прислал диски. Джо Кокер, Стили Дэн, Зигги Марли и «Мелоди Майкерс». Она спросила, любят ли туземцы регги, и он ответил, что никогда не думал о руандийцах как о туземцах, поскольку они носят одежду. Его экономка Шанталь носила модные юбки, яркую одежду. Потом Терри рассказал, как она потеряла руку ниже локтя во время геноцида. Как же тогда она убирала дом и готовила одной рукой? — удивилась Дебби. Она вполне справлялась, ответил Терри. Дебби поинтересовалась, привез ли он домой какие-нибудь сувениры на память. Только один — мачете, сказал он.
Терри догадывался, что она хочет поговорить вовсе не об Африке, но, может быть, Африка поможет подойти к этому разговору. До Блумфилд-Хиллз по Вудворд-авеню — пять миль. Терри заметил, что на этой трассе устраивались когда-то знаменитые Вудвордские гонки. Наверное, она их не застала, заметила Дебби. Терри сказал, что раньше они жили на восточной стороне, поэтому он редко бывал в этих местах. Они с Фрэном вместе ходили в епископальное училище, а до того — в школу при церкви «Богородица — Царица Мира». Они болтали в таком духе, а потом Дебби проговорила:
— В этой церкви отпевали вашу мать.
— Вы были на похоронах?
— Да, а потом заходила в дом, где вы жили в детстве. Я видела вашу сестру…
— Она говорила с вами?
— Она не закрывала рта. Называла вас безрассудным во всех отношениях. Рассказывала, как вы любили, когда она читала вам вслух. Вы предпочитали «Жития святых», особенно рассказы о мучениках.
— Святой Агате, — сказал Терри, — отрезали грудь, после чего бросили ее на раскаленные угли.
— Какая неприятность, — пробормотала Дебби. И он догадался, о чем она подумала.
— Зато она стала мученицей. Но чаще христианок отдавали на съедение львам.
— А многие из моих друзей — язычники, — отозвалась Дебби. — Поклоняются идолам. Вы смотрели «Жизнь Брайана»?
— Да, Монти Питон — «Благословенны сыровары». Что они пели в конце, когда их распинали?
— Не помню, но это было здорово.
Они проехали ярко освещенные ряды подержанных машин.
— Вы были алтарным мальчиком?
— И каждый день вставал в шесть часов, чтобы идти на мессу.
— Ваша сестра считает, что вы стали священником из-за этого.
— Правда, в восемь лет я заглядывался на задницу Кэри Беднарк.
Дебби немного помолчала.
— Но потом вы все равно поступили в семинарию.
— Да, в Калифорнии, — ответил Терри.
— Но вы не приняли рукоположение до тех пор, пока не уехали в Африку?
— Так получилось.
— Вы принесли обеты там?
Подразумевалось — бедности, послушания и целомудрия…
— Это обязательно для рукоположения, — пояснил Терри, пытаясь понять, куда она клонит.
— Наверное, — проговорила Дебби, — когда вы жили в африканской деревне, вам нетрудно было соблюдать их.
— Почему вы так думаете? — поинтересовался он.
— Ну, это бедная страна третьего мира… И никого, перед кем надо отчитываться…
Это объясняло легкость соблюдения только двух первых обетов.
Приготовившись услышать, как она справится с обетом целомудрия, Терри спросил:
— И что же?
Но Дебби, удивив его, уклонилась от темы и спросила:
— И теперь вам надо раздобыть денег для вашей миссии?
— Я затем и вернулся. Священник, чье место я занял, отец Тореки…
— Да, ваш дядя. Фрэн мне говорил.
— Он возвращался домой и объезжал приходы в Детройте и собирал деньги, читая проповеди во время воскресных служб. Я, пожалуй, с этим не справлюсь. Проповедник я неважный. Когда я читал проповеди, меня переводили, и на киньяруанда это всегда звучало лучше. У меня много фотографий детей, большинство из них сироты, и эти фотографии раздирают сердце. Но я толком не знаю, что с ними делать. Помню, в школе у нас в классе стояла банка с надписью: «Для детей-язычников», и мы бросали туда мелочь, оставшуюся от денег на завтраки.
— Наверное, за неделю набиралось долларов десять?
— Если бы.
— Сколько вы выручили за контрабанду сигарет?
Она все же спросила! Добралась до того, ради чего завела разговор об Африке. Подкралась к нему украдкой.
— Могу вам рассказать, — ответил Терри. — Деньги, которые мы сделали на сигаретах, не были сигаретными деньгами. Мы шесть-семь часов ехали на грузовике до Кентукки и возвращались с десятью тысячами упаковок. За упаковку выручали по три бакса, за одну поездку выходило тридцать тысяч. Это вам Фрэн рассказал?
— Он сказал, что вы невинная жертва.
— Это так, и он объяснил все прокурору. Я только сидел за рулем.
— Не зная, что участвуете в мошенничестве с налогами?
— А разве вы не скрываете доходы, не придумываете фиктивные расходы? Это тоже мошенничество.
— Должна сказать, я никогда не скрывала своих доходов, — объявила Дебби.
— А я никого не переезжал «бьюиком».
— «Ривьера».
Терри улыбнулся.
— Мы словно два жулика, разговорившиеся на тюремном дворе. Только я не мотал срок.
Они остановились у светофора на тринадцатом километре дороги, и он увидел, как она, повернувшись, внимательно взглянула на него. Едва ли не впервые.
— А Африка разве не в счет?
— Я поехал туда добровольно.
— На вас висело обвинение. И еще Фрэн считает, что вами руководило чувство вины. Вы не хотели, чтобы ваша матушка узнала, чем занимается ее алтарный мальчик.
— Он так вам сказал?
— Он сказал, что вы уехали, а братья Пиджонни сели в тюрьму, вот все, что я знаю.
— Все не совсем так. Их забрали до того, как я уехал.
— Вы приняли решение второпях?
— Я уже некоторое время подумывал, чтобы поехать туда, помочь дяде Тибору. Он был святым человеком.
— Вам лучше знать, святой отец.
Эта малышка Дебби, сидя в темном салоне, смотрела прямо на огни светофора и твердо знала, чего хочет.
— Я встретила на похоронах одного вашего друга.
Он сразу понял, о ком идет речь, и подсказал:
— У него плохие зубы, и он подходит вплотную к собеседнику?
— Ему и дыхание не помешало бы освежить, — заметила Дебби. — Как вы догадались?
— Вы к этому шли и вот пришли. Вы видели Джонни Пиджонни.
На этот раз она, глядя на него, улыбнулась:
— Он просто красавец.
— Хотите вставить его в свой номер?
— Я как раз над этим думаю.
