Василий Ленский
Уровень Ки-До
Книга третья цикла «Система Талгар»
Контакт двух космосов
Человек, появляясь на свет, мягок и податлив, а когда умирает — негибок и тверд.
Все живые твари, деревья и травы, когда рождаются, податливы и нежны, а когда умирают, становятся сухими и ломкими.
И потому тот, кто мягок и податлив, идет дорогой жизни,
Тот, кто негибок и тверд, идет дорогой смерти.
— Зачем тебе астрология? — удивилась Вера в библиотеке. «Прощупывал» я осторожно, так как астрология была в изгое.
— Интересно знать о живых телах, находящихся на расстоянии, а не вблизи.
— Живых?! Насколько я осведомлена, в астрологии речь идет о планетах…
— «Лицом к лицу — лица не увидать. Большое видится на расстоянии», — писал Сергей Есенин. Земля тоже живая.
— Так ты скажешь, что камень тоже живой. И что это тебя тянет на отжившие науки? Ты еще алхимию воскреси.
Я смешался в себе и замолчал. У меня, в моем мире не было той жесткой и заносчивой уверенности. В меня входило так много информации и каждая была значимой.
Не пора ли начать проверку?! Действительное имеет ту прелесть, что четко разделяет реальное. Одна часть реального живет и строится внутри. Она дает слабое отражение в сознании. Сон, галлюцинации, боль… Другая реальность определена вовне. Она вовсю заявляет о себе в зрении, слухе, обонянии, осязании, вкусе.
Действительное! Не многие из людей могли вкусить его. Суть действительного в совпадении внутреннего и внешнего.
Не являюсь ли я сам таким же «глухарем», как вся масса людей? Самоуверенность каждого человека предопределена сознанием, а точнее, теми конструкциями, которые стали теперь заседателями в суде сознания.
— Ты никогда не смотрел на меня так, — подняла голову Вера. — Твой взгляд проходит насквозь… Я словно ничем не прикрыта… И внутри: в голове, в теле…
— Извини. Задумался.
— Это что, способ твоего мышления? — глаза Веры были широко раскрыты, но опыт общений давал ту устойчивость, средствами которой человек «держит марку» в неожиданной ситуации.
— Судя по всему, думать я до сих пор не научился. Хотя стараюсь искренне. Экран сознания выкидывает вон двухполярные законы, как только я их ставлю в основу конструкций ума. Битва это, а не мышление, — я повременил, пока Вера прийдет в успокоение. — Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь научиться играть в те прятки, которыми увлечены люди, называя это мышлением.
— Ну, Ленский, ты оригинал. Востока начитался. Что теперь будешь заказывать? — протянула она бланк заказа. — Опять будешь читать Восток?
— Нельзя читать Восток. Сознание человека — это окно, но с жесткими ячейками. Через них проваливается то «чтиво», которое удовлетворяет условиям ячеек и их конструкции. Остальное — как о стенку горохом.
— Ты же читаешь Восток?! — в ее глазах блеснули искорки задора. — И как мне известно, весьма успешно.
— Я не читаю Восток. В нем я нашел средство для движения своего сознания. Обыденное сознание находится в той чванливости, что принимает законы двухполярных отношений за себя. Служит им честно и в них умирает. Сознание — это орган, который тоже следует развивать… Его количеством двухполярных конструкций не разовьешь, а укрепишь в них. Станет сильное сознание, но двухполярное и не развертывающееся.
— Знаешь, я тоже, к твоему сведению, читаю Восток и нахожу, что понимаю написанное там, — начала горячиться Вера.
— Спора нет, — сказал я тоном примерения, — ты забираешь свое, а я — свое.
Ход на компромисс не состоялся. Вера слегка прищурила глаза. Я достал очки и, уже привычным жестом, водрузил их на лице.
— Не удивил. Все бывшие вундеркинды одинаковые…
— Я будущий… вундерманн. И речь я веду о пустяке. Не обижается же никто, если я ему скажу, что он выращивает пшеницу, а я пасу коров.
— Сравнил тоже мне. Ты коров то, хоть видел живьем? Вам, умникам, лишь бы превосходства добиться. Вот и оригинальничаете.
Я быстро «проник» в нее и все стало ясно: отрицание выражалось в закрытии от внешнего и отодвигании его.
— Что, поругалась? — спросил я с такой простотой, что, вскинувшись, она тут же обмякла.
— Вы, мужчины, ко всему подходите с умом. Все пытаетесь объяснить и расставить по полочкам.
Я рассмеялся, и она вяло улыбнулась.
— У тебя есть юбка?
— Зачем? — удивилась она неожиданному вопросу.
— Будучи союзниками, мы оказались врагами.
Ты говоришь, что понимаешь Восток, а сама смотришь на меня в упор и галлюцинируешь.
— Может быть, — безучастно сказала она. — С Генкой с утра поссорились. И причины, вроде, серьезной не было.
— А ты уверена, что поссорилась именно с Геннадием? Я думаю, что ты живешь с другим, реально не существующем человеком.
— Кто? Я? Да я его насквозь вижу!
— А он, на это твое «видение» не согласен и сопротивляется. Следовательно, ты видишь не его. Если бы он знал, что ты ему изменяешь…
— Не заговаривайся, Ленский, — зарделась Вера. — У меня такого и в мыслях не было.
— Твои подруги видят его иначе. А он все тот же. Что, если завтра ты увидишь у него еще какие-то черты характера?
— Значит, завтра он изменился, — поставила она «стенку» твердым тоном.
— Вот я и говорю, что ты ему изменяешь. Раньше, ведь вы не ссорились.
— Раньше он был другим.
Стали подходить с заказами и я отошел в сторону, а затем направился в читальный зал. Там лежала заказанная ранее литература. Было тихо и пусто. От света из окон и светлых столов исходили уют и некоторая торжественность. Я тут же нашел глазами объект излучающий сильный ян. Это был юноша. Его глаза были устремлены вдаль. Лицо светилось. Он соединился с тем отсутствующим миром, который стал реальностью в мозаике его поля.
— Здесь нет наличия действительного, но сам юноша представляет ян — действительность, — подключился я к нему и усилил его поле. Сидящая невдалеке девушка тут же подняла голову и посмотрела
