Тусовку молодежи на вечерней Пиккадилли не мог прервать даже идущий вперемежку с мокрым снегом, прилипающим к рекламе «Фостерса», «Саньо» и «Кока-Колы», дождь, хотя он заставлял ежиться и дрожать.
Сотни молодых людей собирались в центре Лондона, возле театров, кино и баров, открытых здесь всю ночь. Прилегающий к Пиккадилли знаменитый богемный Сохо манил наркотой и ночными бабочками.
Часы в увеселительных заведениях других районов Лондона, отбивающие в унисон с Биг-Беном одиннадцать, по старым английским традициям извещали о том, что посетители должны отправляться домой.
Виталий учился в Лондонском университете уже три года. И три года жил в престижном и дорогом районе Кенсингтона, где делил квартиру с сокурсником-немцем, который, как и он, обучался в университете экономическим наукам. В уютном особнячке вдалеке от шумной трассы они снимали две спальни с гостиной у вдовы члена Парламента. Обеспеченной женщине не столько нужны были деньги, сколько общение молодых людей с больной дочерью, которая была прикована к инвалидной коляске. Веселые, хорошо воспитанные ребята вносили в однообразный быт женщин живую струю.
Виталий знал Лондон уже достаточно хорошо. В первый год своего пребывания он посетил все известные музеи города и, конечно же, знаменитый музей восковых фигур мадам Тюссо. Фотографию в обнимку с восковым Шварценеггером, где были толкучка и гомон, как в трамвае, он не делал, но около королевских особ не удержался и попросил его сфотографировать.
— Смотрите, куда русский пристраивается! — шутили приятели-студенты. — Ты случайно не королевских кровей? Или в президенты метишь? Представляете, приезжаем мы лет через двадцать в Лондон, а Виталий тут в музее рядом с Ельциным и Горбачевым стоит?
— Может быть, — серьезно отзывался на их шутки Виталий. — Не зря же меня в Лондонском университете учат!
Тогда еще здравствовала принцесса Диана. В черном длинном платье, она завершала процессию царствующих династий.
Теперь, когда принцессы не стало, девочки с его курса ходили к ее Кенсингтонскому дворцу с букетиками цветов. Виталий жил недалеко от бывшей резиденции Дианы. Металлические решетки ограды превратились в пантеон из живых цветов.
Поздними вечерами этот респектабельный английский район словно вымирал. Только у метро можно было встретить одиноких прохожих. Тогда двухэтажный, просторный в эти часы автобус за пятнадцать минут мог домчать Виталия с приятелем к Пиккадилли-сёркус.
Туда к вечеру подтягивались все их приятели. Там жизнь только начиналась. Презентации кинофильмов со знаменитыми актерами, выходящими к визжащей от восторга толпе, театральные премьеры — все это происходило там в эти часы, в самом центре английской столицы. Открывались дискобары и рестораны. Шумная молодежная тусовка не смолкала до рассвета.
Поглазев на знаменитостей в смокингах, шагающих в этот вечер после представления знаменитого «Титаника» из кинотеатра в ресторан, Виталий с немцем направились в сторону Сохо. Гиканье и возгласы толпы, сдерживаемой полицейским кордоном, стояли в ушах молодых людей.
Сохо с неширокими улицами, с зазывалами и девицами, барчиками с красными фонарями никогда не привлекал Виталия. Ему нравилось тусоваться на Трафальгарской площади, у красивых, подсвеченных ночью фонтанов, бродить возле величественных зданий с банками и офисами, вбирая в себя дух богатства и бизнеса.
Всякий раз, как он с друзьями попадал в Сохо, компания незаметно рассасывалась. Часть мальчишек исчезала в дверях с живыми витринами из полуголых девочек. Потом их живописующим рассказам не было конца. Они подкалывали русского, издеваясь над таким странным пуританством.
— Это ханжество, — говорили одни, — несколько лет прожить в Лондоне и ни разу не заглянуть к девочкам в Сохо.
— Он же королевских кровей, — смеялись другие, — ему царствующую особу подавай!
— Пойдем выпьем, погреемся, хоть сегодня поддержи компанию, — пристал приятель-немец, кивая на светящийся красными неоновыми огнями бар. — Не торчать же на улице в такую погоду!
— Но сначала в «Ангел» на Ковент-Гарден, — пробовал сопротивляться Виталий. Настроение после Лялькиных выкрутасов в Москве у него было препаршивое.
«Ангел» был легендарным пабом, который трепетно перед сессией посещали сокурсники Виталия. Случалось, в него заходили и перед предстоящим «боевым крещением».
— Перед смертью не надышишься, — пошутил немец.
Древняя таверна с многозначительным названием «Ангел» имела свою историю.
Англичане, для которых пиво не просто национальный напиток, а эликсир счастья, в прежние времена разрешали даже закованным в наручники смертникам перед казнью выпить там свою последнюю пинту пива. Других пивных на пути следования к «тайнбернскому дереву», то есть к виселице, не было. А уж потом приговоренные могли спокойно вознестись в небеса… к ангелам!
Лялькина потрепанная физиономия в странном лыжном наряде после той бессонной ночи в Москве не выходила из головы Виталия. А ее заявление с намеком, что разборок между ними не будет, потому как они свободны, бесило юношу.
— Да что с тобой? — попытался встряхнуть его немец. — Пиво и у девочек не хуже! Зачем нам к «Ангелу»?
— Идем к девочкам! — Виталий махнул рукой.
За стойкой сидели разномастные девицы: черноволосые, рыжие, блондинки, смугляночки.
Не было в них ничего такого, как представлялось раньше Виталию. Только лихорадочный блеск глаз, широкие зрачки от наркотиков да яркий раскрас выдавали их порочность.
Представления на маленькой сцене продолжались нон-стоп.
Девицы, отрываясь от напитков у стойки, парами поднимались с высоких табуретов и выходили на помост.
Пуговички на сосках и узенькие ниточки бикини на бедрах должны были означать, что они в одежде. Правда, некоторые из них до паха «прикрывались» разноцветными чулками. Светлые — черными. Темнокожие — белыми.
Зрителям выдавали маленькие бинокли.
Извиваясь вокруг толстого шеста, ночные бабочки натирали гладкую поверхность своими лобками, словно высекая из нее огонь. Длинные языки девушек по-змеиному выползали из густо напомаженных ртов. Сладострастно облизывая друг друга, они стонали под медленную гипнотизирующую музыку от взаимной страсти. Временами темп музыки резко менялся. Девицы, будто очнувшись, кидали в зрителей свои ниточки-одежды, стараясь раззадорить публику.
Длинноносая девчушка с худенькими плечиками подсела к Виталию.
— Что пьем? — постукивая длинным лакированным ногтем по своему пустому стакану, игриво поинтересовалась она.
— Большой «Фостерс» еще раз, — бросил Виталий бармену.
— А мне «Гордон», — попросила девица, заискивающе заглядывая Виталию в глаза.
Бармен, дожидаясь, пока налитое пиво осядет в кружке, подхватил перевернутую вверх ногами квадратную бутылку и нацедил худышке порцию джина в толстый стакан со льдом. Английский солдат в униформе на этикетке бутылки вернулся в шеренгу к своим разноцветным собратьям и уже вновь висел вниз головой. Добавленный в стакан тоник перебил резкий запах можжевельника. Девушка придвинулась поближе к Виталию. Ее редкие бесцветные волосы спадали длинными прядями, касаясь его одежды и рук. От нее пахло дешевыми сладкими духами и сигаретами. Виталий невольно отодвинулся. Но она, схватив его за руку, потащила танцевать.
Гуттаперчевые тела девочек на сцене изображали сексуально-акробатический этюд. Сделав мостик, одна из выступавших губами вытаскивала десятифунтовую купюру, скрученную в трубочку, из промежности лежащей под ней напарницы.
Виталий огляделся. Ребята, с которыми он пришел, куда-то расползлись.
— Меня зовут Сандра, — повиснув на шее юноши, прошептала худенькая девчушка, — я покажу тебе,
