Отсюда начинаются шоссейные дороги в норвежский порт Киркенес и в центральный район Финляндии.
Порт Лиинхамари находится в глубине Дёвкиной заводи, на правом ее берегу. Чтобы проникнуть в заводь, надо сначала пройти часть Петсамского залива, Петсамо-вуоно, длиной в три — четыре мили, который катерники прозвали «коридором смерти» — он насквозь простреливается береговыми батареями с мысов залива.
Самый мощный опорный пункт, бастион егерей, охраняющий дальние подступы к Лиинхамари, находится на скалистом мысу Крестовый. Здесь, опоясанные дотами, ощетинились своими стволами две четырехорудийные батареи — 88-миллиметровая зенитная и противокатерная и 155-миллиметровая тяжелая.
Батареи на Крестовом решено атаковать с тыла. А для этого с места высадки нам надо пройти по тылам неприятеля большой, тридцатикилометровый, путь. Он лежит через топкие болота и тундру, через холмы и почти отвесные скалы. Нам приказано пройти этот путь, штурмом взять опорный пункт егерей на мысе Крестовом, захватить батареи и уничтожить вражеский гарнизон, если он откажется капитулировать.
Мы должны открыть дорогу к Лиинхамари десантным катерам, которые поведет наш друг — Герой Советского Союза Александр Шабалин.
…У генерал-майора Дубовцева я познакомился с командиром отряда морских пехотинцев капитаном Барченко, получил все указания, и когда вернулся в отряд, то застал еще в ленинской комнате многих разведчиков. Они не расходились с собрания, ожидая моего возвращения.
Все заранее подготовлено к походу, и сборы были недолгими. Спорили со старшиной, отказываясь от положенного запаса продуктов: «Две банки с консервами? Еще одна пачка галет? Нет, старшина! Лучше я вместо сгущенного молока возьму лишний диск к автомату, лишнюю гранату».
И вот, в куртках и болотных сапогах, а кто — в специальных комбинезонах, заправленных в шерстяные чулки, и в ботинках, покрыв головы непромокаемыми шлемами катерников, разведчики выстроились на причале. Провожать нас прибыл член Военного совета. Докладываю контр-адмиралу о готовности к посадке, Контр-адмирал медленно обходит строй разведчиков, старается в темноте разглядеть каждого и каждому жмет руку. Голос его в ночной тишине звучит торжественно:
— В добрый путь, морские разведчики! Когда окажетесь там, на том берегу, он поворачивает голову к морю, — то услышите гул канонады. Началось, друзья! Идет великое наступление. А вы знаете, на какое дело идете… Военный совет надеется, что вы еще выше поднимете ратную славу североморцев. Попутного ветра вам, дорогие товарищи!
Началась посадка на катер, которым управляет снимавший нас с мыса Могильный Борис Лях.
Мимо командира катера шествуют хорошо знакомые ему разведчики: Баринов, Агафонов, Барышев, Бабиков.
— Ой, жарко будет егерям на Крестовом! — говорит мне Лях, потирая руки.
Катер отходит от пирса, и берег мгновенно исчезает во o мраке осенней ночи.
Лицом к лицу
Норд-вест гонит навстречу катеру крупную волну. Над головой собираются тучи. Они обложили все небо, еще больше сгущая мрак полярной ночи.
Далеко впереди появляются и исчезают лучи прожекторов, обозначая землю. А берега не видно. Рассекая волны, катер идет туда, где мечутся прожекторные лучи, и откуда, пока едва слышно, доносится канонада.
На земле идет бой. Морская пехота штурмует Муста-Тунтури — тот самый хребет, который к утру должен быть уже далеко позади нас.
Я стараюсь думать о предстоящем марше и бое, а в голову назойливо лезут совсем несерьезные для такого момента мысли. Почему-то вспомнил телеграмму, которую сегодня вечером Макар Бабиков отправил своей невесте Любе. Девушка работает в одном из тыловых подразделений флота. Случайно встретил Макара на узле связи — оба завернули туда по дороге к причалу. Последние две недели никто из разведчиков не получал увольнительной, а вернувшись с полуострова Рыбачий, мы сразу стали готовиться к рейду. Макар, конечно, скучает по своей Любушке. И вот, у телеграфного окошка, Макар показал мне аккуратно заполненный бланк с одной строчкой — условным «кодом» влюбленных:
Жди меня!
«Жди меня»… Два года назад мы были первыми читателями этого, тогда еще не напечатанного, стихотворения. Поэт Константин Симонов ходил с нами в поход на мыс Пикшуев. Мы в тот раз избежали стычки с егерями. Обнаружили тайный склад боеприпасов, уничтожили его и повернули к морю, к катеру. Но из следующего рейда некоторые, хорошо знакомые поэту разведчики не вернулись в базу. Мы тревожились за их судьбу, но верили в их возвращение, ждали. Может быть, под впечатлениями похода на Пикшуев поэт и написал стихотворение, ставшее столь популярным среди фронтовиков? Подаренный майору Добротину листок со стихом пошел по рукам. Мы переписывали и заучивали это стихотворение, посылали его своим любимым.
Жди меня, и я вернусь…
Ветер крепчает, зло хлещет в лицо снежной крупой, солеными брызгами и угрожающе воет. Гигантские кинжалы прожекторов скрещиваются и разбегаются, бессильные распороть занавес неба. А тучи наслаиваются все ниже и ниже, виснут над головой.
Все явственней доносится гул боя.
По палубе катера забегали матросы. Вот они поднимают сходни. Значит, скоро покинем палубу. Катер уйдет… Катер Ляха уже не придет за нами, потому что на этот раз десант морских разведчиков пройдет от одного берега моря к другому, от губы к мысу, не для того, чтобы вернуться в базу. Овладев Крестовым, мы вольемся к общий поток наступления. Будут новые рейды, новые смертельные схватки. И все же, как писал поэт — жди меня! Я вернусь, всем смертям назло!..
Нет, надо думать о другом! В первую очередь — о связи между тремя группами, о наблюдении, оповещении. Правильно ли я поступил, разбив отряд на три группы? Гузненков — хороший товарищ, но каков он с бою?
— Подходим, — говорит мне Лях.
В кромешной тьме ночи берега не видать. Катер замедляет ход, стопорит.
Из кубрика один за другим поднимаются на палубу разведчики. Они настороженно смотрят в сторону берега и ждут, когда сбросят длинные, специально сделанные для высадки сходни. Мы слышим, как сходни шлепаются в воду. Катерники сбегают вниз, поднимают их концы. Сами по пояс в студеной воде, прокладывают нам сухую дорожку на берег.
— Хорошие у тебя ребята! — говорю Ляху. — Поблагодари их…
Лях дольше обычного задерживает мою руку в своей. Командир катера знает, куда и зачем мы идем. Вчера Лях пошутил: «И почему, Виктор, тебе дают такие веселые маршруты: Могильный? Крестовый?» — «Так ведь на катере Ляха обязательно к черту на рога попадешь!» — ответил я шуткой.
Теперь Борис Лях молчит. То, что он хочет сказать, заменяет долгое и крепкое рукопожатие.
— Кланяйся Шабалину, — говорю я Ляху на прощанье. — Скажи, что встретимся с ним там…
— Конечно, встретитесь! Я за тебя спокоен. Знаешь, что означает слово Виктор, Виктория?
— Нет! После расскажешь. Когда встретимся…
И довольный такой невинной ложью и наивной приметой (если есть повод для встречи, то встреча состоится), сбегаю по сходне и прыгаю на скользкие прибрежные камни.
Заработал мотор уходящего катера. Я не оборачиваюсь и спешу к разведчикам. На всякий случай они занимают оборону.
Судя по времени, отряд Барченко уже начал обход сопок и скал.
Наш путь к мысу Крестовому короче и труднее,
