чувствуешь, что ноги совсем не те, какими были раньше, а еще через двадцать пять лет начинают отказывать уже все твои колесики и шестеренки. Гарри об этом не задумывался до прошлого года, когда пропихнули ему врачи какую-то свою трубку вдоль артерии, от паха до самого сердца, и посоветовали изменить образ жизни – для своей же пользы. Вот если бы хватило ума соскочить сразу, в том же прошлом году...
Гарри предавался таким мыслям не от страха и не из-за сожаления, а в самом практическом смысле. Находись он сейчас в каком-нибудь другом месте, не пришлось бы беспокоиться о визите Зипа – если именно такой визит подразумевал Джимми, говоря: «Займись этим». Этот вшивый деревенский ублюдок в костюме за двенадцать сотен, безо всякого образования и с итальянским акцентом, от которого мутило, как от чесночного запаха (по правде говоря, акцент не слишком уж и сильный), этот Зип далеко, не такой придурок, как большинство парней из команды Джимми. Так что Зип придет. Оставалось только удивляться, почему его так долго нет.
Тем же вечером, в четверг, двадцать девятого октября, Гарри Арно собрал чемодан. Он занялся этим по возвращении в отель, не откладывая, – не для того, чтобы сразу уехать, а на всякий случай, вдруг придется. Перекладывая рубашки и белье из комода в положенный на кровать чемодан, он время от времени подходил к окну, посмотреть с высоты третьего этажа на Оушн-Драйв. Через каждые двадцать минут эти занятия прерывались походами в туалет – мысль о визите Зипа странным образом действовала на мочевой пузырь. А может, виноват был не только Зип, но и распухшая предстательная железа. Он стоял перед унитазом и мочился, живо представляя себе входящего в его апартаменты Зипа, а затем стряхивал с себя ужас и оцепенение и спешил к окну. Два раза Гарри чуть было не снял трубку стоящего рядом с кроватью телефона. Ну хорошо, он позвонит Джимми, расскажет, что происходит в действительности, объяснит, каким образом удалось это узнать... Ну и как же среагирует Джимми? «О, да ты совсем спелся с этим копом. Они предложили тебе сделку?» И можно сколько угодно клясться, что не станешь давать показания большому жюри, – Джимми не будет слушать. Позвонить – значит просто отдать свою жизнь в руки трехсотфунтового полуграмотного борова, который даже школу не сумел закончить. И никогда в жизни не улыбался. Некоторые ответы Джимми Кэпа можно предсказать с почти полной уверенностью. Гарри знал, например, что, если скажет Кэпу, что уходит от дел, Джимми заявит: «Да неужели? Ты уйдешь от дел тогда, когда я тебе это позволю».
А вот Зипа Гарри знал не так хорошо, чтобы предугадать его поведение. Их никогда не знакомили, и за целый год они успевали обменяться не больше чем парой слов. Насколько понимал Гарри, Зип и вообще не очень-то любил разговаривать. Другие ребята из команды Джимми старались держаться от него подальше. Женщинам – полупрофессионалкам, ходившим в подружках этих ребят, – он нравился, а может, они просто боялись выказать настоящее свое к нему отношение.
Гарри собрал чемодан и сумку, засунул их в стенной шкаф в спальне и встал у окна, глядя на фары проносящихся мимо автомобилей, на темные, куда-то спешащие человеческие фигурки, стараясь сообразить, не забыл ли что-нибудь.
Умывальные принадлежности. А что еще?
Боже милосердный, паспорта, оба!
Кто-то постучал в дверь.
Гарри вздрогнул – и тут же вспомнил, что не взял пистолет, тот самый пистолет, из которого сорок семь лет назад застрелил дезертира и который удалось прихватить с собой на память. Пистолет 45-го калибра, штатное оружие армии США. И лежит он себе на полке шкафа, завернутый в полотенце и незаряженный, – а Зип стучится в дверь. Что это Зип, Гарри не сомневался.
Первым вошел черный парень в голубой с желтыми цветочками спортивной рубашке, а за ним Томми Бакс; на сицилийце был отличный двубортный костюм и коричневый галстук со сложным узором; белая рубашка резко контрастировала со смуглой кожей. Пропуская их в комнату, Гарри отступил вбок, черная физиономия повернулась в его сторону; негр все время смотрел Гарри в лицо. Зип положил руку на плечо спутника, слегка подтолкнул его и сказал:
– Это Кеннет.
– Кеннет, – представился негр.
Зип внимательно осматривал комнату.
– Вот и я то же самое говорю. Кеннет.
Включив лампу, он подошел к увешанной черно-белыми фотографиями стене.
– Так это тот мужик, Кеннет? Можешь ты мне на это ответить? – бросил он через плечо.
– Ага, это тот самый мужик. – Кеннет не сводил глаз с Гарри. – Я поставил на «Сэйнтс» и на «Хьюстон ойлерс», и там и там – по пять даймов. И выложил ему одиннадцать кусков, это, значит, вместе с комиссионными, в понедельник, тут, неподалеку, рядом с отелем. Со мной был друг, он может подтвердить.
– Ты в жизни не видел меня, пока не заявился в эту комнату, – сказал Гарри и повернулся к Зипу: – Ты спросил Джимми, получал я когда-нибудь деньги таким вот образом? Клиенты знают, где меня искать, я не занимаюсь делами на всяких долбаных улицах. Ты спроси Джимми, – повторил он, глядя на Зипа; тот согнулся, внимательно изучая одну из фотографий.
– Что на этой?
Гарри подошел поближе.
– В этих апартаментах раньше жил мужик, которому принадлежал отель. Когда-то он был фотографом. А это – кандальная команда, в Джорджии, в тридцатые годы. Заключенные, значит. – Зип кивнул. – А на этой – скипидарный лагерь, той асе поры. Видишь, скипидар капает в эти посудины, а потом его кипятят. Старик делал эти фотографии для правительства, во время депрессии[7].
Возможно, Зип и вправду знает, о чем он говорит, возможно – нет. Гарри изо всех сил пытался показать, что чувствует себя спокойно и уверенно.
– Старика звали Морис Золя, я был с ним знаком. Женился на бабе в два раза моложе себя; она когда- то снималась в кино. Забыл только фамилию. Да ее фотография была в газете, когда открывали новый кондоминиум[8]. Старик умер спустя год, как они поженились, а актриса продала отель Джимми Кэпу и съехала отсюда. Ну а Джимми разогнал всех старух, которые тут жили, и заменил их шлюхами. Какое-то время здесь было прямо как в женском общежитии. – Гарри через силу хихикнул. – Девки бегали по коридорам почти в чем мать родила. Теперь их тут осталось всего несколько.
Гарри старался выглядеть спокойно, говорил, просто чтобы не молчать, чтобы держать контакт с Зипом. Чтобы привлечь его на свою сторону.
– Вот прямо перед входом я ему их и выложил, – вмешался Кеннет. – Встретил его в «Вульфи», в субботу, и сделал ставки, а расплатился в понедельник. Вот тут, рядом с отелем, в сквере перед входом.
– А на этой что? – спросил Зип.
– Ты слышал, что он сказал? – возмутился Гарри. – Да он за всю свою гребаную жизнь не делал у меня ставок. Я могу назвать всех местных цветных парней, которые играют, а этого придурка я и не видел никогда. На этой? – Он взглянул на фотографию, на которую, как ему казалось, смотрел Зип. – Да тут просто слон на пляже. Реклама какая-то.
– Долбаного слона я и сам как-нибудь различу. – Повернув голову, Зип взглянул на стоящего рядом Гарри. – Не тот снимок, а вот этот.
С близкого расстояния казалось, что смуглое лицо Зипа состояло из одного носа; сицилиец был моложе, чем Гарри думал прежде, лет сорока с небольшим. Глаза чуть прикрыты, тяжелые веки вполне убедительно дополняли его зловещий вид.
– Это плантация сахарного тростника на Ямайке. Видишь – копают дренажные канавы.
– Этот.
– Индейцы. То ли семинолы, то ли миккусуки, точно не знаю. Их можно увидеть в Тамиами, они катают туристов на лодках.
Зип направился в спальню.
– Там снимков нет, – сказал ему в спину Гарри и повернулся к стоящему у окна Кеннету: – Ты хоть понимаешь, что со мной делаешь? Меня же из-за тебя на хрен угробят.
