портных жвилья и о том, как господин Н. застал госпожу Н. в объятиях господина А. и какая славная дуэль состоится в грядущую пятницу. У меня такое чувство, что за шесть лет моего отсутствия здесь ровным счетом ничего не изменилось.
Помнится, Данте в ответ тихо фыркнул, и наша беседа угасла, словно пламя веры во Всеединого в сердце чернокожего огана.
Я вдохнул полной грудью чистый сельский воздух. Он пах желтой осенней листвой, парным молоком, старым сеном, жареными каштанами и ночным туманом, который совсем недавно успел раствориться среди деревьев, нарядившихся в ало-желтые одежды.
С детства люблю осень. Это замечательный сезон, пускай он и немного дождлив. По мне, зима излишне холодна, весной с моря дует стылый и влажный ветер, летом приходит одуряющая жара. Осенняя пора — лучшее из всего, что может показать природа. Не слишком жарко и не слишком холодно, небо кристально чистое, и все окрестности, куда ни кинь взгляд, сверкают алым, золотым, оранжевым, желтым, охряным и бледно-синим.
Возможно, я просто эстетствую на пустом месте, а быть может, люблю яркие краски увядания, столь близкого мне с тех пор, как господа из Скваген-жольца так не вовремя заявились за мной в одну из ненастных весенних ночей семь с половиной долгих лет назад.
— Мы опаздываем, — напомнил Стэфан.
Я на ходу вытащил из кармана жилета часы на золотой цепочке, откинул крышку с памятной гравировкой, взглянул на тонкие, сотканные из огня, воды и воздуха стрелки:
— Нет. Времени полно.
— Опаздываем. Если ты не поторопишься, то пропустим скорый и вновь придется торчать час в том кафе, где тебе обычно подают отвратительный пережаренный кофе. А затем будем трястись в вагоне второго класса со всяким отребьем и нюхать паровозный дым, потому что окно опять заклинит.
— Эта неприятность случилась десять лет назад. Давно пора о ней забыть.
— У меня долгая память, молодой человек. Я служил твоему отцу, и деду, и прадеду пять с лишним сотен лет и помню каждый день этой службы.
— Прости, но не в моей власти отпустить тебя на волю прямо сейчас — Я прекрасно чувствую намеки и недоговоренности.
— Да я и не прошу, — пробормотал Стэфан.
Амнис разрывался — с одной стороны, он давно жаждал отправиться в Изначальный огонь, чтобы присоединиться к своим — да чего уж там скрывать — и моим родичам, а с другой стороны, я не помню, чтобы он радовался от осознания того факта, что я когда-нибудь умру. Ведь главное условие освобождения духа из доставшейся мне по наследству трости — смерть последнего потомка в той семье, которой он служит. То есть в данном конкретном случае последний потомок, лучэр Тиль эр'Картиа, — я.
— Ты слышал, о чем вчера говорили в летнем павильоне за пятичасовым чаем? — Старина Стэфан меняет темы так же легко и быстро, как я перчатки.
— Порази мое воображение. — Я прибавил шагу. — О чем, кроме предстоящих скачек, войне, дел в колониях и биржевых сводках, они могут говорить? О том, как помирить сынов Иенала с выходцами из Малозана? Или как выгнать из Пустырей скангеров? А быть может, речь шла о том, что Комитету по рассмотрению гражданства пора жить своим умом и поменьше мозгами мэра? Последний бунт, когда недовольные малозанцы порезвились в Прыг-скоке и разнесли три квартала, а затем полезли в Холмы, нашу городскую управу явно ничему не научил. Я слышал, что ка-га и махоры недовольны тем, как движутся дела с наследованием права гражданства. На мой взгляд, Городскому совету стоит как можно быстрее разобраться с этим делом, если он, конечно, не хочет, чтобы в Дымке и Пепелке действительно были лишь дым и пепел. Фабрики Рапгару пока еще нужны.
— Нет. Совсем не об этом. Речь шла о том, что в районах Иных завелся пророк, мой мальчик.
— Очень интересно. Но неудивительно. В наше веселое время пророки лезут из-под земли быстрее митмакемов [4], испуганных затяжным ливнем над Королевством мертвых.
— Я склонен обратить на него твое драгоценное внимание, о мудрейший, по той лишь причине, что он несколько отличается от сонма остальных шарлатанов. — В голосе Стэфана звучали саркастические нотки.
— И в чем же его отличие, мой неугомонный дух? Неужели у него нет в копилке пророчеств о возвращении Великой тьмы [5], кровавом дожде с темных небес, хищных жабах, гибели девственниц, возвращении сынов Иенала на родину и о том, что какой-нибудь скангер с помойки в скором будущем займет место Князя?
— Ты сегодня очень многословен, — укорил меня амнис — Тебя настолько вывело из равновесия появление Клариссы?
— Скорее уж ее братцев-идиотов. С удовольствием выбил бы из них душу, — проворчал я, взяв шляпу за тулью и приподняв ее, когда мимо в открытой коляске проехала благородная дама, судя по всему, направляющаяся в Отумхилл. — Так что там насчет твоего пророка?
— Говорят, он за неделю предсказал убийства, случившиеся в Яме.
— А… гибель тех двух господ, что заглянули в Квартал исполнения желаний. Судя по заголовкам газет, там поработал мясник. Надеюсь, предсказателем уже занялся кто-нибудь из Скваген-жольца. В наше время чудеса случаются слишком редко. Я готов поставить десять соуров [6] на то, что нет дыма без огня и пророк — тот самый убийца, о котором последние дни только и пишет «Время Рапгара».
— Быть может, так, а может, и нет. — Мне не удалось смутить Стэфана. — В этом городе слишком много психов, способных на жестокие поступки. Одних крупных сект и тайных обществ больше двадцати, не говоря уже об обычных выходцах из таких райончиков, как Яма и Ржавчина. Про жителей Пустырей я и вовсе умолчу.
— Что еще поведал славному городу господин пророк?
— Если честно, я слышал лишь краем уха. Ты увидел Клариссу и покинул павильон.
— Какая досада, — проворчал я, свернув с центральной дороги на тропинку, которая должна была привести меня к железнодорожной станции.
Времени до «Девятого скорого» действительно оставалось немного.
— Но, судя по разговорам за чаем, это только начало. Убийства продолжатся.
— Печально.
Я совсем не бесчувственный, но меня и вправду нисколько не заботило, что какой-то обожравшийся корней лунного дерева [7] больной выпотрошил двух господ, решивших вкусить от греховного яблока удовольствий. Яма есть Яма, и те, кто решает спуститься туда, всегда должны помнить, что можно и не подняться. Разумеется, этот западный район Рапгара не так жесток и опасен, как Пустыри, Город-куда-не-войти-не-выйти или Место, но и здесь можно найти приключения на свою голову.
Убийства в Яме происходят регулярно, что и неудивительно с таким-то перенаселением, но газетчики ухватились именно за последние, похожие друг на друга, как две капли воды. На тот свет отправилось отнюдь не отребье с помойки, да еще крови оказалось слишком много, что несколько нехарактерно для живущих здесь преступников. Я бы сказал — излишне кровавое предприятие вышло у неизвестного господина. Словно он — год голодавший людоед тру-тру. Уверен, что теперь, пока в городе или в мире не случится ничего более интересного, все внимание прессы будет приковано к Яме.
Думаю, местные вряд ли рады тому, что их улицы переполнены синими мундирами Скваген-жольца. Жандармов в этом районе Рапгара никогда не жаловали.
Я поднял трость, отодвинул в сторону возникшую на пути ветку, огляделся по сторонам.
Солнце уже успело подняться над покатыми живописными холмами, и теперь его лучи били сквозь желтую листву лип. На пожухлой траве и тонких паутинках все еще сверкали редкие капельки росы. Под каменной кладкой, ограждавшей старое поле и тянущейся с правой стороны от тропы, какой-то зверь, скорее всего бездомный пес, пытался выкопать нору, но так и бросил ее, едва начав. Прямо, сразу за рябинами, ягоды которых уже налились оранжево-алым цветом, виднелся шпиль церкви Всеединого.
До городка было рукой подать. Я отправился в путь, думая о том, что, возможно, стоит наконец
