так что их рассказ невозможно проверить. Священник не желал ничего об этом слышать и сказал им, что они должны принять меня. Но они были очень добры ко мне, когда примирились с фактом. Я очень быстро рос и был силен не по годам. Им это нравилось.
– Так вас окрестили?
– В некотором роде, наполовину.
– Наполовину?
– Со священником случился удар, когда он меня крестил, и вскоре он умер. Это был единственный священник в округе, и я не знаю, прошел ли я должным образом всю процедуру.
– Одной капли уже достаточно.
– Я тоже так думаю. Но я в самом деле не знаю, как было дело.
– Может быть, вам лучше окреститься заново? Просто для надежности.
– Нет, если уж Небо не пожелало меня тогда, второй раз проситься я не стану.
Мы поставили посадочный знак на поляне поблизости и стали ждать скиммер.
В этот день мы прошли еще километров двенадцать, что было весьма неплохо, учитывая задержку. Ребенка у нас забрали и отправили прямо в Афины. Когда скиммер сел, я громким голосом осведомился, не желает ли кто-нибудь еще улететь. Однако желающих не нашлось.
А случилось все в тот же вечер.
Мы все собрались у огня. Костер был восхитительный – он хлопал в ночи сверкающими крыльями, согревая нас, от него распространялся смолистый запах и в воздух поднимался столб дыма… Очень мило.
Хасан сидел здесь же и чистил свой дробовик с алюминиевым стволом.
Это ружье с пластиковым прикладом было действительно очень легким и удобным.
Пока он занимался этим делом, ружье медленно клонилось вперед, постепенно поворачиваясь, и в результате оказалось направлено прямо на Миштиго.
Надо признать, он это все проделал очень четко. В течение примерно получаса он перемещал ствол ружья практически незаметными движениями.
Я почти попался, но когда в моем сознании отпечаталось направление ствола, я в три прыжка оказался рядом с ними вышиб ружье у него из рук.
Оно звякнуло о какой-то камешек футах в восьми от нас. У меня руку прожгло, так сильно я по нему ударил.
Хасан вскочил на ноги, челюсти его ходили туда-сюда под бородой и щелкали, как кремень о кресало. Только что искр не было.
– Ну скажи же! – заорал я. – Давай, скажи что-нибудь! Что угодно! Ты, черт возьми, прекрасно понимаешь, что ты сейчас делаешь!
Его передернуло.
– Давай! – повторил я. – Ударь меня! Только тронь меня. Тогда все, что я сделаю, будет самообороной, спровоцированным нападением. Даже Джордж потом не сможет собрать тебя обратно.
– Я всего лишь чистил ружье. Вы мне его повредили.
– Ты никогда не наводишь ружье на человека случайно. Ты собирался убить Миштиго.
– Вы ошиблись.
– Ударь меня. Или ты трус?
– Я не ссорился с вами.
– Ты действительно трус.
– Нет, я не трус.
Через несколько секунд он улыбнулся.
– Ты что, боишься меня вызвать?
Вот оно. Это был единственный способ.
Первое движение должен был сделать я. Я надеялся, что удастся без этого обойтись. Я надеялся, что смогу рассердить его, или опозорить, или спровоцировать, чтобы он меня ударил или вызвал.
Теперь я знал, что это не выйдет.
Что было плохо, очень плохо.
Я был уверен, что смогу одолеть его любым известным мне оружием. Но если выбор будет за ним, то дело обернется по-другому. Каждый знает, что есть люди с музыкальными способностями. Они могут раз услышать какую-то пьесу, а потом сесть и сыграть ее на пианино или фелинстре. Они могут взять какой- нибудь новый инструмент, и через несколько часов будут играть на нем так, будто делали это годами. У них очень хорошо получаются такие вещи благодаря таланту – способности координировать особое понимание с последовательностью новых движений.
У Хасана был такой талант к оружию. Может быть, кто-то еще так может, но другие люди не практикуются в этом деле – год за годом, десятки лет, со всем чем угодно – от бумерангов до трубок с отравленными стрелами.
Дуэльный кодекс должен был предоставить Хасану выбор оружия, а Хасан был самым высококвалифицированным убийцей, какого я когда-либо знал.
Но я должен был его остановить, и мне было понятно, что это единственный способ, не считая простого убийства. Я должен был сразиться с ним на его условиях.
– Аминь, – сказал я. – Я вызываю вас на дуэль. Улыбка на его лице не исчезла, а даже стала шире.
– Согласен, перед свидетелями. Назовите вашего секунданта.
– Фил Грабер. Назовите вашего.
– Мистер Дос Сантос.
– Очень хорошо. У меня как раз есть с собой разрешение на дуэль и регистрационные формуляры, и я уже заплатил пошлину на убийство за одно лицо. Так что нет нужды особо откладывать. Где, когда и как вам угодно?
– Примерно в километре назад по дороге есть хорошая поляна.
– Да, я припоминаю.
– Мы встретимся там завтра на рассвете.
– Решено, – сказал я. – А оружие?
Он притащил свой саквояж и раскрыл его. Там щетинились всякие интересные острые штучки, поблескивали овальные зажигательные припасы, извивались металлические и кожаные петли.
Хасан извлек два каких-то предмета и закрыл саквояж.
Сердце мое упало.
– Праща Давида, – объявил он.
Я осмотрел пращи.
– На каком расстоянии?
– Пятьдесят метров, – ответил Хасан.
– Вы сделали хороший выбор, – сказал я ему (я-то не держал пращу в руках больше сотни лет). – Я бы хотел попросить у вас одну на сегодняшнюю ночь, попрактиковаться. Если вы не хотите мне ее одолжить, я могу сам сделать.
– Можете взять любую и практиковаться с ней хоть всю ночь.
– Благодарю. – Я выбрал себе пращу и прицепил ее на пояс, а потом взял один из трех имевшихся у нас аккумуляторных фонарей. – Если я кому понадоблюсь, я буду на поляне, назад по дороге. Не забудьте на ночь выставить охрану. Здесь место небезопасное.
– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Фил.
– Нет. Но все равно, спасибо. Я пойду один. Пока.
– Тогда спокойной ночи.
Я прошел назад по дороге до поляны. У края открытого пространства я поставил фонарь, так чтобы он освещал группу невысоких деревьев, а сам отошел на другой край.
Я набрал несколько камней и метнул один из них в дерево. Промах.
