он, проводя носком башмака линию по пыльному полу. Потом, нагнувшись, принялся пальцем обозначать главные улицы, изгиб Тибра, расположение холмов и основных памятников. — Поезжай вот по этой улице. Она ведет прямо от ворот, через которые въедешь в город. А теперь хватит об этом. Я давно выбросил все из головы, — отрезал студент, скривившись, и, пошарив под кроватью, вытащил оттуда фьяску.
— Тут у меня есть дух, который ни в чем не уступит демонам Джероламо Спады.
Пико отпил большой глоток. Крепкое и терпкое вино сразу согрело горло и растеклось приятным теплом по усталому с дороги телу. Прежде чем отдать фьяску Маттео, Пико глотнул еще.
— Поздравляю, приятель, — улыбнулся Корно и тоже прильнул к фьяске. — Ты не забыл хороших падуанских привычек! А тот знаменитый фокус тебе еще удается?
— Гораздо лучше, когда помогает вино, — отозвался Пико, снова отобрав фьяску и припав к ней губами.
Глаза его заблестели, и он вызывающе взглянул на приятеля.
— Давай!
Маттео Корно прикрыл глаза, словно пытаясь вглядеться в какую-то неясную точку.
— «Чистилище», песнь тринадцатая, от двадцать второго стиха!
Пико глотнул еще и начал декламировать:
— «То, что как милю исчисляют тут, / Мы там прошли, не исчисляя дали, / Настолько воля ускоряла труд».
И прежде чем Маттео успел изумиться, принялся читать задом наперед, возвращаясь на несколько терцин назад.
Корно слушал, восхищенно мотая головой.
— Невероятно! Как тебе это удается?
— Сам не знаю. Я еще в детстве обнаружил у себя такую способность. Это умение в какой-то мере связано с тем, как сложились атомы, формируя мой мозг. Наверное, они были мягче воска, иначе образы и слова не отпечатывались бы у меня в памяти с такой четкостью.
— Ох, мне бы так! — воскликнул студент, утешаясь очередным глотком вина.
— А на что тебе? Лучшая подруга человека не Мнемозина, а Лета[30] . Долгая память — многие знания, а многие знания — многие печали.
Корно иронически взглянул на него, вытряхнув из фьяски последние капли.
— Ты нынче не в духе. Но у меня есть одно средство. В Падуе оно мигом излечивало тебя от меланхолии! Пошли, есть тут одна девушка, подружка студентов. Она живет неподалеку, я тебя познакомлю.
С первыми лучами солнца Пико вернулся на виа Франчиджена и поехал дальше. Едва скрылись из виду стены Сиены, как небо стало свинцовым и короткими полосами полил ледяной дождь. Двигаться по раскисшей дороге стало труднее, и, когда вдали показалось озеро Больсена, он пришпорил коня, не обращая внимания на потоки воды, хлеставшие в лицо. Обнадеживая себя, что уже близко стены Витербо, он наконец подумал о теплой постели и горящем камине.
Джованни оказался на гребне цепочки холмов, что нарушали однообразие пейзажа. Под ним, как огромная змея, зажатая между скал из туфа, с подъема на спуск петляла Кассиева дорога. В низинах скапливались глубокие лужи, по краям долины виднелись следы оползней. Все свидетельствовало о запустении, пришедшем вместе с войной на границах.
Вдруг за поворотом путь ему преградила группа вооруженных всадников, похоже дозор. На легких доспехах Пико распознал герб ближайшего города.
Завидев его, тот, кто, видимо, был главным, резким рывком остановил коня прямо напротив.
— Куда едешь, чужестранец? Кто ты?
— Мое имя Джованни Пико, я студент. Еду в Священный город исполнить обет, — осторожно ответил юноша, про себя оценивая риск такой встречи.
Командир был моложе и энергичнее остальных дозорных. Его спутники, люди средних лет, держались в седлах, как намокшие мешки, и на их лицах застыла скука. Было непохоже, чтобы они искали себе приключений, и сам факт, что перед ними паломник, следующий в город, подчиненный Папе, уже должен был обеспечить ему свободный проезд. Но Пико ехал с севера, из Тосканы, а это могло быть чревато неприятностями. Он незаметно высвободил эфес шпаги[31]. Под плащом, надежно укрытый в потайном кармане, лежал мешочек с флоринами, а в поясной сумке Джованни на всякий случай держал серебро. Подкупить дозорных не составило бы труда.
Но те не обратили на него особого внимания: им было не до поборов, их занимало что-то другое.
— Ты никого здесь не видел?
— Нет. А кого я должен был видеть?
— От границ с Сиеной до нас дошло известие, что вдоль долины под Орвието к нам движутся какие-то группы людей.
— Группы людей? Как это понять? Они вооружены?
— Нет… Неизвестно. Идут люди. Странные, никто таких не видел. Говорят, целая толпа. У нас приказ проконтролировать.
— Толпа?
— Даже больше. Все на повозках, мужчины и женщины. Идут вроде бы мирно, распевают псалмы и просят милостыню. Разбивают лагерь…
— Может, пилигримы?.. Какое-нибудь братство?
— У них кресты на повозках, они объявляют себя христианами. Идут воздать почести Папе Сиксту. Только говорят непонятно, да и обычаи у них… странные.
— А сколько их?
— Да пара сотен, не более. Нам уже донесли, что по большей части женщины и дети. Оборванные, но на всех золотые украшения, особенно на женщинах. Много лошадей, и среди них есть просто великолепные.
Говорившему не удалось скрыть жадный блеск в глазах.
— В самом деле?
Оливеротто рассказывал, что в те дни, когда появился Морра, через город действительно шел какой- то странный люд. Пико быстро сообразил, что ему представился случай кое-что разузнать.
— Во Флоренции, откуда я еду, они оставили по себе дурной след: грабежи, пропажи коней. Вы не будете возражать, если дальше я поеду с вами?
Джованни огляделся с притворным беспокойством.
— Мы не против, — отозвался командир дозорных. — Не известно, с кем нам придется иметь дело, и лишняя шпага не помешает. Если, конечно, ты говоришь правду. — Он неопределенно пошевелил пальцами в направлении покрытых лишайником скал. — Я думал направиться туда.
— Вдоль дороги я никого не встретил, да и следов от повозок не было видно. Единственное место, откуда они могут появиться, — вон то ущелье внизу, — заметил Пико, указав на место вдалеке, где река делала петлю. — Может быть, они движутся по берегу реки, — прибавил он и пришпорил коня.
Граф делла Мирандола инстинктивно взял на себя инициативу, словно его назначили командовать отрядом, но тут же не без удовлетворения заметил, что все поехали за ним, молчаливо признав в нем главного. Подняв коня на дыбы, он остановился на вершине холма, а остальные, выставив копья, выстроились рядом с ним. Под ними грязной змеей разматывалась дорога, по ней медленно, в темпе шага, ползла длинная вереница раскрашенных повозок. Сверху казалось, что она вообще не движется.
Пико быстро произвел расчет. Солдат сказал, что их пара сотен, большинство — женщины и дети.
