Покупателей тех билетов найти легко. Тебе-то хорошо известно, что завсегдатаев кассирши знают в лицо. Покупатели и приведут к преступнику. Как тогда ты будешь объяснять, что купил около пятисот билетов против фаворита? И каким образом все эти билеты оказались на теле убитого? Такую мысль я тебе подсказывать не стану. Сам, сам додумайся».
«Главное, я не оставил отпечатков, – ликовал Крошин. – Все остальное – бред сивой кобылы. Ничего этот хвастун придумать не может. А если врет сопляк, тонкую игру ведет? Какой смысл? Ему, наоборот, надо убеждать меня, что есть отпечатки. А если? Попробую проверить последний раз», – решил Крошин и вышел из комнаты.
В передней висело зеркало, стоя в дверях кухни, можно было наблюдать за человеком, который сидел или стоял у стола в гостиной. Крошин занял позицию и заговорил с Наташей, чтобы Лева слышал его голос. Лева слышал, но он уже давно знал о зеркале. Лева взял со стола бутылку так, как это делают эксперты- криминалисты: ладонь под донышко, другую поверх горла, чтобы не испортить и не стереть отпечатки пальцев. Он приподнял бутылку, наклонил по отношению к источнику света. Взглянув, быстро поставил на место.
Крошин поперхнулся на полуслове. Значит, отпечатки у них есть. Мальчишка убеждает, что их нет, чтобы он, Крошин, не беспокоился. Зачем? Не хочет пугать или не подозревает? А зачем бутылку осмотрел? А если осмотрел, почему не забрал? Неужели он так умен и осторожен? Крошин тихо выругался. Сто раз твердил: дураков в розыске не держат. Ничего, мальчик, посчитаемся.
Лева вышел на улицу, из ближайшего автомата позвонил дежурному, попросил, чтобы патрульные понаблюдали за «Волгой» номер семьдесят-восемнадцать, и поплелся домой. Он именно плелся, еле переставляя ноги. «Если отец сейчас заговорит о Нине, почувствует запах коньяка и начнет пилить, мне каюк», – твердо решил Лева.
Мама, генерал и Клава сидели за обеденным столом, пили чай и не обратили на его приход ни малейшего внимания. По тому, насколько дружно они выполнили маневр, Лева понял, что его поведение обсуждалось и подверглось резкой, но справедливой критике. Там, у Крошина, Леве его поведение казалось легким и естественным. Вопрос – ответ, хвастливая, чуть пьяная болтовня, ни подтекста, ни второго плана. Вот я весь, как на ладошке. В меру прост и хитер, все непринужденно, бездумно, между прочим. И удар. Боксеры скажут: под гонг, любители скачек: под звонок.
Выйдя от Крошина, Лева решил: дойду до дома – и я герой. Казалось, он не болтал несколько часов, сидя на стуле, а копал землю или укладывал асфальт. И вот наконец все кончилось, он дома, среди самых любимых, близких и дорогих. Они молчат, но сейчас, с минуты на минуту, ему выдадут. Лева опустился на стул рядом с телефоном, тупо взглянул, качнулся. «Уверены, что я пьян», – лениво подумал он.
Родители молчали. Клава швырялась посудой.
Сейчас умру, решил Лева, снял трубку и стал набирать номер. Лева не любил показухи, но сейчас выхода не было: он звонил Константину Константиновичу. Турилин не удивился, словно звонки в двенадцатом часу ночи на квартиру – в порядке вещей.
– Лев Иванович, вы?
– Я, – признался Лева.
– Все благополучно?
– Да. – Лева не мог ничего придумать, не докладывать же по телефону. Сказать: спасите от любимых родителей?
– Вы из дома? – спросил Турилин. Около сорока лет в уголовном розыске – срок солидный, в разных ситуациях побывал полковник, без особого труда представил и Левину. – Родители дома?
– Дома, – мрачно ответил Лева, и Турилин все понял.
– Давно хотел познакомиться с вашим уважаемым папашей, можно его к телефону? – Турилин явно улыбался. – Лева, примите ванну, проглотите снотворное. Ко мне явитесь к двенадцати.
– Спасибо, товарищ полковник. – Лева повернулся к столу и сказал: – Отец, тебя. Мой начальник, его зовут Константин Константинович.
Лева хотел добавить, дескать, вот я попросил полковника объяснить вам, родителям, что Лева Гуров сегодня арифметику не прогулял и вообще парень ничего, школу изредка посещает. Но на юмор нужен мешок сил. Откуда?
Генерал удивленно хмыкнул, поднялся из-за стола и недоуменно пожал плечами. Лева потащился в ванную.
Крошин приехал в ресторан «Ипподром», сел за столик, обслуживаемый Митричем. Официанта, как и рассчитывал Крошин, давно отпустили. Ресторан уже закрыли, кухня не работала. Крошину, как постоянному клиенту, подали холодную закуску. Посетителей не было, в одном углу догуливала подвыпившая компания, в противоположном, у сцены, ужинали закончившие свою программу оркестранты. Официанты убирали приборы, снимали скатерти. Крошин наполнил две большие рюмки, жестом подозвал лысого Митрича. Официант благодарно кивнул, стыдливо закрываясь ладошкой, выпил, взял корочку хлеба.
– Таблетки от головной боли не найдешь? – спросил Крошин. – Лучше две.
– Имеется, завсегда имеется, – Митрич порылся в кармане форменной тужурки, достал лекарства. – Тоже глотну, все нервы вытянули сегодня.
– Что так? – Крошин положил в рот две таблетки, запил коньяком, снова налил официанту, указал на стул.
Митрич благодарно кивнул и присел. Он в красках рассказывал, как пришли сегодня двое, друг от друга не отличишь, взяли его, старого, под руки и в машину. В кабинете другой сидит, солидный, видно начальник. Расспрашивал подробно, все больше о покойном Логинове. О том, где он в субботу сидел, да что пил и ел, с кем беседовал.
Крошин слушал равнодушно, не перебивал, вопросов не задавал, поддакивал изредка.
Официант повинился, пришлось сказать начальникам, что в ту субботу Крошин присаживался к покойному. Какой смысл скрывать-то, все одно докопаются. Не серчай, Александр, но не миновать тебе того кабинета. Крошин ответил, что Митрич поступил верно, врать в таких вопросах не следует. Вызовут так вызовут, скрывать ему, Крошину, нечего. Я так и рассудил, поддакнул Митрич. Крошин налил ему снова и спросил:
– Там-то от страха небось в горле пересохло?
– Не говори. – Митрич прихлопнул третью рюмку, повеселел. – Вроде и не виновен и мужик культурненько расспрашивает, все одно оторопь, пить страсть как хочется.
– Пить давали? – задал свой главный вопрос Крошин.
– Обязательно. Обходительный начальник, сам налил, стакан на блюдечке, чистый, сверкает аж, видно, прислуга классная у них, так протереть уметь надо.
Крошин откинулся на спинку стула, выдохнул, словно тяжесть какую тащил и теперь опустил. Отпечатки снимают, точно, вопроса нет.
– А после меня Сеньку вызвали, – Митрич показал на молодого официанта. – Он в тот вечер покойного обслуживал.
Крошин схватился за соломинку.
– Позови его. – Он уже не думал о том, что его заинтересованность может стать известной уголовному розыску. Плевать. Снимают отпечатки или не снимают?
Митрич подвел к столу худенького юношу и деликатно удалился. Крошин, отбросив осторожность, быстро задал несколько вопросов.
Молоденький официант рассказал, что ему тоже давали пить, подносили стакан тоже на блюдечке. Сеня рассказал даже больше. Во время его допроса в кабинет вошел какой-то мужчина с подносом, но на официанта не похож. Начальник, который допрашивал Сеню, сказал вошедшему: «Убери грязную посуду». Сеня еще удивился, так как стаканы были такие чистые, каких в ресторане и в начале смены не бывает.
Среди подгулявшей компании, которая шумно спорила с официантом по поводу счета, находились капитан Свиридов, лейтенанты Люся Калинина и Виктор Болтянский. Завтра фотографии беседующего с официантами преступника окажутся на столе начальства. Сначала разговор хотели записать на пленку, затем отказались. Действеннее заново допросить официантов. Свидетельские показания в суде всего
