Мара отпустила крайне не подобающее даме замечание, и за плечом у неё появился Ландо Калриссит, нафабренный, причёсанный и одетый в лучший свой пурпурный атлас для вечернего приёма.
— Что такое?
Хэн рассказал ему, добавив:
— Мы ждём сейчас Джевакса. Она говорила о посещении городского ремонтного центра, так что, возможно, она взяла с собой Арту, чтобы проверить его, но уже стемнело, и к тому же в последнее время произошло слишком много странных вещей.
— А почему ты спросил о Нубблике? — спросила Мара. — Кто тебе сказал, будто я охотилась за ним? Я провела на том ледяном шарике всего около двенадцати часов и не думаю, что смогла бы опознать Нубблика, если бы тот обчистил мои карманы.
— Он говорил своему прихвостню, что за ним охотится Рука Императора, — ответил Соло, — что Рука Императора на планете и он должен смыться оттуда, пока она его не нашла. Нубблик исчез примерно лет семь назад — после того как ты, по твоим словам, побывала тут и улетела. Я решил, что ты вернулась Он умолк: просто от того, что выражение её лица резко изменилось.
Мгновение она молчала, но даже через посредство субпространственной голопередачи ярость её была осязаемой, как ударная волна термоядерного взрыва.
Когда она заговорила, голос её был обманчиво нормальным, очень спокойным.
— Этот гад ползучий, — произнесла она. Её глаза, наполненные внезапной, злобной, убийственной ненавистью, уставились невидящим взором в пространство. — Этот червячий сын.
— Что? — Ландо быстро попятился, почти за пределы голопередачи. — Что за…
— Он говорил мне, что я единственная, — произнесла Мара все тем же спокойным, почти будничным тоном. — Единственная Рука Императора. Его избранное оружие, говорил он, когда ему требовался скорее скальпель, чем меч… Его доверенная служанка. — Её крепко сжатые красные губы показывали сдерживаемую ярость человека, для которого положение составляло не просто предмет гордости, но и смысл всей её жизни.
— Этот лживый, маразматичный, жрущий отбросы, престарелый, неискренний, гниющий, грязесосущий паразит! У него была и другая Рука! — Её голос упал до еле слышного шёпота. — У него всё время была и другая Рука!
Она не сдвинулась со своего кресла, но её спокойствие походило на затишье перед бурей. И хотя эта ярость была направлена против покойника, Соло порадовался, что находится в нескольких сотнях парсеков от неё, в совершенно иной звёздной системе.
— Он мне солгал! Он использовал меня! Его «доверенная служанка»! Всё, что он говорил мне, было враньём! Все!
— Мара, — обеспокоенно обратился к ней Ландо. — Мара, он умер…
— Ты ведь знаешь, что это значит, не так ли? — Она обратила к Ландо взгляд своих холодных глаз, и тот отступил ещё на шаг. Ни Ландо, ни Хэн никогда ещё не видели Мару в таком гневе, и сила его просто ужасала. — Это значит, что он держал её в резерве, чтобы использовать против меня. Или использовать меня против неё. Или, кто знает, против кого ещё, чтобы не дать ни ей, ни мне быть чем-нибудь большим, чем его пешками!
Она почти дрожала от ярости, той самой ярости, которая однажды побудила её направить всю свою энергию на убийство Люка Скайвокера за лишение её положения, бывшего для неё её жизнью.
— Она по-прежнему на планете?
— Не знаю. Я…
По какой-то причине он вспомнил, что Лея рассказывала ему об императорской наложнице, члене Императорского Двора… О женщине, появившейся внезапно, всего через какие-то несколько недель после исчезновения Нубблика, точно зная, какой дом она хотела снять…
— Да, — сказал он. — Думаю, что так. Женщина по имени Роганда…
Глаза Мары расширились, когда она услышала имя, затем сузились в зелёные сверкающие щёлки.
— О, — тихо произнесла она. — Она. Голограммное изображение протянуло руку туда, где должен был находиться выключатель приёмника, за пределы обзора передатчика. Изображение исчезло.
— Мы просто не можем идти на такой риск. — Роганда Исмарен открыла принесённый ей пластеновый футляр, вынула из него тонкую серебряную трубочку нарковпрыскивателя и вставила ампулу в его щель. — Подержите её.
Оран Келдор осторожно шагнул к Лее, которая встала с кресла при звуке отпираемого дверного замка; она отступила к стене, но в дверях стоял лорд Гаронн, со станнером в руке. Келдор заколебался: хоть и маленькая, Лея была в хорошей спортивной форме, крепкая, на тридцать лет моложе его и совершенно явно готовая драться, — а Гаронн сказал:
— Если вы думаете о риске, мадам, то я бы сказал, что применять к ней этот наркотик — большой риск. Вы ведь не знаете, что это такое.
— Я знаю, как он действует, — огрызнулась наложница. — И знаю, что благодаря ему она будет вести себя тихо, пока здесь наши гости.
— Мы знаем, что он иногда действует. На некоторых людей. В некоторых дозах. Он пролежал в заброшенных подземных лабораториях по меньшей мере тридцать лет, а может, и вдвое дольше. Мы не знаем, не испортился ли он от времени, не стал ли заражённым… Тот контрабандист, на котором мы его опробовали четыре-пять лет назад, умер.
— У него было слабое сердце, — чересчур быстро возразила Роганда. — Ах, лорд Гаронн, — продолжала она своим тихим, умоляющим голосом, — вы ведь знаете, как много зависит от тех, кто будет здесь сегодня вечером! Знаете, как мы отчаянно нуждаемся в поддержке, если хотим, чтобы ваше дело — наше дело — увенчалось успехом! И знаете репутацию её высочества. Мы не можем рисковать даже возможностью того, что она сбежит и помешает приёму наших гостей.
Бывший Сенатор не сводил с Леи тусклых, холодных глаз; дуло его станнера не дрогнула. Затем он кивнул.
Келдор шагнул вперёд.
Он ожидал, что Лея увернётся, и поэтому она бросилась ему навстречу, зацепила его ногой за лодыжку, блокировала плечом и, когда он упал, дёрнулась и бросилась к двери. Она надеялась, что её движение хотя бы застанет Гаронна врасплох, что его первый выстрел пройдёт мимо и даст ей шанс проскочить, но этого не случилось. Выстрел станнера поразил её как удар в солнечное сплетение, заставив задохнуться, и в тот же миг во всём её теле возникло ощущение, словно её вывернули наизнанку.
Даже при самой слабой мощности станнер произвёл ужасающий эффект — наверно, худший, чем более тяжёлый удар луча, потому что она даже не потеряла сознания. Она лишь рухнула на пол, ноги её задёргались от вонзавшихся в них игл боли, и Келдор с Рогандой опустились на колени около неё.
— Глупо, — заметил Келдор, прижимая ей к шее впрыскиватель.
Вспышка холода. Она почувствовала, что её лёгкие замирают.
Она погружалась, подумалось ей, в океан зелёного стекла глубиной в тысячу километров. И поскольку стекло — это жидкость, оно наполнило её лёгкие, вены, органы; оно пронизывало ткань её клеток. И хотя она тонула, пусть и очень медленно, стекло пронзал свет сверху, и она слышала голоса Роганды, Келдора и Гаронна, когда те покидали помещение.
— …противоядие, как только приём закончится, — говорила Роганда. — У нас просто нет людей, чтобы постоянно держать её под охраной. Но действие наркотика не столь непредсказуемо, как вы опасаетесь. Всё будет в полном порядке.
Ваше дело. Наше дело.
Келдор. Элегии.
Ирек.
Она должна выбраться.
«Сила», — подумала Лея. Почему-то подвешенная в этом густом, недышащем, наполненном светом безмолвии, она чувствовала Силу повсюду вокруг себя, ощущала её в пределах досягаемости у самых кончиков пальцев, слышала её как музыку, мелодию, которую она сама могла легко усвоить.
Если она коснётся Силы, она увидит комнату, в которой лежала на постели Наздры Магроди, с одной рукой на животе и спутанными тёмно-рыжеватыми волосами на обесцвеченной подушке.
