большой оклад. От Бабкина тетка с затаенной надеждой ждала хороших заработков.
Сама она сбежала из совхоза в погоне за рублем еще лет десять назад. В ту пору у Бабкина умер отец (мать скончалась много раньше), и тетка взяла племянника к себе. Бабкин вырос под вечные разговоры о малых заработках тетки, под ее вздохи: «Господи, как двоих-то тянуть одной!» Ворчала, но тянула. Сейчас тетка работала в заводской столовой, и тоже с выгодой — по вечерам тащила оттуда в большой сумке хлебные огрызки для разжиревшего боровка. Помешивая пойло, она гладила красной рукой спину боровка и мечтала:
«Кабы Пашка по торговой линии пошел!»
Тетка сидела посреди кухни на табуретке и не знала, за что приниматься. Лицо ее обиженно кривилось. Она вспомнила свою бестолковую и почему-то очень долгую жизнь со всеми радостями и печалями. Печали были большие, а радости маленькие, но зато свои: Пашка зарплату получил, Мишка колодец выкопал, пестрый боровок весит четыре пудика!
Тетка прислушалась: в комнате ребят тихо. И вдруг ее обожгло: а ежели Мишка и впрямь уйдет?! Ее взгляд скакнул за окно, на старый забор. «Кто же забор поставит?» Посмотрела на сарай — дверь нужно новую.
Тетка беспокойно встала и заглянула к ребятам. Бабкин и Павлуня сидели на диване и молчали, опустив головы. Один затылок густо зарос черными крепкими волосами, а на другом сквозь редкий пушок просвечивалась детская розовая кожица. Тетка с непонятным раздражением смотрела на слабый затылок сына и, не сдержавшись, вдруг сказала зачем-то Бабкину:
— Валенки тогда прожег, новенькие... Разве ж я упрекала?
— Мама, — поднял голову тихий Павлуня. — Зачем ты про это? Разве это хорошо?
— А ты молчи! — задохнулась тетка. — Ты совсем молчи, непутевый! Дармоед! — Она запричитала плаксиво и быстро: — Я вас кормила, поила, одевала, обувала, из сил выбивалась!..
Тетке стало жалко себя. Она хотела заплакать, но давно забыла, как это делается, — все некогда было. Тогда тетка рассердилась, разошлась, начала шуметь.
Обычно в такие минуты Бабкин уходил к себе, а за ним пробирался и Павлуня. Слушал сквозь дверь шум матери и подмигивал испуганно: «Ничего, она утихнет!» Но теперь братья, бледные, серьезные и взрослые, сидели и внимательно слушали. Тетка запнулась, тетке стало не по себе.
— Сидите на моей шее, — неуверенно сказала она и остановилась, чтобы собраться с мыслями.
Бабкин тихо спросил:
— Как же вы дальше жить будете?
Тетка не нашлась что ответить. Она ушла в кухню, закрыв за собой дверь, и долго обидчиво громыхала кастрюлями.
Павлуня, с надеждой глядя на Бабкина, спросил, что же он намеревается делать.
— Укладывать вещи, — сказал Бабкин.
Однако, к своему удивлению, Бабкин обнаружил, что укладывать-то ему нечего. Книжки у него с Павлуней общие, стол — на двоих, телевизор — семейный, вместе покупали.
Бабкин покидал в чемоданчик кое-какую мелочь, повесил на грудь приемничек и надел шапку. Тетка перестала греметь железом. Павлуня молчаливо молил у порога.
— Пашка! — нежно сказал ему Бабкин. — Смотри, какой ты большой стал, тебе нянька не нужна. А потом... я не за океан ухожу, вон оно, общежитие, — рядом. Давай лапу.
Павлуня начал краснеть. Сперва засветились уши, потом заалели щеки, красные яблоки покатились по лбу, даже длинный нос порозовел. Братец по инерции крепко утер его рукавом.
— Тогда я тоже! — сказал он Бабкину и на четвереньках, неуклюже полез под свою кровать.
Тетка, встав на пороге, вскинув бровь, наблюдала, как сын выволакивал пыльный чемодан. Оглядываясь на мать, Павлуня суматошно пихал в него рубахи и носки.
— Ну, собрался? — спросила она весело, когда сын стал перед нею с чемоданом в одной руке и шапкой в другой. — Идешь? Далеко это?
Павлуня не ответил, только выше поднял зябкие плечи.
— Куда уж тебе! — горько сказала тетка и, не глядя, привычно да звонко благословила его по затылку.
Павлуня, выпустив чемодан, заученно заныл:
— Чего по голове-то!..
На этом и оборвалась его самостоятельность.
Бабкин сказал, надевая шапку:
— Загубите вы Пашку! — И повторил: — Как вы жить будете?..
Он вышел за калитку, под чистое небо. Глубоко вздохнул. Вслед ему из окна с обидой шумела тетка:
— Небось не пропадем! Небось в люди вырвемся!..
ЗДЕСЬ ЖИЛ ОН
Бабкин миновал центральное отделение совхоза, высокие, ладные дома, детский комбинат, клуб. Ближе к Климовке дома пошли пониже да пореже. И вот дальше идти уже некуда — дальше блестит пруд, а за ним насквозь просвечивается тоненькая, в четыре березки, лесная полоса, посаженная директором пять лет назад. Она отделяет весь остальной совхоз от захудалого климовского клина. И нечего делать Бабкину за полосой, в нищей Климовке, где песок да камни, да старая горбатая ферма, да четыре дома, не считая заколоченных.
В одном доме живет упрямый Трофим Шевчук, в других — сестрицы-старушки: Вера Петровна, Надежда Петровна и Любовь Петровна. Они пенсионерки, но пока работают в поле, помогают Трофиму выращивать богатый урожай на богатых песках.
Бабкин присел у чьей-то калитки. На ней под жестяной дощечкой с оскаленной песьей мордой круглым детским почерком нацарапано: «Осторожно, злая старуха!» Чуть пониже уточнение: «Лешачиха». Бабкин прочитал и задумался.
За этим забором, на границе с Климовкой, одна на весь большой пятистенный дом, непонятно и угрюмо жила фельдшерская вдова, мать Женьки.
...Бабкин долго сидел на шаткой скамеечке, потом встал, еще раз прочитал надпись на калитке. В кармане у него отыскался тракторный сальник, которым он вместо резинки принялся счищать злые карандашные буквы.
Неожиданно заскрипела задвижка, заплакала калитка и на пороге появилась сама хозяйка. Она посмотрела сперва на Бабкина, потом на его сиротский чемоданчик, увидела очищенную калитку и сказала:
— А-а, теткин племянник. Ну, заходи, коли пришел!
Бабкин вошел. Ему в ноги кинулся хрипучий мохнатый ком.
— Полегче, полегче, — сказал Бабкин, отстраняя собаку носком сапога. — Остынь!
Та, взбрехнув, умчалась за поленницу в углу двора. Бабкин, хорошо зная такие повадки, поспешил следом. Заглянул за дрова — Жучка сидела в тени, испуганно щерилась.
— Поди-ка сюда, подружка, — позвал Бабкин и, ухватив собачонку за передние лапы, вытащил на свет. Стал гладить по спине, по прижатым ушам — Жучка жмурилась и подрагивала всем хребтом. «Вот ты какая вышла из теткиного щеночка», — подумал он, вспомнив разговор с теткой на покинутой ферме. — Познакомились, да? Теперь иди гуляй, — сказал Бабкин, отпуская собаку.
Когда Жучка скрылась за своей поленницей, Бабкин повернулся к хозяйке.
Лешачиха стояла на огороде в резиновых сапогах и платке. Она спросила равнодушно:
— Выгнала тебя твоя ведьма?
— Сам ушел.
