это место.
— Госпожа глава государства?
— Мы должны приложить все свои силы ради общего дела, — ответила Лея. — Пусть и дети сделают свой вклад.
Подняв брови, Оссилеге впился в обоих родителей пронзительным взглядом.
— Что ж, превосходно, — произнес он. — Тогда можно продолжать, лейтенант?
— Подведем итоги, адмирал. Перед нами стоят две задачи, каждая из них не менее трудная. Во- первых, нам необходимо разбить флот Триумвирата и не позволить ему стать хозяином этой звездной системы. Во-вторых, мы должны принять все меры к тому, чтобы не позволить Центральной Станции произвести очередной выстрел. Мне кажется, я рассказала вам обо всем, что мы намеревались обсудить. Осталось рассказать об Источнике А. Но, как я понимаю, о нем вы хотели рассказать сами.
Оссилеге расплылся в улыбке, которую было так непривычно видеть на его лице. Поднявшись, он оглядел всех присутствующих, сидевших вокруг стола.
— Источник А., — проговорил он. — Если я не ошибаюсь, источник А, уже известен некоторым из вас. Позвольте мне рассказать о нем и остальным.
День, начавшийся с радостных встреч, заканчивался грустно, со слезами на глазах.
— Тебе действительно необходимо улетать, мамочка? — спросил Анакин дрожащим голосом. На палубе ангара собралась последняя партия тех, кто, выражаясь канцелярским языком, невоеннообязан. Они поднимались на борт челнока, который должен был доставить их в шахту репульсора, где они окажутся в полной безопасности.
— Совершенно необходимо, голубчик мой, — сказала Лея, опустившись на колени и наклеив на лицо бодрую улыбку. — Тебе тоже, родной. Сегодня каждому найдется дело. Мне нужно помочь папе и Чубакке управлять «Соколом». А вы с братом и сестренкой должны вернуться в шахту репульсора и постараться наладить его, чтобы можно было его использовать, если это понадобится.
— Уверен, мы наладим его, — произнес Анакин.
— Я тоже з этом уверен, проказник, — потрепал шевелюру младшего сына Хэн. Он улыбался, но мальчуган сумел заметить печаль и тревогу в его глазах. Даже Анакин понимал, что каждому приходится делать вид, будто все прекрасно и замечательно, что жизнь хороша и жить хорошо.
Внимательно посмотрев на старших детей, Лея проговорила:
— Заботьтесь друг о друге, но и об Анакине не забывайте, хорошо? Слушайте, что будут говорить вам Трипио, Эбрихим и герцогиня Марта. И обязательно… обязательно…
Неожиданно Лея умолкла. Ну что за чушь она городит. Ей предстоит сражение, она посылает детей выполнять важную работу — налаживать механизм, способный переместить планету, взяв на себя ответственность, какую не возлагали на свои плечи многие взрослые… Ее могут убить, и она никогда не увидит своих детей вновь, а она не придумала ничего умнее, чем внушать детям, что следует быть паиньками и чистить зубы.
— Мы все сделаем, мамочка, — отозвалась Джайна. — Ты не беспокойся за нас. Мы сделаем все, что полагается делать.
— Не бойтесь, госпожа глава государства, — вторил ей Трипио, — я присмотрю за ними, если мне разрешит их наставник.
Обхватив руками троих своих ребятишек. Лея закрыла глаза и изо всех сил стиснула их в объятиях.
— Я люблю вас всех, — выдавила она, делая над собой усилие, чтобы не разрыдаться.
Она сжимала детей дольше, чем нужно. В конце концов муж подошел к Лее и, опустясь рядом с ней на колени, осторожно оторвал ее руки.
— Пора идти, — проговорил он. — Нужно лететь.
Не в состоянии произнести ни слова, Лея лишь кивнула головой. Она поцеловала напоследок каждого из детей. Ее примеру последовал и супруг. Все трое вместе с Трипио забрались в челнок, который в ту же минуту взлетел.
Вот они уже скрылись из глаз.
Были и другие расставания, и все они были трудными. Люк, Ландо, Мара, Календа, Гэриэл и все остальные знали, что шансов вернуться у них немного. Возможно, они прощаются на день-другой. А возможно, и навсегда. Существовал особый ритуал, своего рода церемония, которая если не облегчала, то упрощала расставания.
Но было и еще одно расставание, где оба лица испытывали совсем иные чувства. Прежде чем отправиться в бой, Хэну необходимо было увидеть еще одного человека. И человек этот сидел за решеткой.
Возможно, им двигало любопытство, возможно, остатки родственного чувства. Вероятно, даже эти остатки родственной привязанности, зов крови оказались сильнее, чем он думал. Возможно, зов крови превозмогал в нем возмущение предательством.
Может быть — хотя Хэн не признался бы в этом, — у него появилось желание позлорадствовать. Он не таков, чтобы злорадствовать. Не таков. Хотя, как знать.
Каковы бы ни были причины его визита, но Хэн пришел в тюрьму. Охранник нажал на кнопку, и Хэн шагнул в камеру. Тракен сидел на невысокой скамье, вмурованной в стену в дальнем конце помещения.
— Привет, Тракен, — произнес он.
— Привет, Хэн. Пришел взглянуть на редкого зверя, попавшего в клетку?
— Я и сам не знаю, зачем пришел, — признался Хэн. — Мне почему-то захотелось повидаться с тобой. И вот я здесь.
— И я тоже здесь, — отозвался Тракен, зло усмехнувшись. Он поднял голову, растопырил руки и выпятил грудь. — Вот я. Весь тут. Смотри.
— Напрасно ты это сделал, Тракен, — укоризненно проговорил Хэн. — Тебе не следовало этого делать.
— Мало ли чего мне не следовало делать, — отозвался Сал-Соло. — Мне не следовало гоняться за этими несчастными сопляками. Это была роковая ошибка. Роковая. Но что конкретно ты имел в виду?
— Дети, — ответил Хэн. — Мои дети. Тебе не следовало похищать детей. Никогда не впутывай в свои дела невинных. Всегда защищай своих близких. Два древнейших закона Кореллианы. Помню, ты насмехался над этими принципами и заявлял, что нет большой беды, если их нарушишь. Но ты не только говорил о том, что можно нарушить законы. Ты их нарушил. Ты сделал это. Как ты посмел, Тракен?
— Посмел, и все, — отвечал кузен. — И сделал это очень легко. Твои отпрыски сами попали мне в руки. Как я мог не воспользоваться таким удобным случаем? Почему же я должен был отпустить их?
— Потому что так было бы справедливо, Тракен.
Тяжело вздохнув, Тракен оперся спиной о стену.
— Хэн. Прошу тебя, не надо. Я сижу за решеткой. Наверняка самой продолжительной частью моего процесса будет чтение обвинений, выдвинутых против меня. Присяжным даже не придется идти на совещание. Самое умное было бы вывести меня во двор и пристрелить. Но я убежден, ко мне будут применены все безжалостно справедливые процедуры. А потом меня навсегда упрячут в каменный мешок. Вероятнее всего, я никогда не выйду на свободу. Так что не учи меня жить. Поздно.
— Ты проиграл, Тракен, — заявил Хэн. — Ты все потерял.
— Очень тонкое наблюдение, — хихикнул Тракен. — И меткое. Но одно меня утешает.
— Что же тебя утешает?
Тракен Сал-Соло, несостоявшийся Диктатор Кореллианы, рассеянно ткнул пальцем в окно.
— Флот Триумвирата, — проронил арестованный. — Он там. Возможно, я и проиграл, Хэн, но для меня такое утешение знать, что и ты еще не выиграл. — Он усмехнулся кривой ухмылкой, карикатурно похожей на усмешку Хэна. Только в улыбке Тракена были неумолимость и жестокость. — Полагаю, что и ты не выиграешь.
Хэн Соло впился взглядом в своего кузена. Затем, ни слова не говоря, повернулся и постучал в дверь камеры. Она скользнула в сторону, и Хэн вышел наружу.
Он так и не понял, зачем он сюда приходил.
