отЛИЧНОЕ... где, с кем и как

Первая роскошь, поразившая меня в Париже, имела нематериальный характер. Вечером после прогулки по туристическому центру я, наклонившись по провинциальной привычке с тряпочкой протереть новые лакированные туфли, так и застряла в этой эротичной позе с неэротично выпученными глазами — пыли на туфлях не было! Я чуть было не протерла приготовленной для обуви тряпочкой свои глаза, но вовремя поняла ужасную истину — в этой стране нет пыли! Или мне, если очень уж захочется, придется ее еще и поискать. Мне не захотелось. К хорошему привыкают быстро.

Дальше роскошь посыпалась на меня как из рога изобилия. Ювелирные магазины без перстней и цепочек советского образца для буфетчиц, роскошные бутики авеню Монтень и улицы ФобурСантОнорэ с продавщицами, носящими аристократические фамилии и аксессуары. Булочные с такими красивыми пирожными, белковый крем которых так хорошо действовал на мой язык, что хотелось напроситься остаться у них работать хоть бухгалтером. Восьмидесятилетние бабушки на «Ягуарах» с десятикаратными бриллиантами на наманикюренных, но слегка тронутых полиартритом пальчиках и безупречными укладками, еще пахнущих порхающими голубыми мальчикамистилистами. Фруктовые бутики, иначе не назовешь, с впервые в жизни попробованными манго, папайей и личи. Резиденциальные аристократические кварталы, в которых не знаешь, куда забросить огрызок от яблока, даже успокаивая себя тем, что этот продукт органического происхождения облагородит их и так уже благородную почву, завозимую из специальных магазинов. Все равно рука поднимается лишь до уровня кармана, куда ты стыдливо прячешь огрызок.

Первое устойчивое ощущение провинциального человека, впервые попавшего в роскошный бутик, — чувство неловкости перед этими безупречными, улыбчивыми и услужливыми продавщицами, которым просто неудобно сказать «нет», и ты покупаешь массу красивых и ненужных тебе вещей. А потом, оказавшись на улице с пакетами не только нескольких пар обуви, но и еще десятков флаконов различных кремов по уходу за ними, а также всевозможных стелечек и щеточек, ты пытаешься судорожно вспомнить, что там было написано в этой психологической брошюрке «Учимся говорить “Нет”».

Глава семнадцатая Улыбки

О том, в чем состоит фундаментальное отличие французских мужчин от русских

Вы знаете, чем отличаются наши соотечественники от иностранцев? Вы догадались, конечно. Наши не улыбаются! Когда я впервые в жизни увидела взрослого француза в ночном клубе в России, я узнала его именно по этой полублаженной улыбке, которой озарялось его лицо каждый раз, когда он встречался взглядом с кемнибудь из присутствующих, при этом смешно танцуя. Тоже, кстати, отличительная черта иностранцев — наши мужики сидят хмурые и не танцуют. Моя подруга отреагировала, как и все нормальные сибирские девушки: «Во идио?о?т…» А мне захотелось предостеречь его от карманников.

Попав в первый раз во Францию, в этот улыбающийся рай, я подумала, что здесь все люди счастливы и беззаботны. Так уверенно и настойчиво они улыбались. Потом оказалось, что они просто очень хорошо воспитаны, а проблем у них не меньше, чем у нас. Но сначала, когда мне улыбались даже французские женщины, я, не привычная к такому отношению со стороны конкуренток, поверила в то, что этот мир прекрасен. Но когда одна из них, которую я неосторожно подрезала на повороте на площади Триумфальной арки, злобно оскалилась мне за рулем, как это делают российские автомобилисты, думая, что я не вижу ее в зеркало заднего вида, я, вернувшись с небес в реальность, поняла, что все здесь так же, как и везде.

Мама одной из моих подруг, вышедшей очень удачно замуж за французского молодого и обходительного аристократа, както сказала мне, что очень боится за своего зятя, когда тот приезжает к родственникам в Россию. «По нему же сразу видно, что он не отсюда! Я всегда так нервничаю, когда он с этой идиотской улыбкой садится в машину к таксующему бритоголовому».

А когда мне случается переводить на секретных бизнеспереговорах между российской олигархической структурой и крупной иностранной компанией, французская сторона вечно взволнованно спрашивает у меня: «Он чемто недоволен?» А он просто не улыбается. Как это им объяснишь?

Глава восемнадцатая Издержки переезда за границу

О том, что отвыкать от плохого труднее, чем привыкать к хорошему, и о том, почему мой сыночек облысел задолго до того, как состарился

Моя мама на родине ходила на работу пешком. Несколько сибирских километров. Даже в минус тридцать. Но когда я предложила ей переехать в Париж всей семьей, она воспротивилась. «Я здесь уважаемый человек», — заявила она. Это означало заведование отделением провинциального института, ночные дежурства у постелей умирающих кардиологических пациентов и необходимость выпекать сладкое раз в месяц на всю ординаторскую. Легче было бы отвезти «на неделю» в турпоездку, отобрать паспорт и купить в подарок квартиру с видом на Булонский лес. Но я — не сторонница кардинальных мер, так что пришлось уговаривать и покупать квартиру.

Сыночка уговаривать было необязательно, тем более что он еще не понимал некоторых слов типа «образование», «безопасность» и «социальная защищенность». Хотя чуть позже свою ноту в бабушкин хор протеста против иммиграции он внес — по приезде у него появилась небольшая лысина на белокурой головенке. Проклиная французский детский сад, я повела его к дерматологу. Тот заявил, что это не в его компетенции, и порекомендовал аллерголога. Аллерголог, проверив на 138 типов аллергенов, особенно интересовался реакцией на березовую пыльцу, несмотря на мои активные заверения, что этого добра навалом в Сибири, а вот залысин у нас там не было. Тогда он отправил нас к невропатологу. В общем, пока мы переходили от одного специалиста к другому, лысина прошла, а диагноз носил труднопроизносимое буквосочетание и означал психологический стресс организма и неприятие им новой воды, климата и в особенности непонятного еще французского языка, на который едва научившийся говорить порусски ребенок отреагировал молчаливым недоумением — эти коллеги по детскому саду рты открывают, звуки произносят, а он ничего не понимает. Понятие «иностранные языки» им осозналось несколько позже и особенно отчетливо на первом уроке географии.

Глава девятнадцатая Ясновидящий французский стоматолог, или Парижская несредняя школа

О том, за что французские стоматологи недолюбливают советских коллег, о том, кто болтливее — парикмахеры или зубные врачи, о том, как пристроить ребенка в крутую парижскую школу, а также о том, является ли икра взяткой или знаком внимания

Моим первым знакомым представителем этой неблагородной и дурно жужжащей профессии стал школьный приходящий стоматолог, пару раз в году профилактически («У вас все хорошо, молодой человек!») и отнюдь («А вот вам, молодая леди, придется вырвать этот зуб!») осматривающий учеников на предмет выявления кариеса. Мне часто не везло, и кариесы появлялись у меня с генетической к ним предрасположенностью, доставшейся по наследству от папеньки. Поэтому полюбить стоматологов и их благородный труд мне так и не удалось. Особенно того первого, школьного, который, как оказалось впоследствии, использовал проклинаемые французским крутым стоматологом пломбы из какогото