопки, в каких реакторах перегружать активные стержни, коль скоро вы доберётесь до верха. А тот, кто останется внизу… В отсеке в конце коридора, у орудийной, есть капсула для мусора специального назначения. Я не знала о ней, когда Гейт — когда мы с Гейтом… — Голос её дрогнул при упоминании имени любовника, бросившего её умирать. А затем она продолжила: — Так или иначе, с тех пор я обнаружила её. Её можно снабдить кислородным баллоном, и тот, кто останется внизу, сможет добраться до той трубы, если побежит изо всех сил.
Наступило молчание, в котором он чувствовал её почти физическое присутствие.
— Всё должно быть именно так, Люк. Ты это знаешь, и я это знаю.
— Не сразу же. В конечном итоге, да, когда у меня будет время.
— Времени нет.
Люк закрыл глаза. Всё, что она сказала, было правдой. Он знал это, и знал, что ей это известно. Наконец он смог лишь произнести:
— Каллиста, я люблю тебя.
Кому он говорил это? Лее — когда-то, до того, как узнал… И он всё ещё любил её, и во многих отношениях точно так же, как прежде. А это было нечто такое, чего он никогда не испытывал, никогда не знал, что может испытать.
— Я не… хочу, чтобы ты умирала.
Её губы прикасаются к его губам, её руки обнимают его… Сон был реальным, более реальным, чем многое, пережитое наяву. Должен быть какой-то способ…
— Люк, — мягко сказала она, — я умерла тридцать лет назад. Просто я, — я рада, что у нас с тобой было это время. Рада, что осталась, чтобы… чтобы узнать тебя.
— Должен быть какой-то способ, — настаивал он. — Крей…
— А что Крей?
Люк резко обернулся на новый голос. Крей стояла, устало прислонясь к двери кабинета. Серебряное одеяло, наполовину скрывавшее её рваный и грязный мундир, сверкало, словно броня; на её покрытом синяками лице были высечены, словно резцом, измученность, горечь и погибшая надежда.
— Превратить её в то, чем теперь стал Никос? Вынуть разные части из компьютеров, соединить вместе большой объём памяти, чтобы закодировать её, так чтобы рядом была металлическая иллюзия для напоминания тебе о том, что это не твоё — и не может быть твоим? Это я сделать могу… если ты хочешь именно этого.
— Ты говорила, что Джинн Алтис научил тебя переводить своё 'я', своё сознание, свою… реальность — в другой объект. Ты проделала это, Каллиста, с данным кораблём. Ты ведь действительно здесь, я знаю, что ты здесь…
— Да, — тихо согласилась она. — Тут достаточно цепей, достаточно объёма, достаточно мощи в активной зоне центрального реактора. Но существо из металла, существо, запрограммированное и закодированное, — не человек, и не может быть человеком, Люк. Не в том плане, в каком я сейчас человек.
— Не в том плане, в каком мы с тобой люди. — Крей подошла к ним, её белокурые волосы отблескивали огнём в свете горящей смазки. — Не в том плане, в котором был человеком Никос. Мне никогда вообще не следовало… пытаться идти против того, что должно быть. Моим девизом всегда было: Если не получается, возьми молоток побольше. Или чип поменьше. Никос…
Она покачала головой, помолчала, затем продолжила:
— Он не помнит, как умирал, Люк. Он не помнит никакого перехода. И как бы я ни любила… Никоса… как бы ни любил он меня… Я постоянно возвращаюсь к этому. Это не Никос. Он не человек. Он пытается им быть, он хочет им быть, но у плоти и крови, костей и мяса есть собственная логика, Люк. Машины просто
