3
— Консультация? Это Лидия Сергеевна, главврач двенадцатого роддома. Девочки, у вас старые архивы сохранились, восемнадцатилетней давности? Вряд ли? Посмотрите все-таки, нет ли у вас карточки Красовской Марины. Адреса я не знаю. Сколько лет? — Примерно тридцать семь, тридцать восемь. Хорошо, я подожду… Большое спасибо. Записываю. Место работы — журнал «Все для женщин». Главный редактор. И телефон есть? Очень хорошо. Нет, нет, у меня личное. Нет, роддому популярность в прессе не нужна. Хвастаться нечем. И помочь нам никто не может, если только материально. Скажите, а может, вы мне еще один адресок подбросите? Посмотрите, пожалуйста: Валентина Власова, примерно лет сорок восемь. Нет адреса? Выписалась? Жаль. Ну, спасибо и на этом.
Лидия Сергеевна, закончив разговор с консультацией, набрала полученный телефонный номер.
— Красовская слушает, — ответил мягкий, но властный голос.
Лидия Сергеевна вспомнила услышанное восемнадцать лет назад: «Прекратите сплетничать». «Да, это она», — подумала Лидия Сергеевна и представила, как выглядит сейчас эта уверенная в себе женщина, которая со страниц своего журнала, вероятно, рассказывает о домашнем уюте, детях и прочих радостях семейной жизни. Лидия Сергеевна вспомнила, что ее Иришка как-то принесла этот журнал домой, коротко откомментировав: «Для стариков».
«А что для молодых?» — спросила тогда она свою пятнадцатилетнюю дочь.
— «Плейбой» или «Космополитен», — не моргнув глазом, ответила та. Жаль, что Лидии Сергеевне не хватило времени даже полистать журнал.
На другом конце провода тот же голос уже назначал ей встречу:
— Главный врач родильного дома номер двенадцать? Очень хорошо, что вы мне позвонили. Я сама собиралась к вам зайти. Мы слышали, что вы, помимо основных пациентов, принимаете «коммерческих». Это правда? Я бы хотела написать о вас.
«В голосе полное безразличие. А ведь она рожала в этом доме! Ну и характер! — подумала Лидия Сергеевна. — Даже когда ей сказали, что девочка ночью умерла, она и глазом не моргнула. Интересно, как она сейчас выглядит? Сохранила ли прежнюю красоту? Замужем? Есть ли дети?»
Редакция журнала размещалась в маленьком помещении на шумном Садовом кольце.
Лидия Сергеевна, не будучи робкого десятка, всю ночь не спала, обдумывая разговор с Мариной. Не то чтобы она боялась рассказать ей о своем поступке, просто сомневалась в последствиях: что принесет топ-модели Кате, осиротевшей взрослой девочке, такой поворот судьбы? Но, когда увидела высокую, стройную, несильно изменившуюся со времени их первой встречи молодую женщину, ее беспокойство как-то сразу улетучилось.
«Кате такая мать была бы очень нужна. Они бы запросто выступили вдвоем в конкурсе „Дочки- матери“, — усмехнулась про себя Лидия Сергеевна. — Но почему у девочки такая азиатская внешность? Мама выглядела абсолютной европейкой. Может, в роду кто-нибудь есть? А может, отец Кати, которого так тщательно скрывала Марина?..» Все эти мысли пронеслись в голове у Лидии Сергеевны, пока Марина рассказывала ей о своем журнале, о его назначении и показывала вопросы, которые она подготовила для нее, прежде чем включить диктофон.
Лидия Сергеевна, не ожидая такого журналистского напора, немного растерялась и почувствовала, что здесь не время и не место говорить с главным редактором на такую сугубо интимную тему, что Марина может замкнуться и еще, чего доброго, выставить ее за дверь. Изучив за много лет психологию женщин, она знала, какими те могут быть злыми и вспыльчивыми, погладь их против шерсти.
«Нет, так я испорчу все дело», — подумала Лидия Сергеевна. В это время в дверь просунулась чья-то голова и Марину Александровну позвали посмотреть фотографию на обложку. Главный редактор, извинившись, вышла, и Лидия Сергеевна приняла мгновенное, как тогда, решение. Она включила диктофон и почти без пауз произнесла то, что мысленно репетировала всю ночь. Это было ее признание, сделанное впервые за восемнадцать лет, с тех пор как она поменяла фамилии у двух девочек. А на прощание сказала, что, если Марина надумает поговорить, то всегда может найти ее в роддоме, а если нет — тайна, которую она хранила столько лет, останется между ними. Лидия Сергеевна выключила диктофон и покинула редакцию.
«Если она о чем-либо сожалеет, у нее будет время спокойно разобраться наедине с собой. А так получилось бы, что я, свидетельница ее позора, неожиданно застигла ее врасплох. И Марина, будучи по натуре очень гордой, могла бы не совладать со своим самолюбием. Я ей предложила компромисс и заодно сказала, что девочка круглая сирота. Пусть решает, как ей поступить», — размышляла главврач по дороге в роддом.
Не успела Лидия Сергеевна войти в кабинет, как раздался телефонный звонок. Срывающийся голос Марины в трубке прокричал:
— Это правда? Моя дочь жива? Где она? Вы знаете? Я очень хочу скорее с ней встретиться! Вы мне поможете? — И после паузы, уже немного поостыв, спросила: — А чем вы можете доказать, что это… не шантаж?
4
— Мариночка, ты неважно выглядишь, — заметила мама, встретив ее в лондонском аэропорту и усаживая на переднее сиденье роскошного автомобиля с правым рулевым управлением.
— Может, тебе, как в прошлом году, снова отдохнуть в «Спутнике»? Господи, какое это счастье — море, Сочи, а у нас все дожди, дожди, я так устала от дождливой погоды, — мама фальшиво улыбнулась, лавируя между огромными двухэтажными лондонскими автобусами. Марина знала, что загранкомандировка отца подошла к концу, но мама заставила его лететь в Москву и договориться с начальством о продлении срока еще на один год. Папа терпеть не мог унижаться, но маму ослушаться не посмел.
— Сейчас ты переоденешься, я накупила тебе кучу обновок, и мы пойдем в паб. У меня там назначена встреча с друзьями. Ах, я забыла, ты не любишь пиво.
— Нет, я люблю, просто боюсь поправиться.
— Тебе это не грозит. — Она с восхищением посмотрела на фигуру дочери. — Кстати, о тебе уже кое-кто спрашивал. Помнишь, ты познакомилась с ним прошлой зимой, когда приезжала на каникулы.
— А, этот… — Марина скривилась.
— Не «этот», а сын советника, очень перспективный молодой человек. В МГИМО учится. Через год сюда на практику приедет. Очень подходящая для тебя пара. Его отец хорошо о тебе отозвался, сказал, что красива, умна и целомудренна. А он, как никто, видит людей насквозь.
— Я высоко ценю его проницательность, но мне придется его огорчить. В отличие от меня его сын не обладает ни красотой, ни умом, а о его моральных качествах я бы даже не заикалась.
— Он что, пробовал к тебе приставать?
Марина так на нее посмотрела, что мать решила не развивать тему, но, не выдержав долгой паузы — любопытство взяло верх, — продолжила:
— Может, ты хочешь сказать, что после этого иностранца, — она на мгновение отпустила руль и кончиками указательных пальцев потянув уголки глаз к вискам, — азиата, с которым ты познакомилась в молодежном лагере, у тебя кончилась жизнь?
Марина промолчала.
— Выкинь его из головы. Папе и так уже кое-кто намекал. Ладно бы коммунист или рабочий, но у него отец богач, капиталист.
— Какое это имеет значение, если ты говоришь, что с иностранцем даже встречаться нельзя.
