— Я уже сказал: хочу поцеловать тебя.
— Ты не сердишься, что я убежала?
— Я сержусь, потому что ты не перелезаешь через этот чертов рычаг. — Рауль начал огибать прицеп, чтобы подойти к машине с другой стороны. Анджель высунула голову и толкнула его в шею. Рауль подскочил как ужаленный. — Почему она здесь? — он сделал глубокий вдох, чтобы восстановить присутствие духа. — Ну да ладно. На чем мы остановились?
Джессика выбиралась из машины ногами вперед.
Раулю была нужна верхняя часть.
— Почему ты хочешь поцеловать меня? — спросила она.
— Ты моя жена, и я люблю тебя.
— Ты любишь меня?
— Конечно, люблю. — Джессика полностью появилась из машины, и он повернул ее лицом к себе.
— Вчера ночью… ты ни разу не сказал, что любишь меня, — недоверчиво прошептала она. — Ты мог бы полюбить — вот что ты сказал.
— Я был глупцом.
Рауль наклонился, чтобы поцеловать ее, но она слегка оттолкнула его.
— Рауль…
Его радость померкла, когда он услышал дрогнувший голос Джессики. Казалось, она удерживает слезы. Ее мучают сомнения. Сжав ладонями ее лицо, Рауль вглядывался в глаза Джессики и вспоминал свои прежние мысли. Как он мог думать, что со временем в нем проснется любовь к этой женщине? Он уже любит ее всем сердцем.
— Джесс, — Рауль почувствовал, что его голос не повинуется ему. Это был момент истины, и они оба понимали это. — Милая Джесс, я люблю тебя всем сердцем, всеми фибрами моей души. Ты моя жена, останешься ты со мной или нет, но я надеюсь, что ты не покинешь меня. Когда я подумал, что больше никогда не увижу тебя… О, Джесс!
— Я не…
— Это Доминик, не так ли? — спросил Рауль, ласково гладя ее по лицу. Как он хочет, чтобы выражение боли исчезло из ее глаз! — Джесс, полюбить снова не значит предать Доминика.
— Не знаю, — прошептала она, и он почувствовал, как велико ее страдание. — Просто мне кажется, что это… неправильно.
— Я знаю. Слишком мало времени прошло. — Рауль переживал ее горе, как свое собственное. — После такой утраты на тебя свалилась эта свадьба и все остальное. Но это произошло. Свершилось чудо, любимая. — Он помолчал и добавил: — Я уверен, что Доминик не захотел бы, чтобы серый туман печали окутывал тебя всю жизнь.
— Нет, он бы не захотел.
Внезапно Джессику охватил гнев.
— Конечно, он бы не захотел. Мой сын хотел только одного — жить! Но я не смогла спасти его. И теперь он не может быть частью моей новой жизни. Как я могу быть счастлива, если он не может получить даже крупицу этого счастья?
Наступила тишина, которую нарушал лишь рокот прибоя. Рауль отчаянно пытался найти верные слова.
— И Лизль не может, — тихо сказал он. — И Жан-Поль, и Шери, и Сара. И люди, с которыми я работаю в Сомали. В мире так много смерти. Она подбирается к нам со всех сторон. Я знаю это, моя Джесс, и ненавижу смерть.
— Я не… мне просто нужен мой Доминик.
Это был крик измученной души, и Рауль не выдержал. Он притянул Джессику к себе, погладил коротко подстриженные волосы и поцеловал в макушку. Чувствуя, что она дрожит всем телом, он крепче прижал ее к себе.
— Ты плакала, любовь моя? — сочувственно спросил он. — Когда умер Доминик… ты плакала?
— Я… Нет. Я не могла.
— Но сегодня утром ты плакала.
— Когда я смотрела на Эдуара и его семью.
Черт, от слов Джессики у него разрывается сердце. Он вырвал бы свое сердце, если бы это помогло облегчить ее боль.
Но смерть сына навсегда останется с Джесс, и единственное, что он может сделать, — всегда быть рядом с ней.
— Знаешь, семья — это странная вещь, — тихо сказал он, уткнувшись лицом в ее волосы. Он не прижимал Джессику к себе, чувствуя, что она может отпрянуть в любую минуту.
Их овевал теплый морской ветерок. Далеко внизу волны с мерным плеском разбивались о скалы, но Рауль ничего не замечал: он боролся за свою любовь всем, что имел.
— В Сомали… — он изменил тему разговора, чувствуя, что, возможно, поступает правильно. — В Сомали люди гибнут от СПИДа. Каждый день я видел трагедии. Смерть. Множество осиротевших детей. Но поверишь ли, сомалийцы не отдают детей для усыновления в другие страны. Потому что, какими бы страшными ни были обстоятельства, сколько бы смертей ни было, семьи возрождаются. Перегруппировываются. Две семьи становятся одной. Две молодые девушки, их друзья объединяются, чтобы воспитывать осиротевших братьев и сестер. Бабушки, дяди, троюродные братья объединяют тех, кто остался после смерти родственников. Я видел это много раз. Знаешь, что я понял, моя Джесс? Единственное, что их связывает, — любовь.
— Но…
— Не перебивай меня, — попросил Рауль, ласково проводя рукой по волосам Джессики. Как ему хочется, чтобы она поняла его! — Я сам только сейчас начинаю понимать. После смерти Лизль я превратился в стороннего наблюдателя. Мне казалось, что у меня не осталось любви, которую я мог бы дать кому-либо. Но, конечно, она была. Любовь распространяется, чтобы заполнить пустоту. Эдуару нужна моя любовь. Моя мама и Генри… Я люблю их, и они любят меня. Я люблю свои воспоминания о Лизль. Как я мог говорить когда-то, что у меня не осталось любви, если я все еще люблю свою сестру-близнеца? Она навсегда останется частью моей жизни. Смерть Доминика привела тебя, отчаявшуюся, в мою страну, и его жизнь тоже навсегда останется в моем сердце. Из-за тебя, Джесс, любимая, жизнь Доминика будет продолжаться с нами и с людьми, которых мы любим, а потом с теми, кто придет после нас. Но только, любимая, если мы позволим наследию прошлого жить. Любовь не может все время оглядываться назад. Ты дала мне так много радости, что я смогу выдержать все. С тобой. Потому что больше всех и всего на свете я люблю тебя.
Рауль отстранил от себя Джессику, чтобы посмотреть ей в лицо. Он не мог понять выражение ее бездонных глаз. Неужели…
— Я прошу тебя, дай мне шанс, — прошептал он. — Позволь мне доказать, что мы можем быть семьей. Это не означает, что мы исключаем из нее кого-либо. Если ты согласишься, если позволишь мне любить тебя, мы сможем охватить нашей любовью Доминика, Лизль, Эдуара, маму и Генри — и твою кузину Корделию, и всех, кто встретится нам на жизненном пути. И наша жизнь продолжится. Я люблю тебя, Джессика, красавица моя, и больше всего на свете хочу сделать тебя счастливой. Ты дашь мне этот шанс? Пойдем ли мы по жизни… вместе?
Ответа не было. Джессика протянула к нему руки.
— Это правда? — спросила она. — Ты на самом деле так относишься ко мне?
— Как ты можешь сомневаться!
— Просто… я испытала потрясение.
— Почему?
— Понимаешь, всю дорогу, везя домой эту глупую Анджель, я думала… У меня возникли те же мысли, что у тебя.
— Ты шутишь!
— Я никогда не шучу, — возразила Джессика, — если речь идет о тебе. Мне так не хватает Доминика,
