Мой взгляд на литературу

l:href='#note_576'>[576], приписав ее вымышленному автору. Этот гротеск можно найти в «Абсолютной пустоте». Почему я не написал эту книгу «нормальным способом», если в отличие от Фауста это было возможно? В таком случае эта история должна была бы отвечать определенным канонам произведения: действие должно было бы идти последовательно и «с близкого расстояния», что напоминало бы похоронную процессию, в которой провожают на кладбище фундаментальные ценности нашей истории. Это было бы необыкновенно обескураживающее, насмешливое произведение, написанное языком, не оставляющим тени надежды. Примененный мной прием, заключающийся в представлении краткого содержания в гротескном изложении, в значительной степени качественно уменьшил вес описываемых событий. За счет миниатюризации и ускорения хода событий чудовищность приобрела элементы комизма – как если бы перевернули телескоп, через который наблюдают за похоронной процессией, галопирующей в сторону кладбища.

Однако проблема, скрывающаяся за этим гротеском, имеет не только комический масштаб. Мы живем во времена, когда судьбы личностей переносятся на институты. В прошлом противостояние стихийным бедствиям, обучение детей, лечение болезней и борьба с нищетой оставлялись инициативе личностей. С течением времени, однако, можно заметить стремление личностей перенести ответственность за изменчивые пути судьбы на обезличенные организации. В этом смысле цивилизация представляет собой «устройство», целью которого является устранение случая из человеческой жизни. Границы этого направления мы достигаем тогда, когда ничего случайного уже не произойдет. В таком мире нет места нищете или семейным драмам, нет войн или стихийных бедствий, никто не сомневается в смысле собственного существования и не теряет веры. То есть полный порядок? Добавим еще, что футурология пытается двигаться именно в этом направлении: пытается предостеречь нас от неожиданностей даже в самом далеком будущем.

В вымышленной рецензии «Being Inc. » эти предпосылки не выдвигаются на первый план. Произведение повествует о трех корпорациях, которые исполняют желания своих клиентов, сведенные в компьютеризированное «древо познания добра и зла», дружественное людям больше, чем сам рай, потому что потребление его плодов не только не запрещено, но и прямо приветствуется. Именно потому, что эти плоды созданы таким образом, что последствия их потребления известны заранее. Кому? Компьютерам, которые заботятся о клиентах. А их клиентами являются все. Успех настолько полный, что уже никто не знает его действительной цены.

Человечество не имеет понятия, что оно создало для себя рай полной недееспособности. И она абсолютна, так как каждый, кто считает, что поступает в соответствии со своим капризом, в действительности делает то, что ему предписано сверху. Ничто не разоблачат как искусственное или подстроенное – потому что ничего естественного уже не осталось. Компьютер обманывает людей, однако он делает это не так, как министерство пропаганды, а как родители, которые тайно подкладывают игрушки своему ребенку, чтобы он сильнее верил в Деда Мороза. Обманывая людей, компьютеры делают это «чистым» способом, так как они отказываются от смеси лжи и скрытых между строк угроз наказывать идеологические отклонения уничтожением. Они отказываются от угроз в пользу прекрасной лжи. С уверенностью можно сказать, что никакая организация или правительство, состоящее из людей, не были бы способны поступать с такой точностью и расчетом. (В таком случае существовал бы по крайней мере узкий круг людей, знающих действительную ситуацию – что было бы недопустимо, так как, если хотя бы один знает правду, имитация правды перестает быть идеальной.) Впрочем, в «обыкновенном» закрытом обществе власти обычно переоценивают значение, которое имеет достижение первенства во лжи. Вспомним хотя бы фрустрацию Геббельса, который как автор мистифицированного общественного сознания стремился к совершенству во лжи, что, однако, встречало сопротивление и критику у ряда тузов Третьего Рейха, потому что они больше верили в силу, а фальсифицирование информации воспринимали исключительно как вспомогательное средство в реализации власти.

Однако в «Being Inc. » мистификация достигает окончательного успеха. Там властвует «установленная сверху гармония» благодаря социотехническим программам компьютеров, которые коррелируют человеческую жизнь, синхронизируют и проводят оптимизацию, не являясь при этом ни тиранами, ни людьми.

Они не черпают удовлетворения из своего правления и не имеют понятия, что благодаря безошибочному управлению стали электрифицированным видом провидения. Возможно, тому, кто не обладает социологической фантазией, это совершенство лжи, эта «окончательная ложь» покажутся чистой фантастикой. К сожалению, это не так. Состояние «прозрачной закрытости» определенным способом осуществить можно, используя человеческие склонности и влечения, подсовывая выдуманные дилеммы, чтобы они стали частью общественного мнения, или чтобы вначале монолитное общество поддалось разбиению на отдельные группы (divide et impera[577]). Однако главным образом – через манипуляцию значением понятий, через искривление целого понятийного аппарата, определяющего информационный порядок.

Долгосрочные последствия этой мимикрии (которая устраняет различие между правдой и ложью) могут оказаться пагубными, хотя на первый взгляд они не производят такого же потрясающего впечатления, как истязания, описанные Оруэллом в романе «1984», потому что мучениям можно противопоставить мужество и отчаяние, однако нельзя бунтовать против ограничений, которые неотличимы от свободы. Следовательно, «Being Inc.» представляет своеобразное схождение Фауста в ад, причем ад этот оказывается неожиданно комфортным местом. Люди не могут этот ад покинуть, потому что не знают, что в него попали.

Именно так выглядит дальнейшее продолжение истории Фауста, которую я не написал.

Хотя многое еще можно было бы сказать о «Being Inc.», это не имеет ничего общего с драматическим выбором, перед которым стоит Фауст. Потребовалось бы представить его драму таким точным и вместе с тем коварным способом, что она перестала бы быть заметна.

Карманный компьютер фанатов научной фантастики[578]

Язневич В.И. Станислав Лем о литературе: Библиографическая справка

I

С изданием впервые на русском языке монографий «Философия случая»[579] и «Фантастика и футурология»[580] писатель-фантаст и философ-футуролог Станислав Лем предстал перед русскоязычным читателем в неизвестном до сих пор облике, а именно: как теоретик литературы и литературный критик. Правда, к сожалению, с более чем тридцатилетним опозданием, ибо первые издания указанных монографий на польском языке увидели свет еще в 1968[581] и 1970[582] гг. соответственно. И в целом в своем творчестве Станислав Лем много места и времени уделял чисто литературным вопросам: кроме указанных монографий, по теоретическим и практическим литературным вопросам Станислав Лем опубликовал еще более 200 статей (из более чем 1200 всего им опубликованных).

Предлагаемый вашему вниманию сборник состоит из двух частей. Первая часть – собственно «Мой взгляд на литературу» – 21 статья, выбранная самим Станиславом Лемом из множества им опубликованных для 24-го тома «Мой взгляд на литературу»[583] 33-томного Собрания сочинений, издававшегося в 1998 – 2005 гг. в краковском издательстве «Wydawnictwo Literackie» под редакцией и с послесловиями Ежи Яжембского. В связи с завершением издания Собрания сочинений 13 – 14 мая 2005 г. в Кракове состоялся «ЛЕМологический Конгресс», в котором принял участие сам Писатель. Статьи тома охватывают период с 1957 до 1992 гг., при этом при выборе статей Станислав Лем за основу взял свой же сборник 1975 года «Размышления и очерки» [584], убрав 6 и добавив 7 статей. Вторая часть – Дополнение – в основном статьи, написанные Станиславом Лемом в течении последнего десятилетия. Кроме этого, в Дополнении приведены некоторые письма писателя, в которых он излагает свои мысли на различные литературные темы.

Ниже приведены библиографические данные статей настоящего сборника в следующем виде: номер по порядку, в кавычках название статьи на русском языке, через тире в кавычках название статьи при ее первой публикации на польском языке, через тире в кавычках название издания (периодического или книги)