Ты почему не глотаешь?
Миллс. Сперва надо разгрызть.
Блопп. Но ты ведь и не грызешь…
Миллс. Давай проглотим вместе на раз-два-три. Ладно?
Блопп. Странная мысль. Но если для тебя это так важно, пожалуйста! Раз, два, три!
Миллс. Ты и не думал глотать!
Блопп. Потому что ты тоже не проглотил…
Миллс. Я тебе не верю.
Блопп. Трудно ожидать, чтобы я поверил тебе.
Миллс. Почему?
Блопп. Да потому, что ты строишь из себя святого. Демонстративно лег, подчеркнув, что ведешь себя согласно инструкции, а я нет, а потом сделал донос на меня!
Миллс. Какой донос? Что ты плетешь?
Блопп. Донос в центр полетов в Хьюстон. Я, мой милый, не глухой и не слепой. Я даже не дотронулся до крышки магнитофона, а ты сказал, будто я пытаюсь залезть внутрь. Мало того! Когда я ответил, что я и не прикасался к магнитофону, ты начал чем-то скрести у меня за спиной. Этот звук был записан. Ты сделал это умышленно! Ты хотел, чтобы меня заподозрили в том, будто я пытался открыть магнитофон…
Миллс. Но ты же пытался!
Блопп. Экспертиза установит и это. Звук, доносящийся издали, регистрируется иначе, чем раздавшийся рядом. Я стоял у компьютера, а ты лежал и царапал ногтями по дереву…
Миллс. Слушай, тебе что-то привиделось. Возможно, и был какой-то случайный шорох, но я ничего не заметил. Пожалуйста, не говори со мной так. Мы знаем друг друга не первый день. Ты человек импульсивный, но, чем бы ни закончилась эта история, я взываю к лучшей стороне твоей натуры. Подумай спокойно. Было бы отвратительно, если бы здесь случилось что-нибудь…
Блопп. Куда ты клонишь? Натура любого из нас имеет свои лучшую и худшую стороны. Ты тоже небось не святой.
Миллс. Но я этого и не утверждаю. Я только хочу предложить, чтобы мы вели себя так, как того требует инструкция. Достойно и рационально.
Блопп. Так ты переменил свое мнение?
Миллс. Не понимаю.
Блопп. Хочешь бросить жребий?
Миллс. Нет. И, ради Бога, не надо об этом.
Блопп. Не горячись. Я спросил, потому что ты сам сказал: мы должны вести себя рационально…
Миллс. И достойно! Тебе не удастся утаить ни одного слова! У нас есть свидетель, вот здесь! (Стучит по стеклянной крышке магнитофона.)
Блопп. Зря ты так кипятишься. Из-за одного-то слова?.. Извини, если я неверно понял тебя. Теперь я предлагаю: давай ляжем. Если ты мне не доверяешь, ложись с этой стороны, тогда ты сможешь меня видеть… хотя тебе нечего бояться! Что с тобой? Ты то бледнеешь, то краснеешь… хочешь воды? Руки у тебя дрожат — смотри, стакан выронишь!
Миллс. Неправда! Это ты разбил стакан!
Блопп. Каким образом? Стоя в трех шагах от тебя, когда ты его держал?
Миллс. Ты разбил! Ты нарочно взял его и бросил на пол, потому что звук записывается, а изображение — нет! Ты хотел меня обвинить — не выйдет!
Блопп. Обвинить? В чем, ради всего святого? В том, что ты выронил стакан? Тоже мне преступление! А… понятно! Ты подстраиваешь мне уже вторую ловушку. «Высокая комиссия! Сначала Блопп пытался добраться до магнитофона, но это ему не удалось. Тогда он разбил стакан и сказал, что это Миллс его выронил, потому что у того руки тряслись». Ох, уж этот коварный Блопп! Если с Блоппом что-нибудь случится, то лишь потому, что доктор Миллс действовал в состоянии необходимой самозащиты… Если ты будешь продолжать в том же духе, взывая к лучшей стороне моей натуры и одновременно делая свинство за свинством, я забаррикадируюсь в своей кабине. Ясно?
Миллс. Куда уж яснее. Ты хочешь выставить меня параноиком, психом — но это тебе не удастся!
Блопп. Зачем мне делать из тебя психа? Что я на этом выиграю?
Миллс. Ты прекрасно знаешь и сам.
Блопп. Нет. Вот именно, что не знаю. Допустим даже, что ты ведешь себя как невменяемый…
Миллс. Я веду себя совершенно нормально. То есть — честно.
Блопп. Хорошо. Ты ведешь себя совершенно нормально. Если хочешь, я могу повторить это хоть десять раз. Доктор Миллс ведет себя совершенно нормально, нормально, нормально, нормально, нормально, нормально. Довольно тебе? Я сказал только: допустим, ты ведешь себя, как невменяемый, и это зарегистрировано? Что я на этом выиграю?
Миллс. Ты непременно хочешь услышать?
Блопп. Ну да. Я прошу тебя.
Миллс. Ладно. Что у тебя там в кармане?
Блопп. В котором? В этом — носовой платок, ключи от машины и датчик. В другом — жетон для игрального автомата и блокнот. Это все, ты и сам видишь.
Миллс. У тебя там что-то еще. Что-то тяжелое — карман оттопыривается. Складной нож, не так ли?
Блопп. Это у тебя складной нож, а не у меня. Ты сам показал мне его на базе. Что, мол, тебе его дал твой сынишка накануне старта. На нем твои инициалы. Ты носил его в кармане, а теперь пытаешься изобразить дело так, будто он у меня?
Миллс. Потому что он у тебя. Ты взял его, чтобы открыть кока-колу. Им можно открывать бутылки. Он лежал на столике у микроскопа, и ты взял его.
Блопп. Я взял твой нож?
Миллс. Да. Я сам видел. Человек, привыкший пользоваться микроскопом, может и не закрывать второй глаз. Я разглядывал препарат, а другим глазом видел, как ты брал нож.
Блопп. Когда?
Миллс. Сегодня днем. Незадолго до обеда. Не делай вид, будто не помнишь.
Блопп. Интересно, на что мне был твой нож, если в холодильнике, на верхней полке, лежит универсальный консервный ключ.
Миллс. Неправда, его там нет, и я не позволю тебе подбросить его туда!
Блопп. Слишком грубыми нитками шито, дорогой мой. Если я могу подбросить консервный ключ в холодильник, значит, я знаю, где он лежит. А если так, на кой черт мне сдался твой нож?
Миллс. Но он у тебя. Я вижу, как оттопыривается твой карман…
Блопп. А я вижу, как ты садишься в танк. Одно из двух: либо ты галлюцинируешь, либо лжешь, потому что у меня нет никакого ножа. Если бы я захотел его взять, то спросил бы тебя, и это было бы зарегистрировано. А ведь днем я не мог еще знать, что вечером мы останемся без кислорода. Я не ясновидящий. Чтобы взять твой нож, я не стал бы подкрадываться, когда ты смотрел в, микроскоп. Видишь, чего стоят твои рассуждения? Приложи к затылку холодный компресс.
Миллс. Какое коварство! И я считал его порядочным человеком! Но меня предостерегали! Давно, еще на базе. Ты быстро сделал карьеру. Ты шел по трупам.
Блопп. Это называется отвлекающий маневр. Оставим мою карьеру в покое. Ты пользуешься все той же схемой инсинуации. Сперва магнитофон, после стакан, а теперь еще нож. Не знаю — возможно, у тебя мания преследования, но, так или иначе, ты стал опасен. Тебя, собственно говоря, следовало бы связать.
Миллс. Не подходи ко мне. Слышишь!
Блопп. Я к тебе не подойду, даже если бы ты сам меня упрашивал. Дураков нет. Это был бы гамбит.
