Дальше дело только за усердием. Мне было дадено видение себя изнутри с рождения. Но даже я учился у всех: китайцев, японцев, вот у вас теперь. Но это обучение не в обычном понятии. Вы все мои учителя, но никто из вас меня не учит.
Мы спускались в глубокое ущелье. Каменистая тропинка постоянно осыпалась и видно было, что по ней давно не ходили. Внизу две скалы сдвинулись так, что оставили в виде прохода узкую, глубокую щель.
— Я пойду туда один, — остановил я всех.
Дедушка смотрел на меня с тревогой.
— Это переживали только самые посвященные, — сказал он.
— Осталось только добавить, что я еще молод, — засмеялся я в ответ. — Но, по законам вашего рода, я глубокий старец. А потому измерению, что кто-то еще только приближается к таким возможностям и достигнет их только в двухтысячном году, я даже не ребенок. Я еще не родился.
Я похлопал Абдыбая по плечу и пошел в зияющую щель.
«С этим я надеюсь тоже справиться. Здесь будет глубочайший ХУМ, но все зависит от меня. Либо я получу нескончаемое блаженство и останусь там навеки, либо я пулей вылечу оттуда по воздуху и в нескончаемом восторге. Это место должно представлять собой Муладхару каменного гиганта. Если это так, то в центре будет нейтральная точка, наполненная потрясающей энергией. Ею можно управлять условиями, лишь бы мой формирующий энергию орган не подкачал.»
Щель оказалась очень удачной. Она вошла в пещеру со стороны меридиана Мочевого пузыря. Грудная клетка у меня развернулась. Дышать стало легко, появилась хорошая обозреваемость. Причудливыми были те объекты скал, которые моделировали энергетические процессы. Центр не был геометрическим, но его найти было легко по компенсации всех полей. Здесь в точке слились на равных все двенадцать видов полей. Я сел на этот пятачок в Падмасану, чтобы легко менять условие для Чи своим телом. Сильно выдохнув, я сделал Джаляндхара Бандху и стал погружаться в блаженство. Переднесрединный меридиан как бурная река заполнялся содержимым шести меридианов ТАО. Огромный Космос встал перед моим внутренним взором. Не было здесь ни начала, ни конца. Мириады звезд зажглись в нем. Я по-прежнему осознавал, что это восприятие копий внешнего мира. Здесь будут «планеты». Когда рассматривают внутренние органы человека, то они уже не внутренние, а некоторые внешние объекты и еще отражающиеся в законах солнечного света. Здесь свет иной. Там нет восприятия внутренних органов, как зрения, здесь — свое зрение. Впрочем, и сознание здесь свое.
Что же происходит с той первой, внешней половиной сознания? У обыкновенных людей эта половинка и является единственной, так как другой еще нет. Я переключил сознание и, образно говоря, ахнул. Обыденное сознание уменьшалось до маленького светящегося «пятна». Тоненькая струйка жизни связывала этот остаток мира, а точнее внешнего тела, с тем, что называется «я». Было понятно на языке интеллекта Чи, что жизнь в обыденном смысле на этом обрывается. Как долго может быть самостоятельная жизнь внутреннего Космоса? Вычислением обыденного времени это сказать невозможно. Все здесь бесконечно сущностно вне ощущений пространства и времени. Несравненное Блаженство, Тишина и Истина залили здесь все сознание непосредственного Единства.
Подобный опыт у меня уже был. Однажды я прочитал в секретном хранилище, что какой-то профессор умел останавливать собственное сердце. Я тут же это проверил. Далось легко. Но сознание внешнего мира уступило место погружению в таинственный, увлекательный внутренний мир. Такое погружение в Тибетской йоге используют для повторных рождений. Смерть — это полное исключение внешнего сознания. Это сознание служит для непроявленного внутреннего. Теперь, когда все становится наоборот, внешнее Единое уходит в точку и исчезает. Внутренний Космос служит этому непроявленному Единому своим разнообразием. Возможно, что тело для этого и не нужно, но так как внутренний Космос зеркален внешнему, в своей среде, то он дает переживание большого пространства и времени. При отсутствии опыта может показаться, что эти энергетические формы, которые проистекают теперь во внутреннем мире проходят там во внешнем мире.
Но того сознания, а, следовательно, и того мира уже нет. Он весь ушел со своими частями, а значит и с телом.
Переживания второго сознания видятся в знании непосредственной сущности. Здесь как на ладони результат деятельности во внешнем мире, но отраженной в энергетических связях.
Как и при вхождении в чужое тело, здесь меняется мозаика возможных энергетических вариантов исходных связей. Беспредельная Истина называется в Тибете Ясным Светом. Выбор варианта энергетических связей давало основание считать о выборе последующего рождения.
Я сделал попытку переключиться на внешнее сознание. Оно тлело «светящейся ниточкой» и готово было умеркнуть в точке. «Я выбираю свое собственное рождение,» — решил я в Истине Непосредственного внутреннего сознания. Эта воля была беспрекословной. Ниточка стала разгораться и я словно помчался в разгорающееся ярким светом Истины светящееся пятно. Здесь не было ни оценки, ни осмысления. Была только сущность и ее движение. Даже описание Бога выглядят скудно с этим ощущением. Сознание осветлялось все ярче и ярче, пока не восстановило полностью весь внешний мир.
С энергетических позиций того внутреннего Космоса, я мог развернуть возвращение во внешнее сознание в другом варианте. Это бы означало смерть прежнего тела и воплощение в новом варианте исходных условий. На этом простом свойстве энергии Чи, определяющей содержание сознания, сложились легенды о повторных рождениях. Но практикуется это до смешного дико, когда на деле все крайне просто.
Теперь уже во внешнем сознании я выключил внутренний Космос, приведя его в Единство, поднялся и пошел к проходу.
Все сидели встревоженные — солнце двигалось к закату. Я виновато улыбнулся и сказал:
— Я выбрал этот вариант жизни.
— Значит верно, — сказал дедушка и вдруг остановился.
Для Эдика с Абдыбаем это ничего не значило. Не было исходного опыта. Для Дуна это было манящей звездой таинственных рассказов о повторных рождениях и о жизни после смерти. Я понимал, что эти темы не для ума. Таков уж ум. Он все перекручивает на свои законы. Внешне похоже, что это тоже самое: думающий с понятием человек и что он знает теперь о повторных рождениях и о бессмертии. Но между теми, кто кушал дыню и теми, кто слышал о дыне такая же разница, как между Иисусом Христом и его иконой.
Домой мы вернулись, когда луна освещала дворы таинственным светом. Лаяли собаки и на селение опустилась ночь. Мы легко поужинали и дедушка сказал:
— С тобой согласились встретиться несколько членов Совета Старейшин. Если ты хочешь, то завтра.
«Узнаю ли я о тех, кто прошел путь энергии Чи до состояния Атман?» — размышлял я.
Дуну было интересно все, даже наше молчание. Эдик с Абдыбаем заметно утомились и легли на прохладной веранде. Я с удовольствием пил душистый зеленый чай и испытывал ощущение тишины в этой долине лунного света. Дуну не терпелось задавать вопросы, а дедушка был сдержан. Он тоже наслаждался луной, умиротворяющим стрекотанием цикад и говорливым шепотом арыка. Наконец, Дун спросил:
— Вы знаете свои рождения?
— А разве я умирал? — удивился я. — Впрочем, я и не рождался.
— Но, говорят, что существует круговорот жизней и смертей? — вновь спросил Дун.
— Это путанное определение и от него попахивает умом, — ответил я. — Я бы назвал это изменением состояний. Вот слушай. Предположим, ты разовьешь второе сознание…
— Как это? — спросил нетерпеливо Дун.
— Через внутреннее осязание, сначала, затем через восприятие сердечного пульса. Одновременно с этим будет разворачиваться второе сознание во внутреннем Космосе. После непосредственного восприятия, когда у тебя внутри будет высвечиваться то одно, то другое, а затем ты будешь зрить внутренний мир как само собой разумеющееся.
— Как дети, — с понимающим видом сказал Дун.
— Да, — ответил я. — Это и есть детство внутри.
— Но ведь мы знаем анатомию внутренних органов и физиологию, — сказал Дун.
