работник на ниви, балего пачти всем, левое лехкое оккупант отбил, и я как инвалид так бы уж хотел читать ваши книжки, патаму ваши книжки для меня все, только денег у меня нету, так может вы профессор наш любимый, по человечеству, пришлете мне…»
ТАРАНТОГА. В корзинку! Это мошенник. Он уже всем посылал такие письма. Следующее, пожалуйста!
СЯНКО. «Милый профессорчик! Вы со мной не знакомы, но я слыхала, что вы вернулись из-за границы, и рискнула написать. Мне девятнадцать лет, я натуральная блондинка, коллеги в конторе говорят, что у меня зубки, как жемчужинки…»
ТАРАНТОГА. В корзинку! Постойте, что там за цифры на обороте?
СЯНКО. Это… она сообщает объем груди, талии и этого… ну… 98, 81, 96… так бросить это в корзинку?
ТАРАНТОГА. Да! Да! Дальше!
СЯНКО
ТАРАНТОГА. Нет! Читайте дальше, пожалуйста.
СЯНКО. «Проводя эксперименты, вы столкнулись с неким феноменом, суть которого я могу объяснить вам только в личной беседе. К сожалению, я заперт в Обленцинском доме для душевнобольных…» Я ведь говорил, что это сумасшедший…
ТАРАНТОГА. Читайте, пожалуйста, дальше.
СЯНКО. «…Поэтому прошу посетить меня под каким-либо предлогом, лучше всего в качестве дальнего родственника. Письмо я переброшу через ограду во время прогулки, как делал это уже с пятью, из которых, видимо, ни одно до вас не дошло. Я предпринял действия, которые помогут мне выбраться из лечебницы через несколько недель, но каждая минута промедления грозит опасностью. С уважением Казимир Новак».
ТАРАНТОГА. Какая там дата?
СЯНКО. На письме нет даты, посмотрю на конверте… Восьмое — значит, неделю назад. Не выбрасывать это?
ТАРАНТОГА. Нет, дорогой мой! Собираемся и едем. Где этот самый Обленцин?
СЯНКО. Под Варшавой. Мы едем в эту лечебницу?
ТАРАНТОГА. Да. Когда мы окажемся там, прошу вас по возможности молчать. Я буду говорить и действовать за нас обоих. Согласны?
СЯНКО. Разумеется, если вам так угодно…
ТАРАНТОГА
II
ДИРЕКТОР. Значит, он ваш родственник, этот Новак? Он ничего нам не говорил.
ТАРАНТОГА. Да, то есть дальний, дальний родственник, но я был очень привязан к его матери, знаете ли, доктор… Я бы раньше появился, но, к сожалению, долго пробыл за границей, в Англии, в Америке… Всего неделю назад вернулся…
ДИРЕКТОР. Это необычный случай, профессор. Я, видите ли, старый психиатр, но такой богатый, прекрасный комплекс галлюцинаций, с таким глубоким расщеплением личности, с состоянием помрачения, с таким разнообразием шизофренических импульсов — это редкость, это прямо бриллиант.
ТАРАНТОГА. Вот как? Ну, в его семье были такие… но это старая история, ведь это началось еще с его прадеда, пожалуй… повреждение черепа во времена наполеоновских войн.
ДИРЕКТОР. Что вы говорите? Я распоряжусь, чтоб это вписали в историю болезни. Ну, сейчас громадное улучшение. Громадное! Такая ремиссия, что, собственно, если б не эти остаточные явления, можно было бы считать его излечившимся и выпустить хоть сегодня. Мы применяли фенотиазин, меллерил, шоки, потом психотерапию… он идеально поддавался психотерапии, скажу вам! Да вы сами увидите, ведь вы хотели с ним поговорить, правда?
ТАРАНТОГА. Да, если это возможно. Он… спокоен?
ДИРЕКТОР. Сейчас? Да, совершенно. Прекрасно ориентируется в пространстве и времени, трудности у него лишь в том, чтобы припомнить факты из собственного прошлого.
ТАРАНТОГА. Ничего не помнит?
ДИРЕКТОР. Страдает амнезией, то есть утратил память обо всем, что пережил, заполняет пробелы, зияющие в его памяти, конфабуляцией — вымыслами. Это не ложь, ибо он сам не отдает себе отчета в неправдивости этих фактов. Такое явление типично и, в известном смысле, в период выздоровления даже нормально, но должно скоро пройти. Но в то же время, пока больной не вспомнит хоть в общих чертах, кем он был, где работал, где родился, мы не можем считать его излечившимся. Мы ведь даже не знали, что его фамилия действительно Новак.
ТАРАНТОГА. Но теперь вы уже знаете!
ДИРЕКТОР. Да. Но он утверждал, что его так зовут, даже в остром периоде болезни. Зато, кроме этого, к сожалению…
ТАРАНТОГА. Ничего не помнит?
ДИРЕКТОР. Вспоминал несколько раз, но это была конфабуляция. Сначала он утверждал, что был бухгалтером в Сосновце…
ТАРАНТОГА. Он это говорил во время галлюцинаций?
ДИРЕКТОР. Да нет, тогда был типичный шизофренический бред, с любопытной параноидальной примесью, ему казалось, что его преследуют какие-то существа с других планет. Настоящий фантастический роман выдумал. Я говорю о том периоде, когда он понял, что все это шло от болезни, — значит, о ремиссии, не правда ли?.. Впрочем, знаете ли, все усложнялось тем, что у него было раздвоение личности и одна из этих личностей великолепно поддавалась лечению, в то время как другая продолжала сопротивляться… Так что я даже хотел продемонстрировать его на заседании Психиатрического общества, но он начал тогда выздоравливать. Не хочу сказать «к сожалению», хе-хе, ибо я прежде всего врач, но демонстрация на заседании произвела бы впечатление разорвавшейся бомбы, да, бомбы, уверяю вас, профессор… Но о чем же это я хотел вам сказать?
ТАРАНТОГА. О том, как он припомнил, что был бухгалтером.
ДИРЕКТОР. А, именно! Благодарю вас. Итак, мы, естественно, проверяем такого рода утверждения пациентов, ибо часто больной рассказывает что-либо — например, что совершил растрату на миллион, а мы не знаем, бред это или правда. Так что мы проверили, и оказалось, что он никогда не был бухгалтером в Сосновце.
ТАРАНТОГА. Ага! Значит, это был бред?
ДИРЕКТОР. Нет, постамнестическая конфабуляция. Потом он утверждал, что ездил по Поморью и читал лекции от Общества распространения знаний о жизни на других планетах. Это даже согласовалось со структурой предыдущих галлюцинаций. К сожалению, и это оказалось неправдой. Если б не это, мы уже сегодня могли бы его выпустить. Подождем еще, подождем… Прогнозы в таких случаях никогда не бывают стопроцентно надежными.