строчки любимого романа, запавшие в душу. Собственные комментарии были обязательны. Каждый мог раскрыть себя. Поощрялось любое выражение эмоций — злость, ненависть, радость по отношению к поступкам близких людей, героев книг или кино.
Ребята порадовали Олю. Откровения оказались самыми разными: кто-то ностальгически вспоминал детство, Винни Пуха, другие — черепашек нинзя, восхищались Гарри Поттером, героями «Ночного Дозора».
Один из учеников, никогда не проявлявший себя как художник, вдруг неожиданно в тетради по литературе совсем неплохо изобразил бородатого Хемингуэя в голубом ореоле моря, написав, что зачитывается произведениями американского писателя. «Алкоголь и женщины — это позерство и самоутверждение автора, — писал он, — по-настоящему Хемингуэй обожал только море. В этом я его поддерживаю».
Девочки размышляли об актрисах, фотомоделях, любви, предательстве, измене.
Ольга Алексеевна гордилась учениками, радовалась, что откровения позволят выявить пристрастия ребят. Она воображала, как удивится ее задумке Кирилл Петрович. Интересно, что он скажет об этом!
Собрав тетради и поблагодарив учеников за сотрудничество и понимание, Ольга Алексеевна с ношей мудрых мыслей собиралась было покинуть класс, но в дверях ее догнал новенький. Максим, хорошо себя зарекомендовавший и среди ребят, и среди учителей, хмурясь, подал ей тетрадь, на глазах порвав несколько вырванных из нее страниц. Досадуя на себя, он тихо сказал:
— Ничего не получилось!
— Не расстраивайся, — утешила она мальчика. — Я разрешаю тебе написать дома. Подумай, может, что-нибудь придет в голову.
Юноша упрямо покачал головой.
Каково же было ее удивление, когда уже в учительской в тетради нового ученика она обнаружила случайно оставленные Максимом строчки. Абзац из пушкинской «Сказки о царе Салтане» настораживал, взывал к размышлению:
Царь велит своим боярам,
Времени не тратя даром,
И царицу, и приплод
Тайно Xбросить в бездну вод.
Далее шел густо перечеркнутый текст. Комментарии мальчика к тексту Пушкина разобрать было невозможно. А все остальное, что было написано, он с яростью вырвал.
Позже Оля не раз возвращалась мыслями к этим строчкам, не подозревая, что отгадка будет настолько ошеломляюща!
А сейчас ей не терпелось проверить сочинения и похвастаться перед великим учителем.
Стараясь не признаваться себе в том, что ее тянуло к Заломову, теперь Оля каждый раз придумывала повод для встречи с ним. Сочинения ребят — разве не повод для серьезной беседы?
Ей все время казалось, что после танца на тусовке в доме Дениса их связала какая-то неведомая нить. И только они одни знают об этом. А может, все это плод ее воображения? Конечно, Заломов нормальный мужчина, которому все мужское не чуждо. Вон как он смотрел на эту «Мисс Очарование», которая выпуклыми ягодицами крутила перед его носом и трясла налитыми, как мячики, грудями. А у нее, у Оли, маленькая грудь и бедра совсем не то! Вот если бы лифчик с прокладками под грудь, с черными кружевами!
«Возьму его с собой в летний лагерь», — подумала она про себя. Собирая в дорогу сумку, добавила под стать верху трусики, невольно поймав взгляд бабушки.
Татьяна, наблюдая, как Оля укладывается в дорогу, молча посмотрела на вещички ее дамского туалета: и на кружевной лифчик, и на трусики, и на открытое платьице, которое явно не лучшим образом подходило для походов.
Ее вопросительный взгляд означал гораздо больше, чем слова.
— Ну, ба, ты что? — стараясь поглубже запихнуть собранное, сердилась на саму себя Оля. — Там же дискотеки будут. Мне в чем-то появляться нужно. Знаешь, как девчонки теперь в шмотках разбираются? Просто майку или топик за три копейки не наденешь, высмеют.
— У вас ведь в школе не дети нефтяных магнатов учатся? — возразила бабушка.
— Мой папа тоже обыкновенный человек, однако я считаю, что женщина должна одеваться модно, чтобы… — Оле очень хотелось сказать «нравиться», но она ограничилась выражением: — достойно выглядеть.
— А-а, — не скрывая иронии, протянула бабушка, — считаешь, что в этом легкомысленном сарафанчике ты будешь выглядеть вполне пристойно перед…
Оля чувствовала, что бабушка все понимает и что ей очень хочется расспросить о Кирилле Петровиче. Отчего он опять выбрал именно Олю для работы в лагере? А о чем рассказывать-то? Ничего ведь не было. Ни-че-го! А в летний лагерь из тех немногочисленных преподавателей-женщин, что работали в школе, ехать никто не хотел, у всех были свои дела: кто на дачу с детишками собрался, кто с мужем отпуск провести. «Девчонкам-школьницам мужчина не во всех вопросах может маму заменить!» — постарался объяснить Оле необходимость ее пребывания в летнем лагере Заломов.
— Хочу выглядеть достойно перед ребятами, — продолжая убеждать себя больше, чем бабушку, упрямо бормотала она, — и это не сарафанчик вовсе, теперь такие платья открытые. В журналы мод загляни.
— А не коротковато для платья? Все-таки хоть и на отдыхе, но ты же учительница?
— Странно, что не говоришь: «Вот в наше время!» Ко мне мамаши такие молодые приходят, а обожают рассказывать, что в их время и юбки были длиннее, и краски на лице меньше, а уж без лифчиков никто не загорал и в стрингах не ходил.
— Без лифчиков не загорали, это точно. В стрингах не ходили, потому что трусиков вообще не было. Только панталончики на резинках до колен. И ни колготок, ни лифчиков с кружевами. — Бабушка кивнула на Олину сумку. — Чулки хлопчатобумажные на круглых резинках, от которых следы на ногах оставались… — Она чему-то улыбнулась про себя. — Маме твоей уже кое-что от цивилизации досталось. А вот в коротких платьях еще до войны на танцы бегали. — Бабушка, опять задумавшись о чем-то своем, махнула рукой: — Твоя жизнь — тебе решать! Хватит, я твоей мамой занималась!
И Оля решила.
Жизнь в летнем лагере оказалась совсем не сахар. Ответственность за ребят во сто крат выше, чем в школе. Что-бы и в речке не утонули, и в лесу не заблудились, и местные не обижали, и многое другое, о чем Оля даже не подозревала. До танцев дело не доходило. К вечеру она как подкошенная валилась с ног. И только присутствие Заломова помогало, не хотелось ударить в грязь лицом. Помощь и его твердую руку она чувствовала всюду. И еще она чувствовала… хотя вполне возможно, что ей это казалось, как Кирилл Петрович бросал на нее взгляды, в которых прочитывалось нечто большее, чем внимание к коллеге. Когда она серьезно поцарапала ногу в лесу, он лично сделал перевязку. Пальцы мужчины ее мечты касались бедра, он дул на свежий шрам, щипавший от йода, низко склонившись над ней. Оля жаждала, чтобы его губы прикоснулись к бедру, ей так хотелось погладить густую шевелюру волос.
— Ой! — вскрикнула она, хотя ей было совсем не так больно, и схватила его за руку. Он поднял голову.
— Потерпите, Олечка, — ласково сказал он и даже виновато улыбнулся. — Вот видите, не уберег я вас!
«Олечка, Олечка», — ночью стучало у нее в голове. Назвал по имени, так ласково! А она могла бы звать его Кириллом? От такой крамольной мысли даже пропал сон. Оля вышла на воздух. Летний лагерь располагался на опушке леса. Огромная желтая луна, которая словно касалась верхушек сосен, освещала все вокруг.
— Что, болит? — услышала она за спиной знакомый голос и вздрогнула от неожиданности.
— Вы тоже не спите? — повернувшись к нему, пробормотала она.
— Простудитесь. — Кирилл Петрович заботливо накинул на голые печи Оли свою куртку. — Пойдемте
