— Минимальная плата, — объяснил он. — Это люди, которые слишком горды, чтобы принять милостыню, но не могут позволить себе оплатить визит полностью. Видите ли, у нас есть несколько состоятельных пациентов — полковник Уолкер, например, или миссис Кроуфорд, — которым мы накидываем на каждые шесть гиней дополнительно четверть гинеи и получаем таким образом возможность снизить плату для более бедных пациентов до пяти шиллингов, даже если они ходят к нам каждый день.
— Вы хотите сказать, — медленно проговорила мисс Стефенс, — что эти ваши полковник Уолкер и миссис Кроуфорд субсидируют тех пациентов, у которых нет денег?
— Пожалуй, так. Я не думал об этом с такой точки зрения. Вероятно, это слегка отдает социализмом. Миссис Кроуфорд пришла бы в ужас. Она считает, что все социалисты — приспешники дьявола.
Элеонора снова перевела взгляд на бумаги. Ее темные, почти черные волосы отливали здоровым блеском. Словно смола, подумалось Гаю… Или патока. Нет, не так. Нет у него таланта подыскивать поэтические сравнения. Смолу или патоку потрогать не захочется.
Вслух он добавил:
— Мне пришлось выкупить практику после смерти отца. И дела у меня идут не лучшим образом.
Она подняла на него взгляд.
— Бедный доктор Невилл. — В ее карих глазах читалось сочувствие.
— Если вы собираетесь стать моей помощницей, мисс Стефенс, тогда зовите меня Гай.
Она улыбнулась.
— Я выдвину встречные условия.
— Какие?
— Во-первых, естественно, вы тоже должны называть меня Элеонорой. А во-вторых, смешайте мне виски с водой. Чай недостаточно крепкий напиток, чтобы помочь мне справиться с этой неразберихой.
Элеонора заходила в дом на Мальт-стрит дважды в неделю, чтобы привести в порядок счета Гая. После того как она перенесла все, что было записано на клочках бумаги, в толстый блокнот, он в знак благодарности пригласил ее на концерт. Одновременно он попытался привести дом в порядок: нанял мойщика окон и уговорил Бидди отскрести полы и слегка прибраться. Спустя какое-то время у них как-то сам собой выработался определенный распорядок. По пятницам после полудня Элеонора занималась счетами, а потом они с Гаем пили чай или шли в паб. Закончив со счетами, Элеонора направила свою кипучую энергию на другие дела. Она нашла бакалейщика, который доставлял товар на дом, неплохую прачку и умельца, который починил оконные рамы и покрасил входную дверь. А однажды в пятницу вечером, вернувшись после обхода, Гай увидел Элеонору стоящей на четвереньках в чуланчике под лестницей.
— Я искала тряпку, Гай. Я подумала, что пора заводить картотеку на ваших бесплатных больных. Но в кабинете такая пыль, а мне не удалось найти подходящего куска ткани ни в кухонном шкафу, ни в платяном. Вот я и решила поискать здесь.
Она выползла назад и поднялась на ноги. Рукава у нее были закатаны, поверх платья повязан грязный передник, и в таком виде она показалось Гаю моложе и беззащитнее.
— Там у вас такая странная коллекция! Старый радиоприемник, канделябры, коробки с журналами и чудесный маленький стульчик — наверное, еще времен Регентства.
Гай сказал:
— У вас паутина на лбу, — и кончиками пальцев убрал ее. Кожа девушки была прохладной и приятной на ощупь. — Я должен приготовить вам ужин, Элеонора. Вы это заслужили. Я уверен, что никто другой и за десять лет не разобрал бы эту ужасную кучу. Хотите яичницу?
Они поели в столовой, заставленной тяжелой темной мебелью, которую матери Гая подарили на свадьбу. Элеонора изучала семейные фотографии в серебряных рамках.
— Это ваша мать? Она очень красивая. У вас ее глаза, Гай. А это, наверное, ваш отец, — она поставила фотографию на место и подошла к следующей. — А это кто? Ваши родственники?
Гай покачал головой.
— Это мои друзья, Мальгрейвы.
— А где сделан снимок? Похоже, это старинное здание.
— Во Франции. Эта леди, — Гай показал на Женю, — хозяйка шато. — Он улыбнулся своим воспоминаниям. — Это совершенно необычные люди, Элеонора. Я был бы рад познакомить вас с ними. Вы их полюбите, я уверен. Они так не похожи на других. Не признают никаких правил, кроме своих собственных. А дети абсолютно ничего не боятся. — Но он тут же подумал, что про Фейт такого не скажешь — ей, в отличие от Джейка и Николь, фамильная беззаботность дается через силу.
Он рассказал Элеоноре, как Ральф встретил его недалеко от Бордо, пригласил в Ла-Руйи, и получилось, что он задержался там на месяц.
— А Поппи, — продолжал он, — жена Ральфа — поразительнейшая женщина. Никогда не впадает в панику и умеет приспособиться к любым условиям. Все дети говорят на нескольких языках, но я не уверен, что хоть один когда-нибудь ходил в школу.
— Боюсь, в будущем им придется несладко, — заметила Элеонора.
— Почему же? Фейт, старшая, — вполне зрелая личность.
— Сколько ей лет?
Гай ненадолго задумался.
— Кажется, семнадцать.
— Она красивая? На этом снимке ее плохо видно.
Гай никогда не задумывался над тем, красива Фейт или нет.
— Понятия не имею. — Он засмеялся. — Она обожает всякие причудливые наряды: платья, которые когда-то носили ее мать или Женя, вечерние туалеты начала века, боа из перьев…
Элеонора заметила:
— Вас послушать, так вы влюблены в нее, Гай.
Он посмотрел на нее с удивлением.
— Да нет, что вы. Фейт мне как сестра. Мальгрейвы для меня все равно что приемная семья.
— Да полно вам, Гай, мы взрослые люди. Разумеется, у вас есть прошлое.
В Элеоноре Стефенс чувствовалась такая чистота и невинность, что Гаю даже не приходило в голову, что у нее могли быть любовники. Но после этих слов он представил ее в постели с другим мужчиной, и его воображением завладело ее гладкое, упругое, чувственное тело.
Элеонора засмеялась.
— Папа всегда повторяет, что врач должен жениться рано, чтобы кто-то готовил ему завтраки по утрам и согревал постель, когда он возвращается заполночь. О Господи, — она осеклась и покраснела, — что я несу! Я знаю, что вы не думали обо мне в таком плане…
Видно было, что она от смущения не знает, куда себя деть, и эта растерянность была вдвойне заметна по сравнению с ее обычной уверенностью в себе. Расстроенный смертью отца и поглощенный работой, Гай уже давно забыл, когда его в последний раз влекло к женщине. Но пышущая здоровьем и силой Элеонора была столь яркой противоположностью потрепанным жизнью больным женщинам, которых он каждый день видел в приемной, что неожиданно вспыхнувшее желание захватило его врасплох. Он сказал:
— А в каком плане, по-вашему, я о вас думаю?
Она закусила губу и помотала головой. В эту минуту Гай понял, что другие люди видят в ней только здравомыслящую, целеустремленную и компетентную женщину, и это ее ранит. Он ласково проговорил:
— На самом деле я думаю, что вы очень привлекательная женщина. Женщина, которую мне очень хотелось бы поцеловать.
Что он и сделал.
Было уже заполночь, когда Элеонора вернулась на Холланд-сквер.
— Не выпьешь рюмочку на сон грядущий? — спросил ее отец.
Он налил бренди и себе. Она села на пол рядом с его любимым креслом у камина.
— Ну и как там твой пылкий доктор Невилл?
